..
Все эти годы, несмотря на разные проблемы, Рут всегда спала с ним в одной постели. Иногда они неделями, а то и месяцами не прикасались друг к другу — все эти денежные проблемы вытягивали из них последние силы, но все равно, не обсуждая это, они ложились вместе, следуя традиции — жена должна спать вместе со своим мужем.
Симус огляделся в комнате, пытаясь увидеть все глазами Рут. Мебель в спальне была куплена его матерью, когда самому Симусу было всего десять лет. Еще не антиквариат — просто старая рухлядь: фанера под красное дерево, идиотское подвижное зеркало над трюмо. Он помнил, как мать полировала мебель, тряслась над ней и очень ею гордилась. Гарнитур — кровать, трюмо и комод — удовлетворяли все ее представления о «красивом доме».
Рут вырезала и хранила картинки приглянувшихся ей интерьеров из журнала «Хаус Бьютифул». Современная мебель. Пастельные тона. Много свободного пространства, много воздуха. Постоянные заботы о деньгах стерли с ее лица надежду и свет, сделали ее слишком строгой к дочерям. Он вспомнил, как она орала на Марси: «Ну, как ты могла порвать платье?! Я же столько копила на него!»
И все из-за Этель.
Симус опустил голову на руки. Тот телефонный звонок камнем лег на его совесть. Нет выхода. Пару лет назад он смотрел фильм, который так и назывался — «Нет выхода».
Прошлым вечером он чуть не поднял руку на Рут. Воспоминание о тех последних нескольких минутах с Этель, тот момент, когда он потерял над собой контроль, когда он...
Симус зарылся головой в подушку. Какой смысл тащиться сейчас в бар, делать вид, что все в порядке? Он до сих пор не может поверить в то, что сделал. И менять что-либо поздно. Он это знал. То, что все это не принесет ничего хорошего, он тоже знал. Симус закрыл глаза.
Он не заметил, как уснул. Откуда-то внезапно появилась Рут. Бледная от гнева, она сидела на краю кровати, а в глазах была такая затравленность и паника, как будто она выскочила из-под обстрела.
«Симус, — сказала она, — Ты должен мне все рассказать. Что ты с ней сделал?»
* * *
В пятницу в десять часов утра Гордон Стюбер появился в своем офисе на Западе 37-ой улицы. В лифте он поднимался вместе с тремя чопорными мужчинами, в которых тут же узнал государственных ревизоров, вернувшихся, чтобы вновь погрузиться в его бумаги. Подчиненным осталось лишь перехватить сердитый взгляд Гордона из-под сведенных бровей и услышать брошенное на ходу: «Поосторожней!»
Он пересек демонстрационный зал, не обращая внимания ни на клиентов, ни на своих работников, быстро прошел мимо стола секретарши Мэй, не удостаивая ответом ее робкое: «Доброе утро, сэр», и скрылся в своем кабинете, хлопнув дверью.
Когда он сел за стол и откинулся в изысканном, вызывающим у всех восхищение, кресле, обтянутом сафьяном, сердитое выражение на его лице сменилось тревогой.
Он окинул взглядом кабинет, наслаждаясь тем комфортом, которым себя окружил: диваны и кресла тисненой кожи; картины и статуэтки, приобретенные за бешеные деньги, могли бы украсить любой музей... Спасибо Нив Керни, теперь ему придется большую часть времени проводить не у себя в кабинете, а в суде. Или в тюрьме, если он не будет достаточно осторожным.
Стюбер встал и подошел к окну. 37-ая улица — неразбериха, суета, уличные торговцы, — она не меняется. Он вспомнил, как ребенком бегал прямо из школы помогать отцу, меховщику. «Дешевые меха». Лиса под соболь. Ровно каждые два года отец объявлял себя банкротом. К тому времени, как Гордону исполнилось пятнадцать, он уже твердо знал, что не станет всю свою жизнь чихать среди кроличьих шкурок, уверяя идиотов, что им удивительно к лицу эти убогие «меха».
Подкладка. Это он решил еще до того, как стал взрослым. Это то, что необходимо всегда. Чем бы ты не торговал: куртками — длинными или короткими, меховыми пальто или плащами, везде требуется подкладка.
Все оказалось несложно, и, опираясь на неохотно выданные отцом деньги в долг, Гордон открыл «Стюбер Энтерпрайзес». Молодежь, которую он нанимал из школ по дизайну, имела свежее воображение и была оригинальна, в результате чего расцветки его подкладочных тканей получались восхитительными.
Но подкладка это не совсем тот бизнес, благодаря которому можно снискать известность. Поэтому он стал ловить молодых людей, знакомых с пошивом костюмов. Он задался целью стать кем-то вроде Шанель.
И снова успех. Его костюмы продавались в лучших магазинах. Но он был одним из дюжины, даже из двух дюжин, постоянно сражаясь за состоятельного клиента, что также не приносило достаточных в его представлении доходов.
