Тот, кто когда-нибудь ложился спать на сквозняке, в полной мере оценит тот букет непередаваемых ощущений, которые достались мне. Шею невозможно было повернуть без того, чтобы не помянуть добрым словом предков моих тюремщиков до седьмого колена. Повертевшись во все стороны, я понял, что мышцы застудились не только на шее. Левое плечо, как и весь левый бок, на котором я спал, весьма недвусмысленно реагировали на попытки совершить затрагивающие их мускулатуру движения. Да уж, в таком дерьме мы не бывали очень давно. И хотя в плане всевозможных повреждений я человек очень невезучий — шрамов нет у меня только на левом ухе (а шрамы у меня остаются после каждого пустякового пореза), вчерашний день превзошел все ожидания.
Я вздохнул и покосился на окно. Солнце пригревало, и в камере становилось теплее. Совсем немного, но мне пришло в голову, что притупление боли, особенно на обожженной коже, произошло прежде всего от погребной температуры, которая стояла здесь ночью. И чем теплее, тем хуже мне будет. Скверно.
Впрочем, учитывая, что у коменданта-вампира какие-то планы на мой счет, это уже не столь важно. Что-либо сделать для своего освобождения можно было, только выйдя отсюда (то бишь из камеры), поэтому я с унынием приготовился ждать. А поскольку это я ненавидел больше всего, через пятнадцать минут совершенно извелся. Время я узнал по часам, каким-то чудом оставшимися у меня на руке, и, что самое главное, идущих, поскольку мне показалось, что просидел я не меньше часа. Кстати, было полседьмого утра, если здешнее время совпадает с нашим.
Наконец за дверью послышались довольно громкие голоса. Я мгновенно оказался у окна, на самом светлом месте, поскольку один из голосов идентифицировался без труда. Вдруг книги все-таки не врут? Дверь распахнулась и на пороге показался комендант, злой, как шершень. За его спиной опять кто-то маячил, но я не обратил на это внимания: меня гораздо более волновал он сам.
— Ну?! Это тебя устраивает?!
Я опешил. Это он мне? Я открыл было рот, но тут на плечо вампира легла чья-то рука и спокойный голос ответил:
— Вполне.
Из-за его спины вышла женщина. Высокая, худая, с волосами, крашеными в цвет «Светлый жемчуг» (любимый оттенок моей сестренки) и чертами лица, которые невозможно было разобрать в полутьме. Подружка?… Женщина досадливо дернула головой и тихо сказала:
— И прекрати на меня орать. Я тебе не девочка на побегушках.
Комендант бросил на нее злой взгляд и рявкнул:
— Чего ты еще от меня хочешь?! Хотела посмотреть — смотри!
Нет, определенно не подружка.
— Прекрасно.
Она сощурилась и окинула меня тяжелым взглядом. Очень этот взгляд напоминал вампира. Очевидно, коменданта невежливо попросили поделиться.
— Я его забираю, — непререкаемым тоном бросила незнакомка.
— Неужели? Не забывайся, черт побери! Здесь пока еще я хозяин, а не ты! Хватит того, что тебя вообще сюда пустили.
— Хотела бы я посмотреть, как бы меня сюда не пускали. Очень бы хотела… — ледяным тоном процедила она сквозь зубы.
— И посмотришь, — бросил комендант. Сузил глаза и с ядовитой ухмылкой прошипел: — Или, может, у тебя есть официальные права?
— Права? — женщина нехорошо прищурилась. А потом как рявкнет во весь голос: — У меня есть все права на твою шкуру вместе с потрохами!
Звуковая волна основательно ударила по барабанным перепонкам. Я затряс головой.
— С чего бы это?
— Напомнить? Тебе отдали эту тюрьму по чьей рекомендации? Ну?! Тебе никто не мешал наводить здесь порядок, лишь бы ты его навел. Сколько раз я закрывала глаза на нарушения Закона? Сколько раз спускала прегрешения? Сколько, а?! — яростный взгляд суженых глаз не сулил вампиру ничего хорошего, а громкий высокий голос метался под потолком. Комендант сжал челюсти и кулаки.
— Это был твой выбор. Так что нечего кивать на долги, которых нет. Присмотрись-ка к своим козырям — ничего они не стоят. А если когда-то и стоили — меня это не волнует. Здесь и сейчас ты никто! — процедил он сквозь зубы.
