Узнав, что Иван связался с дочерью известной когда-то в Москве проститутки, тоже проституткой, он несколько успокоился. Хотя и не понятен был ему интерес Ивана именно к ней.
«Если его только тело женское интересует, – подумал Крестный, – странно, что он два месяца ебет одну и ту же бабу. Да одно и то же тело на третий день надоест, если ты, конечно, ничего иного к нему не испытываешь. А ему, почему-то, не надоедает»
Крестный хорошо помнил откровенную сентенцию одного из больших знатоков русской души: «Страшна не та баба, что за хуй держит, а та, что держит за душу». Ивана, кроме, как за член, держать было, вроде бы, не за что. Но – черт его знает... Если уж чужая душа – потемки, то в случае с Иваном – и вовсе полный мрак...
Убивать Крестный не любил. То есть – сам убивать, своими руками. За всю свою долгую карьеру в госбезопасности Владимир Крестов убил лично лишь одного человека, и это убийство навсегда отпечаталось в его памяти. Он тогда испугался очень сильно и убил от страха. Он не любил даже вспоминать эту историю, и сейчас тоже отогнал воспоминания о ней подальше от себя.
Но других он посылал на убийство очень легко. Так же легко, как и на смерть. Спокойно и равнодушно, думая только о том, какую выгоду это убийство или эта смерть принесет лично ему, Крестному.
Ему еще дважды пришлось убить – в то время, когда он только становился тем, кем стал сейчас. Но это была, по сути дела, самооборона – если бы не убил он, то убили бы его. Просто он успел раньше.
Но, любил ли убийство, как жанр социального действия, Крестный или не любил, время от времени в его жизни возникали ситуации, когда нужно было решать – оставить человека в живых или убить. И Крестный всегда малодушничал, если не мог поручить это кому-то другому. Руки у него начинали дрожать, ладони потеть, а лоб покрывался испариной.
Крестный хорошо понимал, что в том, чтобы отнять у человека жизнь, нет ничего страшного, он столько раз видел как это происходит. Человек падает, из него течет красная жидкость, и он перестает двигаться. Казалось бы – чего проще? Нажимаешь на курок, и все дела. Но Крестный, почему-то, никак не мог себя заставить перейти границу от «перед выстрелом» до «после выстрела». Что-то в нем сопротивлялось на всю свою бессознательную силу. Может быть – необходимость совершать личное активное действие, выныривать на поверхность из затопившего его жизненные корни искусственно созданного моря.
Поэтому, поняв, что Надю ему придется убить самому, Крестный пришел во вполне понятное волнение. Он не мог никому доверить этого важного для него дела. Не мог не потому, что сомневался в способностях своих «бойцов». Все, что связано с Иваном, было его личным делом, касалось только его самого.
На кнопку звонка надиной квартиры Крестный нажимал со странным чувством исполнения какого-то долга перед Иваном. Крестный словно должен был спасти Ивана от серьезной грозящей ему опасности, и сейчас как раз приступал к самому спасению. В голове у него пронеслась мимолетно даже такая картинка: он, Крестный, в сияющей белой одежде, каком-то широком балахоне да пяток, волочащемся по полу, с занесенным над головой длинным блестящим в лучах света мечом. Этакий божий мститель. Только крыльев за спиной не хватает. Божий?.. «Я своего бога давно похоронил...» – подумал он мимоходом. Впрочем ничего, кроме скептического недоумения, это картинка у Крестного не вызвала и, мелькнув однажды, больше не появлялась.
Услышав звонок, Надя подошла к двери, накинула цепочку и, открыв дверь, увидела в образовавшуюся узкую щель пожилого человека непримечательной внешности в очень хорошем дорогом костюме, с большими залысинами и доброжелательным выражением глаз.
– Что вам нужно, – спросила она.
Крестный издал неопределенный звук, похожий на мычание. Он мог бы убить ее прямо сейчас, выстрелив в дверную щель – Надя стояла близко к двери, промахнуться было бы трудно. Но Крестному необходимо было прежде с ней поговорить. Об Иване. Он хотел до конца выяснить ситуацию. В этом, по крайней мере, он убедил самого себя. Может быть, дело в том, что он просто не решался выстрелить сразу, оттягивал развязку, хотя и знал, что ее не удастся избежать. Около Ивана должен остаться кто-то один. Или он, или она. У Крестного не было сомнений, что это будет именно он.
– Извините, – сказал он, – вы – Надежда? Иван просил меня зайти к вам...
