Убитая все еще лежала неподалеку от входной двери, два парамедика из скорой помощи уже готовились унести тело. К Хутиэли подошел эксперт Хан и сказал, понизив голос:
— Ее били. Судя по повреждениям, тот, кто бил, находился в состоянии аффекта. Он чуть не свернул женщине шею, но продолжал наносить удары даже когда она умерла.
— Муж? — поинтересовался инспектор. — Или, может, любовник? На ограбление вроде бы не похоже.
— Нет, это не ограбление, — покачал головой Хан. — В квартире полный порядок. Похоже, что ничего не пропало, но это, конечно, можно будет определить позднее.
— Борис, — обратился Хутиэли к Берковичу, — я произведу осмотр, а ты займись поисками мужа. И выясни, что это за люди, какие между ними были отношения.
Сержант вышел из холла и с первого взгляда определил в стоявшей на улице небольшой толпе того соседа, который звонил в полицию. Это был мужчина лет сорока, в тапочках и домашних трусах, который яростно жестикулировал, что-то объясняя не пускавшему его в дом полицейскому.
— Пропустите, — разрешил Беркович и спросил: — Это вы обнаружили тело?
— Я! Мое имя Рон Зальцман. Я шел мимо…
— Расскажите об этих людях, пожалуйста, — попросил Беркович.
— А что о них рассказывать? — удивился Зальцман. — Пинхас сейчас безработный, фабрику закрыли, он с утра до ночи мотается в поисках новой работы, а Хана сидит дома, почти никуда не выходит.
— Сегодня Пинхас тоже ушел утром? — поинтересовался сержант. — Вы его видели?
— Я видел, как он уходил, это было в восемь утра.
— Днем вы слышали какие-нибудь крики?
— Нет, не слышал. Но тут рядом меняли асфальт, и грохот стоял такой, что я и себя слышал с трудом.
— Вы не могли бы сказать, кто еще из соседей мог что-нибудь видеть или слышать?
— Конечно! Абрам из того дома напротив, он все время торчит у окна, еще вот Лея, бабушка из второй квартиры, она часто сидит на стуле у входа…
— Покажите, где они живут, — попросил Беркович. Абрам оказался старичком лет семидесяти, после выхода на пенсию он действительно весь день проводил у окна, из которого было видно все, что происходило в доме напротив. Абрам был бы замечательным свидетелем, если бы не одно обстоятельство: видел он не дальше, чем на три-четыре метра, а слышал только то, что кричали ему в ухо.
— Нет, — сказал он дребезжащим голосом, — никто в тот дом не входил, и криков никаких не было. И Пинхаса я сегодня не видел.
Из чего, по мнению Берковича, ровно ничего не следовало.
Не лучше обстояло дело и со свидетельницей Леей Кац. Бабушка действительно провела утро, сидя на ступе перед входом. Она видела, как выходил из дома Пинхас. Был он, по словам Леи, сумрачен, но таким и должен быть человек, который не знает, будут ли у него завтра деньги на кусок хлеба. А после полудня Лея легла спать и проспала до появления полиции. Спит она крепко — особенно днем, это ночью она то и дело просыпается…
— Понятно, — прервал Беркович старушку. — Иными словами, от трех до пяти часов вы ничего не слышали и не видели. Не можете сказать, входил ли кто-нибудь в дом соседей.
— Сказать-то могу, — заявила Лея, — только я спала и ничего не видела.
— Понятно, — еще раз сказал Беркович и оставил старушку в покое, потому что увидел бежавшего к дому мужчину со свертком в руке.
— Это Пинхас, — предупредил Зальцман.
— Да, я понял, — сказал Беркович и быстрым шагом направился навстречу хозяину дома.
— Что здесь происходит? — закричал Пинхас, вцепившись Берковичу в рукав. — Почему, полиция в доме? Где Хана?
— Давайте пройдем сюда, — мягко сказал Беркович, увлекая Пинхаса на кухню мимо закрытой уже двери в салон. — Садитесь, пожалуйста.
Пинхас бросил принесенный сверток на угол стола и упал на табурет, стоявший у холодильника.
— Что? — продолжал взывать он. — Что все это значит?
— С вашей женой случилось несчастье, — сказал Беркович, тщательно подбирая слова. — Видимо, в дом проник грабитель. Ваша жена оказала сопротивление…
— Где Хана? — закричал Пинхас, вскакивая на ноги.
— С Ханой плохо…
— Она жива? — в голосе Пинхаса звучала надежда — так, во всяком случае, показалось Берковичу.
— К сожалению, нет, — сказал сержант. — К сожалению, полиция прибыла слишком поздно.
Боже! Где Хана? Пустите меня к Хане! — продолжал кричать Пинхас, но, тем не менее, вовсе не порывался куда-то бежать и глядел на Берковича взглядом испуганной собаки. Сержант задумчиво смотрел на Пинхаса и никак не мог сообразить, то ли волнение его неподдельно, то ли он только изображает горе.
