! Лежу на мокром, то есть действительно обмочился. То есть сон вещий!.. Но к чему?
Говорят, «милиция» к грибам, «рыжие» или к дождю, или к перевороту. А может, просто скоро в самом деле начнут выяснять, кто из-за корысти, а кто по убеждению. Если бы все по убеждению были, до таких жутких снов не дошло бы.
Репортаж
К о р р е с п о н д е н т. Добрый вечер, товарищи телезрители. С праздником вас! Здоровья вам, удачи, любви, успехов в труде, всего, всего самого лучшего! А в первую очередь, конечно, большого личного счастья!.. Вот эта утопающая в вечерних лучах солнца местность — старинное русское село Мясоедово. Многое повидало оно на своем веку: хазары, печенеги, татаро-монголы. Сегодня здесь мы. Дедушка, здравствуйте.
Д е д. Здравствуй.
К о р р е с п о н д е н т. С праздником вас! Скажите, сейчас лучше стало жить?
Д е д. Чем когда?
К о р р е с п о н д е н т. Чем раньше… Ну, хоть лет тридцать тому назад.
Д е д. Тридцать?.. Тридцать лет назад мы же ничего не имели. Никита же все отобрал.
К о р р е с п о н д е н т. Значит, сейчас лучше стало жить?
Д е д. Чем когда?
К о р р е с п о н д е н т. Чем тридцать лет назад.
Д е д. А чем лучше?
К о р р е с п о н д е н т. Не имели тогда ничего.
Д е д. Так мы и щас ничего не имеем.
К о р р е с п о н д е н т. Сейчас, дедушка, вы имеете гласность. Это — очень много. Можно открыто говорить обо всем, что наболело, обо всем, что у нас плохо. Раньше об этом и подумать было нельзя.
Д е д. Почему?.. И раньше думали, что у нас все плохо.
К о р р е с п о н д е н т. Не помню, товарищи, говорил я вам или нет: вот эта утопающая в последних лучах солнца местность — старинное русское село Мясоедово. А вас, дедушка, я хотел спросить: ведь лучше стало жить?
Д е д. Чем когда?
К о р р е с п о н д е н т. Чем сорок лет назад.
Д е д. Сорок?.. Это после войны… В магазин придешь — и деньги есть, а купить нечего. Карточки ввели на продукты, талоны были на масло там, на сыр.
К о р р е с п о н д е н т. Дедушка, а пятьдесят лет назад что было?
Д е д. Пятьдесят?.. Преследовали почем зря.
К о р р е с п о н д е н т. Как они выглядели, эти изверги?
Д е д. Да как?.. Люди как люди, как сейчас все выглядят.
К о р р е с п о н д е н т. Спасибо, дедушка, у нас к вам остался только один вопрос. Что было шестьдесят лет назад?
Д е д. Шестьдесят?.. Тогда от голода много умерло. Жуткое дело.
К о р р е с п о н д е н т. А сейчас от голода не умирают.
Д е д. Щас нет… Щас от радиации.
К о р р е с п о н д е н т. Дед!
Д е д. Что?
К о р р е с п о н д е н т. Вот эта местность — старинное русское село Мясоедово, а я тебя последний раз спрашиваю: лучше стало жить?!
Д е д. Чем когда?
К о р р е с п о н д е н т. Чем при хазарах!
Д е д. При хазарах?.. Тогда предали все огню и пожарам.
К о р р е с п о н д е н т. Значит, сейчас лучше стало жить?!
Д е д. А чем лучше?
К о р р е с п о н д е н т. Пожаров нет.
Д е д. Так гореть нечему.
К о р р е с п о н д е н т. Дедушка… сгинь к чертовой матери! Лучше бы я делал передачу не из села, а из города.
Д е д. А чем лучше-то?
К о р р е с п о н д е н т. Еще раз вас с праздником, товарищи телезрители, до свидания. Всего, всего вам самого хорошего: здоровья, удачи, счастья, чтобы дом полной чашей! В общем, что-бы все было… как до хазар.