— Какая короткая память. Стареешь? Забыл первое правило смертного приговора? — жестко поинтересовалась женщина. Вампир недоуменно нахмурился, — Убийства членов Совета, как и покушения на оные, срока давности не имеют. Статья сорок вторая, параграф третий, пункт один, — отчеканила она, — Ничего не припоминается?… Арленн, семь лет назад. Я все вижу, Ян, и ничего не забываю. А вот ты, видно, забыл, что у меня были тогда «официальные права». И, строго говоря, надо было бы отправить тебя под суд, но… Но. У тебя, тебя, которого следовало бы засадить до конца жизни в Азан, у той редкостной сволочи, которой ты являешься, есть голова на плечах и дар держать всю эту анархичную кодлу, твой клан, в кулаке. К величайшему моему сожалению, ты лучше, чем те жадные до власти идиоты, которые придут тебе на смену.
Комендант выглядел так, будто его ударили. Отвесили хлесткую пощучину.
— Как ты узнала…
Его голос срывался. Он понял это и разъярился еще больше, если такое вообще возможно.
— Убирайся!!! — рявкнул он, — Я не нуждаюсь в твоих подачках! И не приведи тебе боги явиться сюда опять!
— Не. Смей. На. Меня. Орать, — очень раздельно, очень холодно. Бешеное спокойствие.
— Ты не имеешь здесь никаких прав! И права просить — в первую очередь.
— Я не прошу, а требую, если ты не еще этого понял. В политике не ищут ни истины, ни справедливости, но ради Арленна сделают исключение. Еще не поздно исправить мое тогдашнее упущение. Совет вот-вот начнется. И я на него успею!
— Шантаж? — сощурился комендант, — Меня?…
— Шантаж, — отрезала женщина, — Для тебя — самый подходящий метод.
— Я сказал, убирайся! — глухое рычание доведенного до белого каления вампира эхом прокатилось под потолком. — Посмотрим, что ты запоешь, когда на тебя накинется вся охрана!
— Дурак! С меня станется поднять болота и долбануть ими по твоей идиотской башке!
— Не посмеешь!
— Я?! — она впилась в его таким взглядом…злым, насмешливым. Страшным. Тихо и отчетливо проговорила:
— Посмею.
Стало так тихо, что одно мое неловкое движение превратилось в грохот. Они оба повернулись ко мне. Я замер. Сейчас они поймут, сколько при мне натрепали, и… Женщина смерила меня взглядом и уже спокойно сказала:
— Я его забираю.
Вампир дернулся, собираясь возразить, но она предупреждающе подняла руку и сузила глаза:
— Ты не понял. Я. Его. Забираю. Точка.
Комендант ничего не ответил, но взгляд сказал намного больше. Его соперница ответила тем же. Они просто смотрели друг другу в глаза, но мне показалось, что именно сейчас — не на словах, а на взглядах, решается спор. Жгучая ненависть и огромное напряжение ощущалось почти материально. Понять, кто победит, было невозможно — уж слишком они были одинаковые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Я вздохнул и покосился на окно. Солнце пригревало, и в камере становилось теплее. Совсем немного, но мне пришло в голову, что притупление боли, особенно на обожженной коже, произошло прежде всего от погребной температуры, которая стояла здесь ночью. И чем теплее, тем хуже мне будет. Скверно.
Впрочем, учитывая, что у коменданта-вампира какие-то планы на мой счет, это уже не столь важно. Что-либо сделать для своего освобождения можно было, только выйдя отсюда (то бишь из камеры), поэтому я с унынием приготовился ждать. А поскольку это я ненавидел больше всего, через пятнадцать минут совершенно извелся. Время я узнал по часам, каким-то чудом оставшимися у меня на руке, и, что самое главное, идущих, поскольку мне показалось, что просидел я не меньше часа. Кстати, было полседьмого утра, если здешнее время совпадает с нашим.
Наконец за дверью послышались довольно громкие голоса. Я мгновенно оказался у окна, на самом светлом месте, поскольку один из голосов идентифицировался без труда. Вдруг книги все-таки не врут? Дверь распахнулась и на пороге показался комендант, злой, как шершень. За его спиной опять кто-то маячил, но я не обратил на это внимания: меня гораздо более волновал он сам.
— Ну?! Это тебя устраивает?!
Я опешил. Это он мне? Я открыл было рот, но тут на плечо вампира легла чья-то рука и спокойный голос ответил:
— Вполне.
Из-за его спины вышла женщина. Высокая, худая, с волосами, крашеными в цвет «Светлый жемчуг» (любимый оттенок моей сестренки) и чертами лица, которые невозможно было разобрать в полутьме. Подружка?… Женщина досадливо дернула головой и тихо сказала:
— И прекрати на меня орать. Я тебе не девочка на побегушках.
Комендант бросил на нее злой взгляд и рявкнул:
— Чего ты еще от меня хочешь?! Хотела посмотреть — смотри!
Нет, определенно не подружка.
