Но мальчик знал, что, открыв ее, он поможет бездомным собакам. Теперь в голосах животных слышалось еще более сильное страдание: они скулили громче и жалобнее, а временами громко завывали.
Уилл импульсивно рванулся вперед и побежал к двери. Но на полпути он остановился, услышав голос Мерримена, мягкий, но в то же время холодный, как камень на морозе:
– Постой. Если ты увидишь, как выглядит эта бедная несчастная собачка, ты очень удивишься. И это будет последнее, что ты увидишь в своей жизни.
Уилл стоял на месте и ждал, с недоверием глядя на Мерримена. Снова раздался протяжный вой, затем все стихло. На секунду воцарилась тишина. Но уже в следующий миг он услышал голос своей матери, зовущий его из-за двери.
– Уилл? Уи-и-лл… Помоги мне, Уилл!
Он не мог ошибиться – это был ее голос. Но в нем звучала какая-то незнакомая интонация, нотки страха и паники, что очень напугало Уилла. Голос зазвучал снова:
– Уилл! Ты нужен мне… где ты, Уилл? Пожалуйста, Уилл, приди, помоги мне…
В конце этой фразы мальчик услышал звук, похожий на горестное всхлипывание.
Уилл не мог вынести этого. Сломя голову он бросился к двери. Голос Мерримена догнал его, словно хлестнул кнутом.
– Стой!
– Но я должен идти, разве вы не слышите ее? – гневно закричал Уилл. – Они похитили мою маму, я должен ее спасти!
– Не открывай эту дверь! – В голосе Мерримена слышалось отчаяние, и Уилл инстинктивно понял его причину. Мерримен знал, что на этот раз он не в силах остановить мальчика.
– Это не твоя мать, Уилл, – отчетливо произнесла пожилая леди.
– Пожалуйста, Уилл, – голос матери умолял из-за двери.
– Я иду! – Уилл бросился к тяжелой задвижке на двери, но в спешке оступился, наткнулся на высокий подсвечник и ударился о него рукой. Он почувствовал обжигающую боль в предплечье, вскрикнул и опустился на пол, не в силах оторвать глаз от внутренней стороны своего запястья, где, причиняя мучительную боль, пылал ожог в форме круга с перекрестьем внутри. И снова железный Знак на его ремне поймал его врасплох, жестоко ужалив холодом. Казалось, на этот раз круг достиг температуры белого каления в своем яростно-кричащем предупреждении о близком присутствии зла – присутствии, о котором Уилл знал, но забыл. Мерримен и пожилая леди по-прежнему не двигались. Уилл поднялся на ноги и слушал, как за дверью голос его матери жалобно причитал, потом становился озлобленным и сыпал угрозами; затем снова смягчался и звучал ласково, пока, наконец, не растворился в протяжном рыдании. Эти звуки перевернули душу мальчика, хотя его ум и чувства говорили ему, что этот голос был всего лишь иллюзией.
И дверь исчезла, постепенно растаяла, словно в тумане, а серая каменная стена стала сплошной и нерушимой, как раньше. Снаружи снова зазвучал наводящий ужас хор нечеловеческих голосов, стонущий и завывающий.
Леди поднялась и пересекла зал, складки ее длинного зеленого платья мягко покачивались при ходьбе. Она взяла обожженную руку Уилла и положила на нее прохладную ладонь своей правой руки. Потом она отпустила его. Боль в руке Уилла исчезла, а на поврежденном огнем запястье он увидел гладкую светлую кожу без единого волоска, какая обычно остается на месте зажившего ожога. Но форма шрама была очень четкой, и он знал, что след от этого ожога останется у него на всю жизнь как своеобразная метка.
Звуки из ночного кошмара за стеной становились громче и превращались в какофонию.
– Мне очень жаль, – расстроенно произнес Уилл.
– Мы в осаде, как ты понял, – пояснил Мерримен, приблизившись к мальчику и леди. – Они хотят одержать над тобой верх, пока твоя сила еще не окрепла. Но испытания только начинаются. В этом году в период зимнего солнцестояния силы Тьмы будут неуклонно расти, и древняя магия сможет нейтрализовать их только на время Рождества. А сразу после Рождества их силы прибудут, и они не сдадут свои позиции до Двенадцатого дня и Двенадцатой ночи – ведь именно на эти сутки в старые времена приходилось Рождество, а в еще более древнюю эпоху отмечался самый великий зимний праздник.
– Что же произойдет? – спросил Уилл.
– Мы должны думать только о том, что должны делать, – ответила пожилая леди. – И в первую очередь необходимо освободить тебя из круга темной силы, сгущающейся сейчас в этом зале.