Сами по себе
Проснулись русские утром, видят — все партии, что у них были, исчезли. Сперва подумали, что на них тля какая-то напала, но тогда бы хоть шелуха осталась, а тут нет ничего. Ну и догадались, что просто их все ветром сдуло.
Остались русские сами по себе, не знают, куда ногой ступить, как бы во что не вляпаться без политического-то руководства.
Народ ведь и без того очень простой, только-только начал учиться есть, а то все ложкой в чужой рот попадал. Из ремесел развито было всего два: затягивание пояса и умение терпеть до гроба. Но зато уж, правда, и умельцы были! Это тебе не блоху подковать. Такие были даже, что еще и не кончилось у них терпение, а уже они в гробу. И культурно, к примеру, русские тоже мало кого обскакали. Много понастроили памятников, а как-то тут выдался свободный день, пригляделись — господи! они же все на одно лицо. То есть буквально везде один и тот же человек стоит. Вот до чего это простой народ был.
А как сдуло партии ветром, вовсе перепугались они до смерти, замерли, боятся шаг шагнуть в сторону. Но к обеду проголодались многие, дети по нужде запросились, делать нечего — стали искать, нет ли у них умных среди беспартийных. А вдруг! А чем черт не шутит! А ну как есть!! Ну хоть не круглые-то дураки.
Должны быть самостоятельные люди — слух был в народе, что есть мужики и бабы, которые издревле не днем, конечно, но хоть и ночью, а делают не то, что им партии велят, а то, что им хочется.
И что б вы думали? Поогляделись и тут же нашли несколько человек самостоятельных. Потом оказалось, что их много таких. Оказалось, что самые-то умные как раз никогда ни в какие партии и не лезли, а делали ночью что хотели.
Ну и все. И стали русские жить нормально. К вечеру уже по уровню жизни догнали почти кой-какие неразвитые страны. Болтали, что ночью даже кого-то из африканцев перегнали, но это пока не подтвердилось.
Сейчас одного только и боятся русские — как бы ветры перемен не надули им опять кого-нибудь в авангард.
У пивного ларька
К длинной очереди у пивного ларька подошли трое военных с автоматами и повязками на руках. Устало, недобро оглядели толпу.
Один из военных, постарше и понебритее, спросил:
— Коммунисты есть?
Очередь замерла, сжалась, сделалась небольшой и жалкой, как в развитых странах.
— Началось, — пролетело от головы к хвосту очереди.
— Отлавливают.
— Погуляли, хватит.
— Иван, ты что не выходишь?
— Кто Иван?!. Обознались вы.
Никто не вышел, не шевельнулся.
— Жаль, — сказал тот же военный, — жаль.
Другой военный, помоложе и помладше званием, пояснил:
— Нашли обложку от партбилета, в ней семьсот рублей.
Не успел он договорить, алкаши захлопали себя по пустым брюкам и пиджакам в поисках партбилета. Зазвенели голоса:
— Народ и партия — все едино!
— Где что-нибудь, там и они.
— Ум, честь и все такое.
— Иван, ты-то куда?
— Дура, не Иван, а Иван Петрович. Распустили дармоедов!
Очередь дрогнула раз, другой, третий, заколебалась, целиком оторвалась от пивного ларька и двинулась навстречу автоматам.
— Все коммунисты?! — удивился плоховыбритый.
— Все! — хором сказали алкаши.
— Жаль, — бросил военный, — жаль.
Другой военный, помоложе и помладше званием, пояснил:
— Семьсот рублей… все фальшивые. Чьи вот они, откуда?
Толпа немного помолчала, потом помялась, потом попятилась. Заговорили все разом:
— Болеет партия.
— А что ж ты хочешь? То она тебе в авангарде, то черт ее знает где.
— Заболеешь — на словах одно, на деле другое.
— Запутались, заврались. Так, что ли, Иван?
— А кто тут Иван? Тут Иванов нет.
