Но «знакомы» — немного не то слово в данном случае, мы просто знали их родителей. И что значит — «знали»? Андруэ совсем не то же самое, что де Сайн. Скорее это две прямые противоположности. Одна мысль о том, что они будут спать в той постели, где еще недавно спала Ариана, вызывала у меня море слез. Эта Ив была просто чем-то вроде вечной девственницы, а Филипп, казалось, умел наслаждаться исключительно своими книгами! Но по совершенно невероятному стечению обстоятельств эта пара стала нашими самыми близкими друзьями. Наша дружба явилась своеобразным исключением из правила Арианы: не верьте друзьям, которые отказываются лечь с вами в постель.
— Мне никак не удается представить себе Жильбера де Сайна.
— Жильбер наш отец! — подала голос Из.
— Именно поэтому я бы хотела познакомиться с ним, — ответила Стефани.
— Я еще не рассказала тебе об Ариане, — заметила Эммануэль, в голосе которой ясно звучали ностальгические нотки.
— И об Анне-Марии… — добавила Стефани.
— Почему ты так интересуешься именно ею? — голос Эммануэль теперь зазвучал несколько грустно и слегка возмущенно. Это имя напоминало ей о слишком многом…
Перед самым своим отъездом Ариана предупредила Эммануэль:
— Анна-Мария разочарует тебя!
Первое разочарование уже произошло чуть раньше. Идея зачать ребенка от Эммануэль не удалась. Трижды на берегу моря Эммануэль занималась любовью с тремя молодыми незнакомцами, чтобы потом языком аккуратно вложить их сперму во влагалище Анны-Марии. Но все старания были напрасны…
Эммануэль знала, что такого случая им больше не представится. Такое случается лишь единственный раз в жизни.
Эммануэль тогда решила:
— Ариана, я сама выношу ребенка, но я не хочу, чтобы он родился от одного мужчины. Пусть его отцами станут все те, кого я люблю!
Ариана согласилась с ней. Ее мозг сразу воспринял идею Эммануэль.
— Ты не должна все время оставаться в своем доме, пока еще возможно оплодотворение. Число тех, кого ты хочешь, превышает число тех, кого ты любишь. Я помогу тебе, но ты должна зачать ребенка в моей постели.
— Но Жан обязательно должен быть одним из отцов Из! — воскликнула Эммануэль.
— Естественно, но это должно произойти здесь.
— И твой муж Жильбер станет отцом моего ребенка в твоих объятиях. Он родится к твоему дню рождения!
— Как жаль, что в этот момент я буду очень далеко отсюда! А кроме наших мужей кто? Впрочем, я предоставляю право выбора тебе.
— Не знаю, понравится ли тебе, но я хотела бы, чтобы среди них был и Марио…
Ариане пришлась по вкусу затея Эммануэль относительно Марио:
— Марио — отец! Он никогда не сможет простить себе такого конформизма. Единственное, что сможет прельстить его в подобной ситуации, это то, что его гены смешиваются с генами других подобных ему представителей человечества.
— Это все верно, — заметила Эммануэль, — но таких представителей не так уж много. Всего восемь, включая трех перечисленных.
— Всего лишь восемь? Я думала, твой выбор будет значительно шире. Но я обещала, что не буду вмешиваться, так что решай сама.
— Но я бы и не позволила тебе делать это!
— Фу, как грубо. Ну ладно, когда начнем?
— Через два дня.
— Прекрасно. Всем остальным займусь я: питание, развлечения, сон. Эммануэль не выдержала и рассмеялась:
— Ты с ума сошла! Вполне достаточно того, что я не буду принимать таблетки.
— Я в это не верю. Зачать одновременно от восьми мужчин совсем не то же самое, что от одного. Ну ничего, у меня есть сорок восемь часов, чтобы обдумать это.
Эммануэль стала вдруг серьезной:
— Не говори глупостей! Ни ты, ни я не можем ничего поделать; практически отцом ребенка может стать лишь один из них. Это физиология, и с ней ничего не поделаешь. Важно лишь то, что ни мы, ни все отцы никогда не узнают, кто именно является естественным отцом ребенка. Пусть они станут отцами все вместе! Жизнь — это не просто процесс оплодотворения клетки, это мир, который видит перед собой новорожденный. Дать жизнь — означает прежде всего заняться окружающим миром, пытаться сделать его более гостеприимным и добрым, чем раньше. Все восемь отцов Из — решительные люди, которые искренне хотят создать для нее этот мир, стремятся к тому, чтобы она никогда не узнала, что такое страх. — Эммануэль подумала некоторое время, потом добавила:
— Я не прошу никого из них заботиться о ребенке. Единственное, чего я твердо требую: не считать ребенка ничьей собственностью. Пусть у него будет большая семья!