— Прекрасно.
Она сощурилась и окинула меня тяжелым взглядом. Очень этот взгляд напоминал вампира. Очевидно, коменданта невежливо попросили поделиться.
— Я его забираю, — непререкаемым тоном бросила незнакомка.
— Неужели? Не забывайся, черт побери! Здесь пока еще я хозяин, а не ты! Хватит того, что тебя вообще сюда пустили.
— Хотела бы я посмотреть, как бы меня сюда не пускали. Очень бы хотела… — ледяным тоном процедила она сквозь зубы.
— И посмотришь, — бросил комендант. Сузил глаза и с ядовитой ухмылкой прошипел: — Или, может, у тебя есть официальные права?
— Права? — женщина нехорошо прищурилась. А потом как рявкнет во весь голос: — У меня есть все права на твою шкуру вместе с потрохами!
Звуковая волна основательно ударила по барабанным перепонкам. Я затряс головой.
— С чего бы это?
— Напомнить? Тебе отдали эту тюрьму по чьей рекомендации? Ну?! Тебе никто не мешал наводить здесь порядок, лишь бы ты его навел. Сколько раз я закрывала глаза на нарушения Закона? Сколько раз спускала прегрешения? Сколько, а?! — яростный взгляд суженых глаз не сулил вампиру ничего хорошего, а громкий высокий голос метался под потолком. Комендант сжал челюсти и кулаки.
— Это был твой выбор. Так что нечего кивать на долги, которых нет. Присмотрись-ка к своим козырям — ничего они не стоят. А если когда-то и стоили — меня это не волнует. Здесь и сейчас ты никто! — процедил он сквозь зубы.
— Какая короткая память. Стареешь? Забыл первое правило смертного приговора? — жестко поинтересовалась женщина. Вампир недоуменно нахмурился, — Убийства членов Совета, как и покушения на оные, срока давности не имеют. Статья сорок вторая, параграф третий, пункт один, — отчеканила она, — Ничего не припоминается?… Арленн, семь лет назад. Я все вижу, Ян, и ничего не забываю. А вот ты, видно, забыл, что у меня были тогда «официальные права». И, строго говоря, надо было бы отправить тебя под суд, но… Но. У тебя, тебя, которого следовало бы засадить до конца жизни в Азан, у той редкостной сволочи, которой ты являешься, есть голова на плечах и дар держать всю эту анархичную кодлу, твой клан, в кулаке. К величайшему моему сожалению, ты лучше, чем те жадные до власти идиоты, которые придут тебе на смену.
Комендант выглядел так, будто его ударили. Отвесили хлесткую пощучину.
— Как ты узнала…
Его голос срывался. Он понял это и разъярился еще больше, если такое вообще возможно.
— Убирайся!!! — рявкнул он, — Я не нуждаюсь в твоих подачках! И не приведи тебе боги явиться сюда опять!
— Не. Смей. На. Меня. Орать, — очень раздельно, очень холодно. Бешеное спокойствие.
— Ты не имеешь здесь никаких прав! И права просить — в первую очередь.
— Я не прошу, а требую, если ты не еще этого понял. В политике не ищут ни истины, ни справедливости, но ради Арленна сделают исключение. Еще не поздно исправить мое тогдашнее упущение. Совет вот-вот начнется. И я на него успею!
— Шантаж? — сощурился комендант, — Меня?…
— Шантаж, — отрезала женщина, — Для тебя — самый подходящий метод.
— Я сказал, убирайся! — глухое рычание доведенного до белого каления вампира эхом прокатилось под потолком. — Посмотрим, что ты запоешь, когда на тебя накинется вся охрана!
— Дурак! С меня станется поднять болота и долбануть ими по твоей идиотской башке!
— Не посмеешь!
— Я?! — она впилась в его таким взглядом…злым, насмешливым. Страшным. Тихо и отчетливо проговорила:
— Посмею.
Стало так тихо, что одно мое неловкое движение превратилось в грохот. Они оба повернулись ко мне. Я замер. Сейчас они поймут, сколько при мне натрепали, и… Женщина смерила меня взглядом и уже спокойно сказала:
— Я его забираю.
Вампир дернулся, собираясь возразить, но она предупреждающе подняла руку и сузила глаза:
— Ты не понял. Я. Его. Забираю. Точка.
Комендант ничего не ответил, но взгляд сказал намного больше. Его соперница ответила тем же. Они просто смотрели друг другу в глаза, но мне показалось, что именно сейчас — не на словах, а на взглядах, решается спор. Жгучая ненависть и огромное напряжение ощущалось почти материально. Понять, кто победит, было невозможно — уж слишком они были одинаковые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142