Между прочим, сойку я эту заприметил. Слушал её и в октябре, и в ноябре, и всё она кричала: "Тринтрябрь".
Вот ведь глупая: вся-то наша осень для неё - тринтрябрь.
БОЛЬШОЙ НОЧНОЙ ПАВЛИНИЙ ГЛАЗ
Бывают в августе душные вечера.
Ждёшь восхода луны, но и луна не приносит прохлады - тусклая восходит и вроде тёплая.
В такие вечера приходит ко мне в избушку большой ночной павлиний глаз. Он мечется у свечки, задевая лицо сухими крыльями.
Пожалуй, он не видит меня и не понимает, откуда я взялся, что делаю тут и зачем зажигаю свечу.
Он летает над свечой, как хозяин, а я боюсь, что опалит крылья. Но поймать его никак не могу. Да и в руки его брать отчего-то боязно. Как это так - взять вдруг в руки жаркие, да ещё на крыльях, глаза!
Я задуваю свечу, и уходит в окно большой ночной павлиний глаз искать другие окна и свечи.
Из моей избушки далеко ему лететь до открытых окон, и не видно никаких огней - только душная луна над лесом.
ПРО НИХ
Отгорел закат, кончилось ячменное поле, отстали от меня ласточки-касатки, когда я подошёл к незнакомой деревне.
Смеркалось.
Печальной показалась мне деревня. Я шёл по улице, а не встретил ни души. Присел на крылечке какого-то дома передохнуть, а никто и не выглянул в окно. Тут я увидел, что почти все окна заколочены, а на дверях висят замки и замочки. Люди из деревни ушли.
"Зачем это? - думал я. - Зачем ушли? И куда? Наверно, в город. Вот чудаки - думают, что в городе жизнь лучше, а ведь это не так. Буду новую книжку писать - обязательно напишу про эту деревню".
- И про нас напиши! - послышался вдруг близкий и хриплый голос.
Я вздрогнул.
- Юра, Юра, про нас напиши, - снова явственно проговорил кто-то.
Голос слышался за углом дома.
Я заглянул за угол - никого не было. Лежали перевёрнутые козлы, стоял под засохшей яблоней сломанный стул, валялась безногая кукла.
Обошёл дом вокруг - никого не встретил.
Совсем стемнело - стало мне не по себе, и я ушёл в поле.
- Напишу, - крикнул я напоследок, - обязательно про вас напишу!
Вот я и написал про них, а кто они такие - не знаю.

1 2 3 4 5 6 7