— А тебе никогда не приходило в голову, что раз ребенок не принадлежит никому из отцов, то он попросту принадлежит тебе, матери?
— Мне? Я не люблю владеть чем-либо. Я делю со всеми свою дочь, как делю себя, делю с тобой своих любовников.
— Но разве девочка сама не выделит кого-нибудь одного из восьми?
— Естественно, но ведь все они разные. В глазах Из они такие же разные, как и в моих. Не выделять никого из них и означает высшую справедливость — воспринимать красоту и интеллигентность каждого, любить каждого…
И вот через день она испытала чувство любви к некоему незнакомцу, случайно оказавшемуся в их доме. Он не был похож ни на одного из тех, кого Эммануэль любила раньше. Моложе Жана — лет тридцать или чуть меньше, короткая бородка, обрамляющая лицо, несколько худощавая фигура. Как он попал к ним на ужин? Наверное, его пригласил Жан. Скорее всего это один из его зарубежных коллег. Он и похож немного на перса. Как, Жан его не знает? Он врач, хотя напоминает музыканта или писателя.
Первые слова гостя словно Эммануэль из забытья.
Слова, которые он произносил медленно, с паузами, красивый тембр голоса звучали в сознании Эммануэль песней, время от времени слегка изменявшей свою мелодию.
Она улыбнулась гостю. У него были глаза ребенка, странным образом сочетавшиеся с ресницами и бровями взрослого человека.
Он понял ее взгляд и старался сделать все возможное, чтобы завоевать ее при помощи незаметных для постороннего взгляда жестов, знаков…
Эммануэль понимала эти сигналы, но сейчас не испытывала никакого желания отвечать на них. Как тоскливо было смотреть на мужчин, сидевших напротив нее, не сводивших глаз с ее ног, ловящих взглядом каждое движение ее бедер и пытавшихся украдкой заглянуть в разрез слегка расстегнутой блузки.
Она почувствовала взгляд незнакомца, остановившийся на ее ногах, потом продолживший движение все выше и выше… Эммануэль справедливо рассудила, что ее поза вполне позволяла незнакомцу достаточно хорошо рассмотреть предмет своего вожделения. Теперь она могла изменить положение ног.
Но гость хотел видеть ее всю. Он не выражал своего желания жестами, он просто ждал! Эммануэль не хотела уступать, по крайней мере, так быстро. Но постепенно она начала испытывать возбуждение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— Мне никак не удается представить себе Жильбера де Сайна.
— Жильбер наш отец! — подала голос Из.
— Именно поэтому я бы хотела познакомиться с ним, — ответила Стефани.
— Я еще не рассказала тебе об Ариане, — заметила Эммануэль, в голосе которой ясно звучали ностальгические нотки.
— И об Анне-Марии… — добавила Стефани.
— Почему ты так интересуешься именно ею? — голос Эммануэль теперь зазвучал несколько грустно и слегка возмущенно. Это имя напоминало ей о слишком многом…
Перед самым своим отъездом Ариана предупредила Эммануэль:
— Анна-Мария разочарует тебя!
Первое разочарование уже произошло чуть раньше. Идея зачать ребенка от Эммануэль не удалась. Трижды на берегу моря Эммануэль занималась любовью с тремя молодыми незнакомцами, чтобы потом языком аккуратно вложить их сперму во влагалище Анны-Марии. Но все старания были напрасны…
Эммануэль знала, что такого случая им больше не представится. Такое случается лишь единственный раз в жизни.
Эммануэль тогда решила:
— Ариана, я сама выношу ребенка, но я не хочу, чтобы он родился от одного мужчины. Пусть его отцами станут все те, кого я люблю!
Ариана согласилась с ней. Ее мозг сразу воспринял идею Эммануэль.
— Ты не должна все время оставаться в своем доме, пока еще возможно оплодотворение. Число тех, кого ты хочешь, превышает число тех, кого ты любишь. Я помогу тебе, но ты должна зачать ребенка в моей постели.
— Но Жан обязательно должен быть одним из отцов Из! — воскликнула Эммануэль.
— Естественно, но это должно произойти здесь.
— И твой муж Жильбер станет отцом моего ребенка в твоих объятиях. Он родится к твоему дню рождения!
— Как жаль, что в этот момент я буду очень далеко отсюда! А кроме наших мужей кто? Впрочем, я предоставляю право выбора тебе.