— Я убью негодяя! — кричал Пинхас.
— Действительно, — подлил Беркович масла в огонь. — Этот негодяй достоин смерти, жаль, что в Израиле нет смертной казни.
— Убью! — лицо Пинхаса побагровело. — Как он мог! Моя Хана! Что он с ней сделав!
— Это ужасно, — поддакнул Беркович.
— Так избить бедную женщину! — вопил Пинхас. — До смерти! Негодяй!
— Это вы о себе говорите? — с иронией спросил Беркович, но Пинхас не слышал, он смахнул со стола сверток, на пол высыпались пакетики со сметаной, кефиром, кетчупом.
— Инспектор! — крикнул сержант. — Вы слышали, что говорит Пинхас?
— Слышал, — в кухню вошел инспектор Хугиэли, из-за плеча его выглядывал эксперт Хан. — Он так орет, что на улице слышно. Борис, ты уверен, что он не видел жену?
— Да, — кивнул Беркович. — Я специально провел его в кухню и спровоцировал на этот разговор.
— Три свидетеля слышали, — обратился Хутиэли к примолкнувшему Пинхасу, — как вы кричали о негодяе, избившем до смерти вашу жену. Откуда вам известно, что ее избили, а не застрелили, скажем, или не задушили? А?
— Что? — Пинхас все еще делал вид, что не понимает. — Но… разве…
— Ну хорошо, — вздохнул Хутиэли. — Разберемся в полиции. Борис, — обернулся он к Берковичу, — ты хороший психолог. Но поторопись, ты едва успеешь к началу представления, и Наташе, боюсь, будет не до психологии преступников.
— Я могу идти?
— Иди, иди, без тебя разберусь. Этот господин уже фактически признался, а улики мы найдем без труда -достаточно посмотреть на царапины на его шее…
Пинхас смотрел исподлобья и уже не кричал.
Дело четырнадцатое. БАНКА С КРАСКОЙ
Если честно, — сказал сержант Беркович, — я не получил удовольствия. К тому же я знаю кое-какие обстоятельства, и потому личность режиссера мне несимпатична.
— При чем здесь личность режиссера? — рассердилась Наташа. — Ты можешь смотреть спектакль, не думая о своих полицейских штучках?
— Могу, — вздохнул Беркович и взял Наташу под руку. Они возвращались из театра, Наташа давно хотела посмотреть «Служанок» в постановке Виктюка, но лишь сейчас, во время очередных гастролей театра в Израиле, ей удалось не только выкроить время самой, но еще и уговорить Бориса — у сержанта изначально было предубеждение против этого режиссера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Ее били. Судя по повреждениям, тот, кто бил, находился в состоянии аффекта. Он чуть не свернул женщине шею, но продолжал наносить удары даже когда она умерла.
— Муж? — поинтересовался инспектор. — Или, может, любовник? На ограбление вроде бы не похоже.
— Нет, это не ограбление, — покачал головой Хан. — В квартире полный порядок. Похоже, что ничего не пропало, но это, конечно, можно будет определить позднее.
— Борис, — обратился Хутиэли к Берковичу, — я произведу осмотр, а ты займись поисками мужа. И выясни, что это за люди, какие между ними были отношения.
Сержант вышел из холла и с первого взгляда определил в стоявшей на улице небольшой толпе того соседа, который звонил в полицию. Это был мужчина лет сорока, в тапочках и домашних трусах, который яростно жестикулировал, что-то объясняя не пускавшему его в дом полицейскому.
— Пропустите, — разрешил Беркович и спросил: — Это вы обнаружили тело?
— Я! Мое имя Рон Зальцман. Я шел мимо…
— Расскажите об этих людях, пожалуйста, — попросил Беркович.
— А что о них рассказывать? — удивился Зальцман. — Пинхас сейчас безработный, фабрику закрыли, он с утра до ночи мотается в поисках новой работы, а Хана сидит дома, почти никуда не выходит.
— Сегодня Пинхас тоже ушел утром? — поинтересовался сержант. — Вы его видели?
— Я видел, как он уходил, это было в восемь утра.
— Днем вы слышали какие-нибудь крики?
— Нет, не слышал. Но тут рядом меняли асфальт, и грохот стоял такой, что я и себя слышал с трудом.
— Вы не могли бы сказать, кто еще из соседей мог что-нибудь видеть или слышать?
— Конечно! Абрам из того дома напротив, он все время торчит у окна, еще вот Лея, бабушка из второй квартиры, она часто сидит на стуле у входа…
— Покажите, где они живут, — попросил Беркович. Абрам оказался старичком лет семидесяти, после выхода на пенсию он действительно весь день проводил у окна, из которого было видно все, что происходило в доме напротив. Абрам был бы замечательным свидетелем, если бы не одно обстоятельство: видел он не дальше, чем на три-четыре метра, а слышал только то, что кричали ему в ухо.
— Нет, — сказал он дребезжащим голосом, — никто в тот дом не входил, и криков никаких не было. И Пинхаса я сегодня не видел.