Стюбер взял со стола сигарету и зажигалку, золотую, украшенную рубинчиками и, прикурив, еще долго крутил ее в руках. Да-а, все, что надо было сделать этим молодцам из ФБР, так это подсчитать стоимость обстановки его кабинета, включая и зажигалку, а они все продолжают копать, пока не найдут что-нибудь, чтобы предъявить ему обвинение в уклонении от уплаты налогов.
"Все эти проклятые профсоюзы, они ни за что не дадут нормально заработать, " — сказал он себе. Все это знают. Каждый раз, когда Стюбер видел по телевизору рекламу одного из женских рабочих профсоюзов, он испытывал желание чем-нибудь запустить в экран. Все, что они хотели — это больше денег. Прекратите ввозить людей, наймите нас.
Всего три года назад он начал делать то, что все делали и до него — нанимать иммигрантов без вида на жительство на нелегальную работу. А почему нет? Мексиканцы прекрасные портные. Вот тогда он почувствовал, что такое настоящие деньги.
Когда Нив Керни настучала на него, он был готов закрыть свою фабрику. Но тут появилась эта сумасшедшая Этель Ламбстон со своим инстинктом хорошей ищейки... Он вспомнил, как эта сука ворвалась сюда вечером в прошлую среду. За дверью сидела Мэй. Иначе бы прямо тогда...
Он выгнал ее; взяв за плечи, толкнул ее так, что, пролетев через весь демонстрационный зал к выходу, она очутилась у лифта. Но это ее совершенно не смутило. Услышав, что он хлопнул дверью, она закричала: «Если ты до сих пор не попался, то они все равно доберутся до твоих налогов, также, как и до твоей фабрики. И это только начало. Я — то знаю, какими деньгами ты набиваешь себе карманы».
Он понял, что любой ценой ей надо было не дать залезть в его дела. Ее надо было остановить.
Зазвонил телефон — мягкий мурлыкающий звук. Раздраженный, Гордон взял трубку: «Что там, Мэй?»
Голос секретарши звучал виновато: «Я знаю, что вы не хотели, чтобы вас тревожили, сэр, но люди из прокуратуры настаивают на встрече с вами».
«Впусти их». Стюбер одернул пиджак своего светло-бежевого итальянского шелкового костюма, засунул носовой платок за манжет с квадратной бриллиантовой запонкой и принял комфортную позу в кресле за столом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Все эти годы, несмотря на разные проблемы, Рут всегда спала с ним в одной постели. Иногда они неделями, а то и месяцами не прикасались друг к другу — все эти денежные проблемы вытягивали из них последние силы, но все равно, не обсуждая это, они ложились вместе, следуя традиции — жена должна спать вместе со своим мужем.
Симус огляделся в комнате, пытаясь увидеть все глазами Рут. Мебель в спальне была куплена его матерью, когда самому Симусу было всего десять лет. Еще не антиквариат — просто старая рухлядь: фанера под красное дерево, идиотское подвижное зеркало над трюмо. Он помнил, как мать полировала мебель, тряслась над ней и очень ею гордилась. Гарнитур — кровать, трюмо и комод — удовлетворяли все ее представления о «красивом доме».
Рут вырезала и хранила картинки приглянувшихся ей интерьеров из журнала «Хаус Бьютифул». Современная мебель. Пастельные тона. Много свободного пространства, много воздуха. Постоянные заботы о деньгах стерли с ее лица надежду и свет, сделали ее слишком строгой к дочерям. Он вспомнил, как она орала на Марси: «Ну, как ты могла порвать платье?! Я же столько копила на него!»
И все из-за Этель.
Симус опустил голову на руки. Тот телефонный звонок камнем лег на его совесть. Нет выхода. Пару лет назад он смотрел фильм, который так и назывался — «Нет выхода».
Прошлым вечером он чуть не поднял руку на Рут. Воспоминание о тех последних нескольких минутах с Этель, тот момент, когда он потерял над собой контроль, когда он...
Симус зарылся головой в подушку. Какой смысл тащиться сейчас в бар, делать вид, что все в порядке? Он до сих пор не может поверить в то, что сделал. И менять что-либо поздно. Он это знал. То, что все это не принесет ничего хорошего, он тоже знал. Симус закрыл глаза.
Он не заметил, как уснул. Откуда-то внезапно появилась Рут. Бледная от гнева, она сидела на краю кровати, а в глазах была такая затравленность и паника, как будто она выскочила из-под обстрела.
«Симус, — сказала она, — Ты должен мне все рассказать. Что ты с ней сделал?»
* * *
В пятницу в десять часов утра Гордон Стюбер появился в своем офисе на Западе 37-ой улицы. В лифте он поднимался вместе с тремя чопорными мужчинами, в которых тут же узнал государственных ревизоров, вернувшихся, чтобы вновь погрузиться в его бумаги. Подчиненным осталось лишь перехватить сердитый взгляд Гордона из-под сведенных бровей и услышать брошенное на ходу: «Поосторожней!»