— Не знаю, понравится ли тебе, но я хотела бы, чтобы среди них был и Марио…
Ариане пришлась по вкусу затея Эммануэль относительно Марио:
— Марио — отец! Он никогда не сможет простить себе такого конформизма. Единственное, что сможет прельстить его в подобной ситуации, это то, что его гены смешиваются с генами других подобных ему представителей человечества.
— Это все верно, — заметила Эммануэль, — но таких представителей не так уж много. Всего восемь, включая трех перечисленных.
— Всего лишь восемь? Я думала, твой выбор будет значительно шире. Но я обещала, что не буду вмешиваться, так что решай сама.
— Но я бы и не позволила тебе делать это!
— Фу, как грубо. Ну ладно, когда начнем?
— Через два дня.
— Прекрасно. Всем остальным займусь я: питание, развлечения, сон. Эммануэль не выдержала и рассмеялась:
— Ты с ума сошла! Вполне достаточно того, что я не буду принимать таблетки.
— Я в это не верю. Зачать одновременно от восьми мужчин совсем не то же самое, что от одного. Ну ничего, у меня есть сорок восемь часов, чтобы обдумать это.
Эммануэль стала вдруг серьезной:
— Не говори глупостей! Ни ты, ни я не можем ничего поделать; практически отцом ребенка может стать лишь один из них. Это физиология, и с ней ничего не поделаешь. Важно лишь то, что ни мы, ни все отцы никогда не узнают, кто именно является естественным отцом ребенка. Пусть они станут отцами все вместе! Жизнь — это не просто процесс оплодотворения клетки, это мир, который видит перед собой новорожденный. Дать жизнь — означает прежде всего заняться окружающим миром, пытаться сделать его более гостеприимным и добрым, чем раньше. Все восемь отцов Из — решительные люди, которые искренне хотят создать для нее этот мир, стремятся к тому, чтобы она никогда не узнала, что такое страх. — Эммануэль подумала некоторое время, потом добавила:
— Я не прошу никого из них заботиться о ребенке. Единственное, чего я твердо требую: не считать ребенка ничьей собственностью. Пусть у него будет большая семья!
— А тебе никогда не приходило в голову, что раз ребенок не принадлежит никому из отцов, то он попросту принадлежит тебе, матери?
— Мне? Я не люблю владеть чем-либо. Я делю со всеми свою дочь, как делю себя, делю с тобой своих любовников.
— Но разве девочка сама не выделит кого-нибудь одного из восьми?
— Естественно, но ведь все они разные. В глазах Из они такие же разные, как и в моих. Не выделять никого из них и означает высшую справедливость — воспринимать красоту и интеллигентность каждого, любить каждого…
И вот через день она испытала чувство любви к некоему незнакомцу, случайно оказавшемуся в их доме. Он не был похож ни на одного из тех, кого Эммануэль любила раньше. Моложе Жана — лет тридцать или чуть меньше, короткая бородка, обрамляющая лицо, несколько худощавая фигура. Как он попал к ним на ужин? Наверное, его пригласил Жан. Скорее всего это один из его зарубежных коллег. Он и похож немного на перса. Как, Жан его не знает? Он врач, хотя напоминает музыканта или писателя.
Первые слова гостя словно Эммануэль из забытья.
Слова, которые он произносил медленно, с паузами, красивый тембр голоса звучали в сознании Эммануэль песней, время от времени слегка изменявшей свою мелодию.
Она улыбнулась гостю. У него были глаза ребенка, странным образом сочетавшиеся с ресницами и бровями взрослого человека.
Он понял ее взгляд и старался сделать все возможное, чтобы завоевать ее при помощи незаметных для постороннего взгляда жестов, знаков…
Эммануэль понимала эти сигналы, но сейчас не испытывала никакого желания отвечать на них. Как тоскливо было смотреть на мужчин, сидевших напротив нее, не сводивших глаз с ее ног, ловящих взглядом каждое движение ее бедер и пытавшихся украдкой заглянуть в разрез слегка расстегнутой блузки.
Она почувствовала взгляд незнакомца, остановившийся на ее ногах, потом продолживший движение все выше и выше… Эммануэль справедливо рассудила, что ее поза вполне позволяла незнакомцу достаточно хорошо рассмотреть предмет своего вожделения. Теперь она могла изменить положение ног.
Но гость хотел видеть ее всю. Он не выражал своего желания жестами, он просто ждал! Эммануэль не хотела уступать, по крайней мере, так быстро. Но постепенно она начала испытывать возбуждение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24