Военные постояли еще немного и ушли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Говорят, «милиция» к грибам, «рыжие» или к дождю, или к перевороту. А может, просто скоро в самом деле начнут выяснять, кто из-за корысти, а кто по убеждению. Если бы все по убеждению были, до таких жутких снов не дошло бы.
Репортаж
К о р р е с п о н д е н т. Добрый вечер, товарищи телезрители. С праздником вас! Здоровья вам, удачи, любви, успехов в труде, всего, всего самого лучшего! А в первую очередь, конечно, большого личного счастья!.. Вот эта утопающая в вечерних лучах солнца местность — старинное русское село Мясоедово. Многое повидало оно на своем веку: хазары, печенеги, татаро-монголы. Сегодня здесь мы. Дедушка, здравствуйте.
Д е д. Здравствуй.
К о р р е с п о н д е н т. С праздником вас! Скажите, сейчас лучше стало жить?
Д е д. Чем когда?
К о р р е с п о н д е н т. Чем раньше… Ну, хоть лет тридцать тому назад.
Д е д. Тридцать?.. Тридцать лет назад мы же ничего не имели. Никита же все отобрал.
К о р р е с п о н д е н т. Значит, сейчас лучше стало жить?
Д е д. Чем когда?
К о р р е с п о н д е н т. Чем тридцать лет назад.
Д е д. А чем лучше?
К о р р е с п о н д е н т. Не имели тогда ничего.
Д е д. Так мы и щас ничего не имеем.
К о р р е с п о н д е н т. Сейчас, дедушка, вы имеете гласность. Это — очень много. Можно открыто говорить обо всем, что наболело, обо всем, что у нас плохо. Раньше об этом и подумать было нельзя.
Д е д. Почему?.. И раньше думали, что у нас все плохо.
К о р р е с п о н д е н т. Не помню, товарищи, говорил я вам или нет: вот эта утопающая в последних лучах солнца местность — старинное русское село Мясоедово. А вас, дедушка, я хотел спросить: ведь лучше стало жить?
Д е д. Чем когда?
К о р р е с п о н д е н т. Чем сорок лет назад.
Д е д. Сорок?.. Это после войны… В магазин придешь — и деньги есть, а купить нечего. Карточки ввели на продукты, талоны были на масло там, на сыр.
К о р р е с п о н д е н т. Дедушка, а пятьдесят лет назад что было?
Д е д. Пятьдесят?.. Преследовали почем зря.
К о р р е с п о н д е н т. Как они выглядели, эти изверги?
Д е д. Да как?.. Люди как люди, как сейчас все выглядят.
К о р р е с п о н д е н т. Спасибо, дедушка, у нас к вам остался только один вопрос. Что было шестьдесят лет назад?
Д е д. Шестьдесят?.. Тогда от голода много умерло. Жуткое дело.
К о р р е с п о н д е н т. А сейчас от голода не умирают.
Д е д. Щас нет… Щас от радиации.
К о р р е с п о н д е н т. Дед!
Д е д. Что?
К о р р е с п о н д е н т. Вот эта местность — старинное русское село Мясоедово, а я тебя последний раз спрашиваю: лучше стало жить?!
Д е д. Чем когда?
К о р р е с п о н д е н т. Чем при хазарах!
Д е д. При хазарах?.. Тогда предали все огню и пожарам.
К о р р е с п о н д е н т. Значит, сейчас лучше стало жить?!
Д е д. А чем лучше?
К о р р е с п о н д е н т. Пожаров нет.
Д е д. Так гореть нечему.
К о р р е с п о н д е н т. Дедушка… сгинь к чертовой матери! Лучше бы я делал передачу не из села, а из города.
Д е д. А чем лучше-то?
К о р р е с п о н д е н т. Еще раз вас с праздником, товарищи телезрители, до свидания. Всего, всего вам самого хорошего: здоровья, удачи, счастья, чтобы дом полной чашей! В общем, что-бы все было… как до хазар.