Он пересек демонстрационный зал, не обращая внимания ни на клиентов, ни на своих работников, быстро прошел мимо стола секретарши Мэй, не удостаивая ответом ее робкое: «Доброе утро, сэр», и скрылся в своем кабинете, хлопнув дверью.
Когда он сел за стол и откинулся в изысканном, вызывающим у всех восхищение, кресле, обтянутом сафьяном, сердитое выражение на его лице сменилось тревогой.
Он окинул взглядом кабинет, наслаждаясь тем комфортом, которым себя окружил: диваны и кресла тисненой кожи; картины и статуэтки, приобретенные за бешеные деньги, могли бы украсить любой музей... Спасибо Нив Керни, теперь ему придется большую часть времени проводить не у себя в кабинете, а в суде. Или в тюрьме, если он не будет достаточно осторожным.
Стюбер встал и подошел к окну. 37-ая улица — неразбериха, суета, уличные торговцы, — она не меняется. Он вспомнил, как ребенком бегал прямо из школы помогать отцу, меховщику. «Дешевые меха». Лиса под соболь. Ровно каждые два года отец объявлял себя банкротом. К тому времени, как Гордону исполнилось пятнадцать, он уже твердо знал, что не станет всю свою жизнь чихать среди кроличьих шкурок, уверяя идиотов, что им удивительно к лицу эти убогие «меха».
Подкладка. Это он решил еще до того, как стал взрослым. Это то, что необходимо всегда. Чем бы ты не торговал: куртками — длинными или короткими, меховыми пальто или плащами, везде требуется подкладка.
Все оказалось несложно, и, опираясь на неохотно выданные отцом деньги в долг, Гордон открыл «Стюбер Энтерпрайзес». Молодежь, которую он нанимал из школ по дизайну, имела свежее воображение и была оригинальна, в результате чего расцветки его подкладочных тканей получались восхитительными.
Но подкладка это не совсем тот бизнес, благодаря которому можно снискать известность. Поэтому он стал ловить молодых людей, знакомых с пошивом костюмов. Он задался целью стать кем-то вроде Шанель.
И снова успех. Его костюмы продавались в лучших магазинах. Но он был одним из дюжины, даже из двух дюжин, постоянно сражаясь за состоятельного клиента, что также не приносило достаточных в его представлении доходов.
Стюбер взял со стола сигарету и зажигалку, золотую, украшенную рубинчиками и, прикурив, еще долго крутил ее в руках. Да-а, все, что надо было сделать этим молодцам из ФБР, так это подсчитать стоимость обстановки его кабинета, включая и зажигалку, а они все продолжают копать, пока не найдут что-нибудь, чтобы предъявить ему обвинение в уклонении от уплаты налогов.
"Все эти проклятые профсоюзы, они ни за что не дадут нормально заработать, " — сказал он себе. Все это знают. Каждый раз, когда Стюбер видел по телевизору рекламу одного из женских рабочих профсоюзов, он испытывал желание чем-нибудь запустить в экран. Все, что они хотели — это больше денег. Прекратите ввозить людей, наймите нас.
Всего три года назад он начал делать то, что все делали и до него — нанимать иммигрантов без вида на жительство на нелегальную работу. А почему нет? Мексиканцы прекрасные портные. Вот тогда он почувствовал, что такое настоящие деньги.
Когда Нив Керни настучала на него, он был готов закрыть свою фабрику. Но тут появилась эта сумасшедшая Этель Ламбстон со своим инстинктом хорошей ищейки... Он вспомнил, как эта сука ворвалась сюда вечером в прошлую среду. За дверью сидела Мэй. Иначе бы прямо тогда...
Он выгнал ее; взяв за плечи, толкнул ее так, что, пролетев через весь демонстрационный зал к выходу, она очутилась у лифта. Но это ее совершенно не смутило. Услышав, что он хлопнул дверью, она закричала: «Если ты до сих пор не попался, то они все равно доберутся до твоих налогов, также, как и до твоей фабрики. И это только начало. Я — то знаю, какими деньгами ты набиваешь себе карманы».
Он понял, что любой ценой ей надо было не дать залезть в его дела. Ее надо было остановить.
Зазвонил телефон — мягкий мурлыкающий звук. Раздраженный, Гордон взял трубку: «Что там, Мэй?»
Голос секретарши звучал виновато: «Я знаю, что вы не хотели, чтобы вас тревожили, сэр, но люди из прокуратуры настаивают на встрече с вами».
«Впусти их». Стюбер одернул пиджак своего светло-бежевого итальянского шелкового костюма, засунул носовой платок за манжет с квадратной бриллиантовой запонкой и принял комфортную позу в кресле за столом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70