Внимательно выслушав ее слова, Мерримен сказал:
– Необходимо защитить тебя от любой опасности. Их первая попытка надавить на твои чувства провалилась, но они обязательно предпримут другую.
– Но ты ни в коем случае не должен бояться их, – предупредила женщина. – Запомни это, Уилл. Очень часто они будут пытаться напугать тебя, но ты не должен поддаваться. Силы Тьмы способны на многое, но они не в состоянии разрушить тебя. Они не могут убить тех, кто служит Свету. Если только они не получат полную власть над всей землей. И задача Носителей Света – и твоя, и наша – предотвратить это. Не дай им вселить в тебя ужас или заставить отчаяться.
Она продолжала говорить, но ее голос тонул, как скала, которую захлестнула высокая волна прилива; ее слова растворялись в звуках зловещего хора, который выл и хрипел за стенами зала, становясь все громче, напористее и озлобленнее, превращаясь в какофонию визга и нечеловеческого хохота, криков ужаса и стонов уныния. Уилл слушал эти звуки, покрываясь холодным потом, по его спине побежали мурашки.
И, словно во сне, он услышал низкий голос Мерримена, пробившийся сквозь этот ужасающий шум, который звал Уилла. Но мальчик не смог бы даже двинуться с места, если бы старая леди не взяла его за руку и не провела через весь зал к камину, единственному источнику света в этой темной пещере. Мерримен говорил быстро и властно, склонившись к его уху:
– Стой в круге света. Повернись спиной к столу и держи нас за руки. Такой союз они не смогут разрушить.
Мерримен и леди, стоявшие в тени рядом с Уиллом, взяли его за руки. Огонь в камине потух, и мальчик краем глаза заметил, что на столе позади него пламя свечей, образующих круг, выросло и стало гигантским; оно вздымалось теперь так высоко, что, обернувшись, Уилл увидел громадную белую колонну света. Но от этого огромного столба пламени почему-то не исходил жар, и, хотя огонь горел очень ярко, пространство под столом не было освещено.
Уилл не мог видеть остальной части зала – ни стен, ни картин, ни одной из дверей. Он видел лишь черную пустоту ночи, разраставшуюся, заливавшую собой все вокруг.
Это была Тьма, которая наступала, чтобы поглотить Уилла Стэнтона до того, как он обретет силу и станет серьезным противником. При свете странных свечей Уилл крепко сжимал хрупкие пальцы старой леди и жесткую кисть Мерримена. Звуки Тьмы становились поистине невыносимыми: теперь к завываниям и реву прибавилось победоносное ржание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Уилл импульсивно рванулся вперед и побежал к двери. Но на полпути он остановился, услышав голос Мерримена, мягкий, но в то же время холодный, как камень на морозе:
– Постой. Если ты увидишь, как выглядит эта бедная несчастная собачка, ты очень удивишься. И это будет последнее, что ты увидишь в своей жизни.
Уилл стоял на месте и ждал, с недоверием глядя на Мерримена. Снова раздался протяжный вой, затем все стихло. На секунду воцарилась тишина. Но уже в следующий миг он услышал голос своей матери, зовущий его из-за двери.
– Уилл? Уи-и-лл… Помоги мне, Уилл!
Он не мог ошибиться – это был ее голос. Но в нем звучала какая-то незнакомая интонация, нотки страха и паники, что очень напугало Уилла. Голос зазвучал снова:
– Уилл! Ты нужен мне… где ты, Уилл? Пожалуйста, Уилл, приди, помоги мне…
В конце этой фразы мальчик услышал звук, похожий на горестное всхлипывание.
Уилл не мог вынести этого. Сломя голову он бросился к двери. Голос Мерримена догнал его, словно хлестнул кнутом.
– Стой!
– Но я должен идти, разве вы не слышите ее? – гневно закричал Уилл. – Они похитили мою маму, я должен ее спасти!
– Не открывай эту дверь! – В голосе Мерримена слышалось отчаяние, и Уилл инстинктивно понял его причину. Мерримен знал, что на этот раз он не в силах остановить мальчика.
– Это не твоя мать, Уилл, – отчетливо произнесла пожилая леди.
– Пожалуйста, Уилл, – голос матери умолял из-за двери.
– Я иду! – Уилл бросился к тяжелой задвижке на двери, но в спешке оступился, наткнулся на высокий подсвечник и ударился о него рукой. Он почувствовал обжигающую боль в предплечье, вскрикнул и опустился на пол, не в силах оторвать глаз от внутренней стороны своего запястья, где, причиняя мучительную боль, пылал ожог в форме круга с перекрестьем внутри. И снова железный Знак на его ремне поймал его врасплох, жестоко ужалив холодом. Казалось, на этот раз круг достиг температуры белого каления в своем яростно-кричащем предупреждении о близком присутствии зла – присутствии, о котором Уилл знал, но забыл. Мерримен и пожилая леди по-прежнему не двигались. Уилл поднялся на ноги и слушал, как за дверью голос его матери жалобно причитал, потом становился озлобленным и сыпал угрозами; затем снова смягчался и звучал ласково, пока, наконец, не растворился в протяжном рыдании. Эти звуки перевернули душу мальчика, хотя его ум и чувства говорили ему, что этот голос был всего лишь иллюзией.