Из чего, по мнению Берковича, ровно ничего не следовало.
Не лучше обстояло дело и со свидетельницей Леей Кац. Бабушка действительно провела утро, сидя на ступе перед входом. Она видела, как выходил из дома Пинхас. Был он, по словам Леи, сумрачен, но таким и должен быть человек, который не знает, будут ли у него завтра деньги на кусок хлеба. А после полудня Лея легла спать и проспала до появления полиции. Спит она крепко — особенно днем, это ночью она то и дело просыпается…
— Понятно, — прервал Беркович старушку. — Иными словами, от трех до пяти часов вы ничего не слышали и не видели. Не можете сказать, входил ли кто-нибудь в дом соседей.
— Сказать-то могу, — заявила Лея, — только я спала и ничего не видела.
— Понятно, — еще раз сказал Беркович и оставил старушку в покое, потому что увидел бежавшего к дому мужчину со свертком в руке.
— Это Пинхас, — предупредил Зальцман.
— Да, я понял, — сказал Беркович и быстрым шагом направился навстречу хозяину дома.
— Что здесь происходит? — закричал Пинхас, вцепившись Берковичу в рукав. — Почему, полиция в доме? Где Хана?
— Давайте пройдем сюда, — мягко сказал Беркович, увлекая Пинхаса на кухню мимо закрытой уже двери в салон. — Садитесь, пожалуйста.
Пинхас бросил принесенный сверток на угол стола и упал на табурет, стоявший у холодильника.
— Что? — продолжал взывать он. — Что все это значит?
— С вашей женой случилось несчастье, — сказал Беркович, тщательно подбирая слова. — Видимо, в дом проник грабитель. Ваша жена оказала сопротивление…
— Где Хана? — закричал Пинхас, вскакивая на ноги.
— С Ханой плохо…
— Она жива? — в голосе Пинхаса звучала надежда — так, во всяком случае, показалось Берковичу.
— К сожалению, нет, — сказал сержант. — К сожалению, полиция прибыла слишком поздно.
Боже! Где Хана? Пустите меня к Хане! — продолжал кричать Пинхас, но, тем не менее, вовсе не порывался куда-то бежать и глядел на Берковича взглядом испуганной собаки. Сержант задумчиво смотрел на Пинхаса и никак не мог сообразить, то ли волнение его неподдельно, то ли он только изображает горе.
— Я убью негодяя! — кричал Пинхас.
— Действительно, — подлил Беркович масла в огонь. — Этот негодяй достоин смерти, жаль, что в Израиле нет смертной казни.
— Убью! — лицо Пинхаса побагровело. — Как он мог! Моя Хана! Что он с ней сделав!
— Это ужасно, — поддакнул Беркович.
— Так избить бедную женщину! — вопил Пинхас. — До смерти! Негодяй!
— Это вы о себе говорите? — с иронией спросил Беркович, но Пинхас не слышал, он смахнул со стола сверток, на пол высыпались пакетики со сметаной, кефиром, кетчупом.
— Инспектор! — крикнул сержант. — Вы слышали, что говорит Пинхас?
— Слышал, — в кухню вошел инспектор Хугиэли, из-за плеча его выглядывал эксперт Хан. — Он так орет, что на улице слышно. Борис, ты уверен, что он не видел жену?
— Да, — кивнул Беркович. — Я специально провел его в кухню и спровоцировал на этот разговор.
— Три свидетеля слышали, — обратился Хутиэли к примолкнувшему Пинхасу, — как вы кричали о негодяе, избившем до смерти вашу жену. Откуда вам известно, что ее избили, а не застрелили, скажем, или не задушили? А?
— Что? — Пинхас все еще делал вид, что не понимает. — Но… разве…
— Ну хорошо, — вздохнул Хутиэли. — Разберемся в полиции. Борис, — обернулся он к Берковичу, — ты хороший психолог. Но поторопись, ты едва успеешь к началу представления, и Наташе, боюсь, будет не до психологии преступников.
— Я могу идти?
— Иди, иди, без тебя разберусь. Этот господин уже фактически признался, а улики мы найдем без труда -достаточно посмотреть на царапины на его шее…
Пинхас смотрел исподлобья и уже не кричал.
Дело четырнадцатое. БАНКА С КРАСКОЙ
Если честно, — сказал сержант Беркович, — я не получил удовольствия. К тому же я знаю кое-какие обстоятельства, и потому личность режиссера мне несимпатична.
— При чем здесь личность режиссера? — рассердилась Наташа. — Ты можешь смотреть спектакль, не думая о своих полицейских штучках?
— Могу, — вздохнул Беркович и взял Наташу под руку. Они возвращались из театра, Наташа давно хотела посмотреть «Служанок» в постановке Виктюка, но лишь сейчас, во время очередных гастролей театра в Израиле, ей удалось не только выкроить время самой, но еще и уговорить Бориса — у сержанта изначально было предубеждение против этого режиссера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31