Лучше быть снайпером с двадцатидвухкалиберной пукалкой, чем слепцом с десантным автоматом. Как эта раскрашенная сука. Он мысленно застонал. Мысли о старухе были мучительны, но он не позволил этой шлюхе занимать свой разум и вернулся к зондированию. По крайней мере так можно избавиться от скуки.
Хм-м-м... Возле двери сидел Роки, менеджер. Менеджеру Чаз не нравился. Не нравилась публика, которая к нему тянется. Роки считал его сбытчиком. Не хотел бы его здесь видеть, но дела шли по-настоящему хреново.
Мнение менеджера Чаза не огорчило. Если ты телепат, избавляйся от излишней чувствительности, иначе кончишь в психушке или голову сунешь в духовку. Как бедная мамочка – она не могла вынести, что думают о ней соседки. Дура, так и не научилась от них отгораживаться.
А вот мысли барменши Лиз были ему больше по душе. У Роки мысли были вязкие, а внутренний монолог Лиз бурлил шампанским. Ей было скучно. Одиноко немножко. Она знала, что у него есть деньги. Знала, что он может доставать наркотики, и рассуждала сама с собой, не стоит ли ему дать. Он казался ей жутковатым, но от мысли о бесплатных наркотиках у нее между ног разливалась теплота.
Чаз улыбнулся в бокал.
– Привет, Чаз. Сто лет не виделись.
Рука легла на плечо и пригвоздила его к сиденью. У Чаза посерела кожа, на лбу выступил пот.
– Соня?
Она улыбнулась, не показывая зубов.
– Конечно, я. Можно к тебе подсесть?
– Да. Конечно. Садись.
Она села в кресло напротив, и барменша подошла принять заказ новой посетительницы.
– Что-нибудь принести твоей подруге, Чаз? Пиво, коктейль? – В голосе барменши звучала легкая ревность.
Соня не обернулась:
– Нас здесь нет, понятно?
Девушка покачнулась, заморгала, потом отошла от стола, потирая лоб тыльной стороной ладони, слегка недоуменно.
– Что ты сделала? – прошипел он.
– Ничего серьезного. Просто не хочу, чтобы прерывали наше маленькое совещание. В конце концов, мы же действительно долго не виделись. Я так понимаю, твои наниматели не стали тебе сообщать, что я сбежала?
– Абсолютно не имею понятия, о чем ты говоришь.
– Брось чушь нести, Чаз. Мне ты не соврешь. Тем более я все равно это знаю. Наверняка они тебе хорошо заплатили – не могу себе представить, чтобы ты подставил горло за грош. – Она внимательно на него посмотрела. – Господи, ну и видик у тебя.
Это так и было. Почти все доллары, которые он заработал, ушли в ноздрю или в вену. Там, в Лондоне, на пике формы, он был ничего себе. Его даже называли красивым. Но распад придал его лицу крысиные черты. Она любовалась этим преображением; даже ее собственное падение не было таким полным.
Чаз закурил дешевую вонючую сигарету. Его глаза обшаривали бар в поисках какой-нибудь надежды на спасение.
– Где он, Чаз?
– Кто?
Голос Сони был холоден и отточен, как скальпель хирурга.
– У меня нет времени на игры, Чаз. Я знаю, что он у тебя. Ты его у меня стащил, когда целовал. Я поначалу думала, что из-за него ты меня застрелил.
– Соня...
– Я хочу то, что принадлежит мне, Чаз. – Она протянула руку и ждала. Элегантно-зловещий жест.
Чаз сунул руку во внутренний карман и вытащил сложенный пружинный нож. Шестидюймовая рукоятка была сделана из полированного тика. В полутьме бара подмигнул рубиновым глазом золотой дракон. Чаз подержал нож на ладони, в последний раз любуясь на золотой лист, потом передал законной владелице.
Она дрожащими руками повертела оружие, поглаживая, как любовник. Потом нажала на глаз дракона, и лезвие выскочило из рукоятки. Соня повернула его, плетение серебристой поверхности поймало свет. В неверных отблесках елочных гирлянд нож был похож на замерзшее пламя.
– Я поражена, Чаз. Я думала, ты его уже заложил.
– Собирался было... – Он глядел на серебристое лезвие, но глаза его были далеко. – Да нет. Наверное, хотел сохранить...
– Что-нибудь на память обо мне. Как это трогательно. – Она усмехнулась, и Чаз вздрогнул. – Сколько ты за меня получил?
– Я понятия не имею, что за чушь ты несешь!
– Ты по моему поручению проверял Кэтрин Колесс. Ты назначил мне встречу на детской площадке в полночь. Я пришла, Чаз, но ты был не один. С тобой была Колесс и ее громилы. Твои новые друзья. Ты мне даже не сказал, что она Настоящая! Как-то ты забыл это упомянуть, друг. Я проснулась в дурдоме. Надеюсь, ты получил свои тридцать сребреников, Чаз.
– Послушай, Соня, все было не так... Я же твой партнер, правда? Я бы не стал ничего делать против тебя. И я рад, что ты освободилась. Но у меня не было выбора, честно! Эта сука Колесс меня расколола. Она мне вывернула мозги наизнанку! Соня, она здорово сильна. Слишком сильна для таких, как я. Она мне хотела мозги выжечь. И что мне было делать? Что я мог сделать? Ты же мне веришь? – Он потянулся через стол, взял ее руки в свои. – Брось, милая. Мы друзья. Мы были больше чем друзьями. И это все можно вернуть. Я могу стать как был. Как в старые дни. Ты же удрала из этого дурдома? Можно поехать, где нас не найдут. В Мексику. В Бразилию. Что скажешь, лапонька? Рио – это же здорово?
Он смотрел ей в глаза, выискивая признаки, что она поддается. Он умел играть в эти игры, хорошо научился за годы, несмотря на отсутствие зрительного контакта. Надо будет ее оттрахать, но это просто. Он давно умел себя заводить, кто бы ни был партнером. Труднее будет перенаправить ее бешеную, садистскую ярость.
– Извини, Чаз, – улыбнулась Другая, – но Соня сейчас не командует. И это тоже хорошо. Она могла бы сделать какую-нибудь глупость. Например, простить тебя.
Чаз попытался убрать руку, но было поздно – теперь она держала его.
– Пусти! Соня, пусти!
Ее голос был вежливо-официален, как у стюардессы в самолете:
– Что ты скажешь, если я тебе сломаю по косточке за каждый день, который я провела в этой вонючей коробке для психов? Справедливо ли это будет, Чаз? Я там пробыла шесть месяцев. Это примерно сто восемьдесят дней. Знаешь ли ты, Чаз, что в теле человека двести шесть костей? Значит, у тебя останется двадцать шесть целых костей, Чаз. Не так-то уж плохо для нашей ситуации?
Она усилила хватку, и Чаз взвыл, когда кости левой руки треснули, как сухие палочки.
– Это двадцать семь... – Правая рука Чаза скривилась путаницей прямых углов. Он завопил, призывая на помощь кого-нибудь, все равно кого. Никто не услышал. – ...а это пятьдесят четыре. Осталось всего-то сто двадцать шесть. Да, кстати, Чаз, не стоит вопить о помощи. Я сказала менеджеру, что мы просим нас не беспокоить. Он был очень любезен.
Она улыбнулась, показав клыки, как кошка когти.
Мозг Чаза замкнулся от болевого шока, не давая боли изувеченных рук проникнуть дальше запястий. Он отстраненно смотрел, как причудливо торчат из-под кожи обломки фаланг. Мысли прояснились, когда болевые рецепторы отключились от мозга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63