Едва он произнес имя Ивана, Надя сбросила цепочку и широко распахнула дверь. Последние слова он договаривал, уже видя ее полностью – невысокую, привлекательно полненькую, очень и очень аппетитную на его взгляд женщину. Она смотрела на него встревоженно и, в тоже время – с надеждой и ожиданием.
– Что с ним? – этот вопрос вырвался у Нади помимо ее воли, больше всего ее волновало сейчас только одно – жив Иван или нет?
– Да с ним пока все в порядке... – пробормотал Крестный. – Но есть один вопрос, который мы с вами должны обсудить...
– Мы с вами? – переспросила Надя. – А вы, собственно, кто?
– Он зовет меня Крестным... – фраза не прозвучала двусмысленно, поскольку Иван никогда при Наде не произносил имени Крестного.
Она восприняла это имя как обозначение родственных отношений, как имя нарицательное. На нее сразу пахнуло неизвестными ей семейными подробностями жизни Ивана, о которой он ей никогда не рассказывал, словно не было у него никогда никакой семьи. Это была тайна его личности, над которой, как сейчас показалось Наде, слегка приподнялась завеса неизвестности.
– Вы позволите мне пройти? – спросил Крестный, нарушая затянувшуюся паузу.
Надя повернулась и молча прошла в комнату, в которой еще совсем недавно лежала умирающая мать. Крестный понял это как приглашение последовать за ней. Мягкие кресла заменили стоявшую прежде посреди комнаты кровать матери, появился телевизор, книжные полки – типичная обстановка самой обычной гостиной.
– Мне Иван никогда не говорил о вас... – сказала Надя, когда Крестный тяжело опустился в кресло. – Сделать вам кофе?
– И правильно делал, что ничего не говорил. Он и не должен был говорить... Работа у нас с ним такая, что много говорить нельзя. Опасно... А кофе не нужно. Ну его к лешему, кофе этот. Возбуждает он. А куда уж мне старику возбуждаться! – Крестный щелкнул себя пальцем по брюкам между ног. – Даже если и подымется мой бездельник... Не справлюсь я с тобой, если даже и залезу на тебя...
Крестный досадливо махнул рукой. Надя резко выпрямилась в кресле. Ей на мгновение показалось, что разговор ушел куда-то далеко в сторону от того русла, что зовется здравым смыслом.
– Что вы сейчас сказали? – спросила она напряженно.
– Да ты никак обиделась?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
«Если его только тело женское интересует, – подумал Крестный, – странно, что он два месяца ебет одну и ту же бабу. Да одно и то же тело на третий день надоест, если ты, конечно, ничего иного к нему не испытываешь. А ему, почему-то, не надоедает»
Крестный хорошо помнил откровенную сентенцию одного из больших знатоков русской души: «Страшна не та баба, что за хуй держит, а та, что держит за душу». Ивана, кроме, как за член, держать было, вроде бы, не за что. Но – черт его знает... Если уж чужая душа – потемки, то в случае с Иваном – и вовсе полный мрак...
Убивать Крестный не любил. То есть – сам убивать, своими руками. За всю свою долгую карьеру в госбезопасности Владимир Крестов убил лично лишь одного человека, и это убийство навсегда отпечаталось в его памяти. Он тогда испугался очень сильно и убил от страха. Он не любил даже вспоминать эту историю, и сейчас тоже отогнал воспоминания о ней подальше от себя.
Но других он посылал на убийство очень легко. Так же легко, как и на смерть. Спокойно и равнодушно, думая только о том, какую выгоду это убийство или эта смерть принесет лично ему, Крестному.
Ему еще дважды пришлось убить – в то время, когда он только становился тем, кем стал сейчас. Но это была, по сути дела, самооборона – если бы не убил он, то убили бы его. Просто он успел раньше.
Но, любил ли убийство, как жанр социального действия, Крестный или не любил, время от времени в его жизни возникали ситуации, когда нужно было решать – оставить человека в живых или убить. И Крестный всегда малодушничал, если не мог поручить это кому-то другому. Руки у него начинали дрожать, ладони потеть, а лоб покрывался испариной.
Крестный хорошо понимал, что в том, чтобы отнять у человека жизнь, нет ничего страшного, он столько раз видел как это происходит. Человек падает, из него течет красная жидкость, и он перестает двигаться. Казалось бы – чего проще? Нажимаешь на курок, и все дела. Но Крестный, почему-то, никак не мог себя заставить перейти границу от «перед выстрелом» до «после выстрела». Что-то в нем сопротивлялось на всю свою бессознательную силу. Может быть – необходимость совершать личное активное действие, выныривать на поверхность из затопившего его жизненные корни искусственно созданного моря.