И дверь исчезла, постепенно растаяла, словно в тумане, а серая каменная стена стала сплошной и нерушимой, как раньше. Снаружи снова зазвучал наводящий ужас хор нечеловеческих голосов, стонущий и завывающий.
Леди поднялась и пересекла зал, складки ее длинного зеленого платья мягко покачивались при ходьбе. Она взяла обожженную руку Уилла и положила на нее прохладную ладонь своей правой руки. Потом она отпустила его. Боль в руке Уилла исчезла, а на поврежденном огнем запястье он увидел гладкую светлую кожу без единого волоска, какая обычно остается на месте зажившего ожога. Но форма шрама была очень четкой, и он знал, что след от этого ожога останется у него на всю жизнь как своеобразная метка.
Звуки из ночного кошмара за стеной становились громче и превращались в какофонию.
– Мне очень жаль, – расстроенно произнес Уилл.
– Мы в осаде, как ты понял, – пояснил Мерримен, приблизившись к мальчику и леди. – Они хотят одержать над тобой верх, пока твоя сила еще не окрепла. Но испытания только начинаются. В этом году в период зимнего солнцестояния силы Тьмы будут неуклонно расти, и древняя магия сможет нейтрализовать их только на время Рождества. А сразу после Рождества их силы прибудут, и они не сдадут свои позиции до Двенадцатого дня и Двенадцатой ночи – ведь именно на эти сутки в старые времена приходилось Рождество, а в еще более древнюю эпоху отмечался самый великий зимний праздник.
– Что же произойдет? – спросил Уилл.
– Мы должны думать только о том, что должны делать, – ответила пожилая леди. – И в первую очередь необходимо освободить тебя из круга темной силы, сгущающейся сейчас в этом зале.
Внимательно выслушав ее слова, Мерримен сказал:
– Необходимо защитить тебя от любой опасности. Их первая попытка надавить на твои чувства провалилась, но они обязательно предпримут другую.
– Но ты ни в коем случае не должен бояться их, – предупредила женщина. – Запомни это, Уилл. Очень часто они будут пытаться напугать тебя, но ты не должен поддаваться. Силы Тьмы способны на многое, но они не в состоянии разрушить тебя. Они не могут убить тех, кто служит Свету. Если только они не получат полную власть над всей землей. И задача Носителей Света – и твоя, и наша – предотвратить это. Не дай им вселить в тебя ужас или заставить отчаяться.
Она продолжала говорить, но ее голос тонул, как скала, которую захлестнула высокая волна прилива; ее слова растворялись в звуках зловещего хора, который выл и хрипел за стенами зала, становясь все громче, напористее и озлобленнее, превращаясь в какофонию визга и нечеловеческого хохота, криков ужаса и стонов уныния. Уилл слушал эти звуки, покрываясь холодным потом, по его спине побежали мурашки.
И, словно во сне, он услышал низкий голос Мерримена, пробившийся сквозь этот ужасающий шум, который звал Уилла. Но мальчик не смог бы даже двинуться с места, если бы старая леди не взяла его за руку и не провела через весь зал к камину, единственному источнику света в этой темной пещере. Мерримен говорил быстро и властно, склонившись к его уху:
– Стой в круге света. Повернись спиной к столу и держи нас за руки. Такой союз они не смогут разрушить.
Мерримен и леди, стоявшие в тени рядом с Уиллом, взяли его за руки. Огонь в камине потух, и мальчик краем глаза заметил, что на столе позади него пламя свечей, образующих круг, выросло и стало гигантским; оно вздымалось теперь так высоко, что, обернувшись, Уилл увидел громадную белую колонну света. Но от этого огромного столба пламени почему-то не исходил жар, и, хотя огонь горел очень ярко, пространство под столом не было освещено.
Уилл не мог видеть остальной части зала – ни стен, ни картин, ни одной из дверей. Он видел лишь черную пустоту ночи, разраставшуюся, заливавшую собой все вокруг.
Это была Тьма, которая наступала, чтобы поглотить Уилла Стэнтона до того, как он обретет силу и станет серьезным противником. При свете странных свечей Уилл крепко сжимал хрупкие пальцы старой леди и жесткую кисть Мерримена. Звуки Тьмы становились поистине невыносимыми: теперь к завываниям и реву прибавилось победоносное ржание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69