..»
«Нет, милочка, тебе просто захотелось послушать», — подумала Этель.
«...но в это время зазвонил телефон, это была моя мама из Кливленда, она мне рассказывала про сестру, которая сейчас оформляет развод, — и целый час она говорила без умолку. А потом уже все закончилось. Я позвонила Этель. Вообще-то она смеется над своим бывшим. Как она его копирует — это бесподобно! Но телефон не отвечал, поэтому я решила, что она ушла. Вы же знаете Этель, вечно куда-то спешит. Но обычно она говорит мне, если уезжает больше, чем на пару дней, а тут — ни слова. Теперь в ее квартире обосновался племянник, и это тоже необычно».
Жоржетт Веллс сложила на груди руки. «Прохладно; правда, ненормальная погода? Я знаю, что все эти лаки для волос портят атмосферу. Ну, неважно, — продолжала она в то время, как Рут не сводила с нее и Даны глаз, ловя каждое слово. — У меня очень странное ощущение, что что-то произошло с Этель, и что здесь не обошлось без этого слизняка, ее бывшего».
«И не забывай, мама, — вмешалась Дана, — что он снова приходил в среду и явно чего-то боялся».
«Да, я как раз собиралась сказать, что ты еще видела его в среду. Это было пятое, значит, он мог принести чек. А потом я видела его вчера. Ну скажите, с чего ему было возвращаться? Но никто не видел саму Этель. Я просто начинаю думать, что он что-то с ней сделал, и, может, оставил что-то вроде улики, и это его беспокоит». Закончив свой рассказ, Жоржетт победно улыбнулась и попросила Рут: «Как друг Этель, помогите мне решить, стоит ли звонить в полицию и сказать им, что у меня есть подозрения, что мою соседку убили?»
* * *
В пятницу утром Китти Конвей позвонили из госпиталя: заболел один из водителей-волонтеров, не может ли она его заменить?
Китти вернулась домой лишь во второй половине дня, быстро переоделась в спортивный костюм и кроссовки и поехала в Моррисон-Стэйт парк. Тени уже становились длиннее, и всю дорогу она рассуждала сама с собой, не лучше ли подождать до утра, но в то же время продолжала ехать и наконец добралась до парка. За последние несколько дней солнце подсушило щебеночное покрытие на стоянке и тропинках, но на заросших лесом участках приходилось идти по влажной грязи.
Китти обошла вокруг конюшню, стараясь в точности следовать тому маршруту, по которому несла ее лошадь сорок восемь часов назад. Но к собственной досаде, она не могла в точности вспомнить дорогу. "Никакого чувства ориентации, " — пробурчала она себе под нос, когда ее по лицу стегнула ветка. Ей пришло на память, как Майкл, оказавшись один в незнакомом месте, всегда тщательно зарисовывал все пересечения дорожек и другие ориентиры.
После сорока минут бесполезного блуждания, ее кроссовки совершенно промокли и покрылись налипшей грязью, ноги болели, и Китти остановилась передохнуть и немного почистить обувь на том месте, где обычно останавливались и группировались наездники. Никого не было ни видно, ни слышно; солнце почти совсем зашло. "Я совсем рехнулась, для прогулок в одиночестве это не самое удачное место. Вернусь сюда завтра, " — подумала Китти.
Она встала и той же дорогой пошла обратно. «Ну-ка, минуточку, это же было как раз где-то здесь, — вдруг заметила она. — На этой развилке мы взяли вправо и начали подниматься по склону. А вот на этом месте чертова кляча решила сорваться в галоп».
Теперь Китти была уверена, что не ошибается. Ее сердце бешено забилось от дурного предчувствия и страха, после бессонной ночи оно совсем вышло из-под контроля. «Она видела руку... Она должна позвонить в полицию... Смешно, да и только. Это все ее воображение. Она будет выглядеть круглой идиоткой. А что, если позвонить, не называя своего имени, и не влезать самой в это дело. Нет, не годится, они могут проследить, откуда был сделан звонок». И в конце концов она вернулась к своей первоначальной затее — прежде чем поднимать тревогу, проверить самой.
То расстояние, которое лошадь пронеслась за пару минут, Китти прошла за двадцать. «Как раз на этом месте это безмозглое животное начало жевать какие-то сорняки, — припоминала она. — Здесь я натянула поводья, лошадь повернула и помчалась вниз».
«Здесь» — это на вершине крутого каменистого склона. В наступающих сумерках Китти начала спускаться. Кроссовки скользили по камням. Один раз она упала, потеряв равновесие, и оцарапала руку. "Я обязана сделать это, " — уговаривала она себя. Несмотря на холод, лоб ее покрылся испариной. Она вытерла лицо не замечая, что рука испачкана в грязи. Нигде не было видно ничего похожего на синий рукав.