Сами по себе
Проснулись русские утром, видят — все партии, что у них были, исчезли. Сперва подумали, что на них тля какая-то напала, но тогда бы хоть шелуха осталась, а тут нет ничего. Ну и догадались, что просто их все ветром сдуло.
Остались русские сами по себе, не знают, куда ногой ступить, как бы во что не вляпаться без политического-то руководства.
Народ ведь и без того очень простой, только-только начал учиться есть, а то все ложкой в чужой рот попадал. Из ремесел развито было всего два: затягивание пояса и умение терпеть до гроба. Но зато уж, правда, и умельцы были! Это тебе не блоху подковать. Такие были даже, что еще и не кончилось у них терпение, а уже они в гробу. И культурно, к примеру, русские тоже мало кого обскакали. Много понастроили памятников, а как-то тут выдался свободный день, пригляделись — господи! они же все на одно лицо. То есть буквально везде один и тот же человек стоит. Вот до чего это простой народ был.
А как сдуло партии ветром, вовсе перепугались они до смерти, замерли, боятся шаг шагнуть в сторону. Но к обеду проголодались многие, дети по нужде запросились, делать нечего — стали искать, нет ли у них умных среди беспартийных. А вдруг! А чем черт не шутит! А ну как есть!! Ну хоть не круглые-то дураки.
Должны быть самостоятельные люди — слух был в народе, что есть мужики и бабы, которые издревле не днем, конечно, но хоть и ночью, а делают не то, что им партии велят, а то, что им хочется.
И что б вы думали? Поогляделись и тут же нашли несколько человек самостоятельных. Потом оказалось, что их много таких. Оказалось, что самые-то умные как раз никогда ни в какие партии и не лезли, а делали ночью что хотели.
Ну и все. И стали русские жить нормально. К вечеру уже по уровню жизни догнали почти кой-какие неразвитые страны. Болтали, что ночью даже кого-то из африканцев перегнали, но это пока не подтвердилось.
Сейчас одного только и боятся русские — как бы ветры перемен не надули им опять кого-нибудь в авангард.
У пивного ларька
К длинной очереди у пивного ларька подошли трое военных с автоматами и повязками на руках. Устало, недобро оглядели толпу.
Один из военных, постарше и понебритее, спросил:
— Коммунисты есть?
Очередь замерла, сжалась, сделалась небольшой и жалкой, как в развитых странах.
— Началось, — пролетело от головы к хвосту очереди.
— Отлавливают.
— Погуляли, хватит.
— Иван, ты что не выходишь?
— Кто Иван?!. Обознались вы.
Никто не вышел, не шевельнулся.
— Жаль, — сказал тот же военный, — жаль.
Другой военный, помоложе и помладше званием, пояснил:
— Нашли обложку от партбилета, в ней семьсот рублей.
Не успел он договорить, алкаши захлопали себя по пустым брюкам и пиджакам в поисках партбилета. Зазвенели голоса:
— Народ и партия — все едино!
— Где что-нибудь, там и они.
— Ум, честь и все такое.
— Иван, ты-то куда?
— Дура, не Иван, а Иван Петрович. Распустили дармоедов!
Очередь дрогнула раз, другой, третий, заколебалась, целиком оторвалась от пивного ларька и двинулась навстречу автоматам.
— Все коммунисты?! — удивился плоховыбритый.
— Все! — хором сказали алкаши.
— Жаль, — бросил военный, — жаль.
Другой военный, помоложе и помладше званием, пояснил:
— Семьсот рублей… все фальшивые. Чьи вот они, откуда?
Толпа немного помолчала, потом помялась, потом попятилась. Заговорили все разом:
— Болеет партия.
— А что ж ты хочешь? То она тебе в авангарде, то черт ее знает где.
— Заболеешь — на словах одно, на деле другое.
— Запутались, заврались. Так, что ли, Иван?
— А кто тут Иван? Тут Иванов нет.
Военные постояли еще немного и ушли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33