На полдороге она остановилась и присела на большой валун. «У меня просто не все в порядке с головой, — решила она. — Еще слава Богу, что хватило ума не позвонить в полицию. Надо отдышаться и скорее домой под горячий душ». И добавила вслух: «Я не нахожу подобные прогулки чересчур увлекательными». Когда ее дыхание пришло в норму, она вытерла руки о свой светло-серый костюм и собралась вставать. Опершись правой о камень, она что-то почувствовала под рукой.
Китти опустила голову, и крик застрял у нее в горле, вместо него вырвался лишь глухой стон. Ее пальцы коснулись других пальцев, наманикюренных, с покрытыми темно-красным лаком ногтями. Ладонь Китти скользнула по камню рядом с другой ладонью, обрамленной синей манжетой, которая так врезалась в ее сознание. Обрывок черного целлофана траурной лентой обвивал тонкое безжизненное запястье.
* * *
В пятницу в семь часов утра Денни Адлер, переодевшись в пьянчужку, расположился под стеной дома прямо напротив Шваб-Хаус. Было сыро и ветрено, и он подумал, что вполне вероятно, Нив Керни не пойдет сегодня на работу пешком. Но еще давным-давно, выслеживая очередную жертву, он научился быть терпеливым. Большой Чарли говорил, что обычно Керни уходит в магазин рано, где-то между половиной восьмого и восемью.
С четверти восьмого началось массовое перемещение. Подошел автобус и забрал детей в одну из престижных закрытых школ. «Я тоже ходил в закрытую школу, — усмехнулся про себя Денни. — В Браунсвиллскую исправительную колонию в Нью-Джерси».
Потом наступило время золотой молодежи. Все в одинаковых плащах — «Нет, в „Барберри“, — поправил себя Денни. — Запоминай». Дальше потянулись важный чиновный люд: мужчины и женщины, седоволосые, холеные, явно довольные жизнью. Со своего наблюдательного пункта Денни мог отлично все видеть.
В двадцать минут девятого он сообразил, что сегодня ему вряд ли уже повезет, а раздражать опозданием менеджера в кафе было бы слишком рискованно. Денни был уверен, что со своей характеристикой он будет подвергнут тщательнейшему допросу, когда подойдет к концу срок его работы. Офицер, под чьим присмотром он находился, должен замолвить за него словечко: «Один из моих лучших людей, — скажет Тухей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
«Нет, милочка, тебе просто захотелось послушать», — подумала Этель.
«...но в это время зазвонил телефон, это была моя мама из Кливленда, она мне рассказывала про сестру, которая сейчас оформляет развод, — и целый час она говорила без умолку. А потом уже все закончилось. Я позвонила Этель. Вообще-то она смеется над своим бывшим. Как она его копирует — это бесподобно! Но телефон не отвечал, поэтому я решила, что она ушла. Вы же знаете Этель, вечно куда-то спешит. Но обычно она говорит мне, если уезжает больше, чем на пару дней, а тут — ни слова. Теперь в ее квартире обосновался племянник, и это тоже необычно».
Жоржетт Веллс сложила на груди руки. «Прохладно; правда, ненормальная погода? Я знаю, что все эти лаки для волос портят атмосферу. Ну, неважно, — продолжала она в то время, как Рут не сводила с нее и Даны глаз, ловя каждое слово. — У меня очень странное ощущение, что что-то произошло с Этель, и что здесь не обошлось без этого слизняка, ее бывшего».
«И не забывай, мама, — вмешалась Дана, — что он снова приходил в среду и явно чего-то боялся».
«Да, я как раз собиралась сказать, что ты еще видела его в среду. Это было пятое, значит, он мог принести чек. А потом я видела его вчера. Ну скажите, с чего ему было возвращаться? Но никто не видел саму Этель. Я просто начинаю думать, что он что-то с ней сделал, и, может, оставил что-то вроде улики, и это его беспокоит». Закончив свой рассказ, Жоржетт победно улыбнулась и попросила Рут: «Как друг Этель, помогите мне решить, стоит ли звонить в полицию и сказать им, что у меня есть подозрения, что мою соседку убили?»
* * *
В пятницу утром Китти Конвей позвонили из госпиталя: заболел один из водителей-волонтеров, не может ли она его заменить?
Китти вернулась домой лишь во второй половине дня, быстро переоделась в спортивный костюм и кроссовки и поехала в Моррисон-Стэйт парк. Тени уже становились длиннее, и всю дорогу она рассуждала сама с собой, не лучше ли подождать до утра, но в то же время продолжала ехать и наконец добралась до парка. За последние несколько дней солнце подсушило щебеночное покрытие на стоянке и тропинках, но на заросших лесом участках приходилось идти по влажной грязи.
Китти обошла вокруг конюшню, стараясь в точности следовать тому маршруту, по которому несла ее лошадь сорок восемь часов назад. Но к собственной досаде, она не могла в точности вспомнить дорогу. "Никакого чувства ориентации, " — пробурчала она себе под нос, когда ее по лицу стегнула ветка. Ей пришло на память, как Майкл, оказавшись один в незнакомом месте, всегда тщательно зарисовывал все пересечения дорожек и другие ориентиры.
После сорока минут бесполезного блуждания, ее кроссовки совершенно промокли и покрылись налипшей грязью, ноги болели, и Китти остановилась передохнуть и немного почистить обувь на том месте, где обычно останавливались и группировались наездники. Никого не было ни видно, ни слышно; солнце почти совсем зашло. "Я совсем рехнулась, для прогулок в одиночестве это не самое удачное место. Вернусь сюда завтра, " — подумала Китти.
Она встала и той же дорогой пошла обратно. «Ну-ка, минуточку, это же было как раз где-то здесь, — вдруг заметила она. — На этой развилке мы взяли вправо и начали подниматься по склону. А вот на этом месте чертова кляча решила сорваться в галоп».
Теперь Китти была уверена, что не ошибается. Ее сердце бешено забилось от дурного предчувствия и страха, после бессонной ночи оно совсем вышло из-под контроля. «Она видела руку... Она должна позвонить в полицию... Смешно, да и только. Это все ее воображение. Она будет выглядеть круглой идиоткой. А что, если позвонить, не называя своего имени, и не влезать самой в это дело. Нет, не годится, они могут проследить, откуда был сделан звонок». И в конце концов она вернулась к своей первоначальной затее — прежде чем поднимать тревогу, проверить самой.
То расстояние, которое лошадь пронеслась за пару минут, Китти прошла за двадцать. «Как раз на этом месте это безмозглое животное начало жевать какие-то сорняки, — припоминала она. — Здесь я натянула поводья, лошадь повернула и помчалась вниз».
«Здесь» — это на вершине крутого каменистого склона. В наступающих сумерках Китти начала спускаться. Кроссовки скользили по камням. Один раз она упала, потеряв равновесие, и оцарапала руку. "Я обязана сделать это, " — уговаривала она себя. Несмотря на холод, лоб ее покрылся испариной. Она вытерла лицо не замечая, что рука испачкана в грязи. Нигде не было видно ничего похожего на синий рукав.
На полдороге она остановилась и присела на большой валун. «У меня просто не все в порядке с головой, — решила она. — Еще слава Богу, что хватило ума не позвонить в полицию. Надо отдышаться и скорее домой под горячий душ». И добавила вслух: «Я не нахожу подобные прогулки чересчур увлекательными». Когда ее дыхание пришло в норму, она вытерла руки о свой светло-серый костюм и собралась вставать. Опершись правой о камень, она что-то почувствовала под рукой.
Китти опустила голову, и крик застрял у нее в горле, вместо него вырвался лишь глухой стон. Ее пальцы коснулись других пальцев, наманикюренных, с покрытыми темно-красным лаком ногтями. Ладонь Китти скользнула по камню рядом с другой ладонью, обрамленной синей манжетой, которая так врезалась в ее сознание. Обрывок черного целлофана траурной лентой обвивал тонкое безжизненное запястье.
* * *
В пятницу в семь часов утра Денни Адлер, переодевшись в пьянчужку, расположился под стеной дома прямо напротив Шваб-Хаус. Было сыро и ветрено, и он подумал, что вполне вероятно, Нив Керни не пойдет сегодня на работу пешком. Но еще давным-давно, выслеживая очередную жертву, он научился быть терпеливым. Большой Чарли говорил, что обычно Керни уходит в магазин рано, где-то между половиной восьмого и восемью.
С четверти восьмого началось массовое перемещение. Подошел автобус и забрал детей в одну из престижных закрытых школ. «Я тоже ходил в закрытую школу, — усмехнулся про себя Денни. — В Браунсвиллскую исправительную колонию в Нью-Джерси».
Потом наступило время золотой молодежи. Все в одинаковых плащах — «Нет, в „Барберри“, — поправил себя Денни. — Запоминай». Дальше потянулись важный чиновный люд: мужчины и женщины, седоволосые, холеные, явно довольные жизнью. Со своего наблюдательного пункта Денни мог отлично все видеть.
В двадцать минут девятого он сообразил, что сегодня ему вряд ли уже повезет, а раздражать опозданием менеджера в кафе было бы слишком рискованно. Денни был уверен, что со своей характеристикой он будет подвергнут тщательнейшему допросу, когда подойдет к концу срок его работы. Офицер, под чьим присмотром он находился, должен замолвить за него словечко: «Один из моих лучших людей, — скажет Тухей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70