Поэтому, поняв, что Надю ему придется убить самому, Крестный пришел во вполне понятное волнение. Он не мог никому доверить этого важного для него дела. Не мог не потому, что сомневался в способностях своих «бойцов». Все, что связано с Иваном, было его личным делом, касалось только его самого.
На кнопку звонка надиной квартиры Крестный нажимал со странным чувством исполнения какого-то долга перед Иваном. Крестный словно должен был спасти Ивана от серьезной грозящей ему опасности, и сейчас как раз приступал к самому спасению. В голове у него пронеслась мимолетно даже такая картинка: он, Крестный, в сияющей белой одежде, каком-то широком балахоне да пяток, волочащемся по полу, с занесенным над головой длинным блестящим в лучах света мечом. Этакий божий мститель. Только крыльев за спиной не хватает. Божий?.. «Я своего бога давно похоронил...» – подумал он мимоходом. Впрочем ничего, кроме скептического недоумения, это картинка у Крестного не вызвала и, мелькнув однажды, больше не появлялась.
Услышав звонок, Надя подошла к двери, накинула цепочку и, открыв дверь, увидела в образовавшуюся узкую щель пожилого человека непримечательной внешности в очень хорошем дорогом костюме, с большими залысинами и доброжелательным выражением глаз.
– Что вам нужно, – спросила она.
Крестный издал неопределенный звук, похожий на мычание. Он мог бы убить ее прямо сейчас, выстрелив в дверную щель – Надя стояла близко к двери, промахнуться было бы трудно. Но Крестному необходимо было прежде с ней поговорить. Об Иване. Он хотел до конца выяснить ситуацию. В этом, по крайней мере, он убедил самого себя. Может быть, дело в том, что он просто не решался выстрелить сразу, оттягивал развязку, хотя и знал, что ее не удастся избежать. Около Ивана должен остаться кто-то один. Или он, или она. У Крестного не было сомнений, что это будет именно он.
– Извините, – сказал он, – вы – Надежда? Иван просил меня зайти к вам...
Едва он произнес имя Ивана, Надя сбросила цепочку и широко распахнула дверь. Последние слова он договаривал, уже видя ее полностью – невысокую, привлекательно полненькую, очень и очень аппетитную на его взгляд женщину. Она смотрела на него встревоженно и, в тоже время – с надеждой и ожиданием.
– Что с ним? – этот вопрос вырвался у Нади помимо ее воли, больше всего ее волновало сейчас только одно – жив Иван или нет?
– Да с ним пока все в порядке... – пробормотал Крестный. – Но есть один вопрос, который мы с вами должны обсудить...
– Мы с вами? – переспросила Надя. – А вы, собственно, кто?
– Он зовет меня Крестным... – фраза не прозвучала двусмысленно, поскольку Иван никогда при Наде не произносил имени Крестного.
Она восприняла это имя как обозначение родственных отношений, как имя нарицательное. На нее сразу пахнуло неизвестными ей семейными подробностями жизни Ивана, о которой он ей никогда не рассказывал, словно не было у него никогда никакой семьи. Это была тайна его личности, над которой, как сейчас показалось Наде, слегка приподнялась завеса неизвестности.
– Вы позволите мне пройти? – спросил Крестный, нарушая затянувшуюся паузу.
Надя повернулась и молча прошла в комнату, в которой еще совсем недавно лежала умирающая мать. Крестный понял это как приглашение последовать за ней. Мягкие кресла заменили стоявшую прежде посреди комнаты кровать матери, появился телевизор, книжные полки – типичная обстановка самой обычной гостиной.
– Мне Иван никогда не говорил о вас... – сказала Надя, когда Крестный тяжело опустился в кресло. – Сделать вам кофе?
– И правильно делал, что ничего не говорил. Он и не должен был говорить... Работа у нас с ним такая, что много говорить нельзя. Опасно... А кофе не нужно. Ну его к лешему, кофе этот. Возбуждает он. А куда уж мне старику возбуждаться! – Крестный щелкнул себя пальцем по брюкам между ног. – Даже если и подымется мой бездельник... Не справлюсь я с тобой, если даже и залезу на тебя...
Крестный досадливо махнул рукой. Надя резко выпрямилась в кресле. Ей на мгновение показалось, что разговор ушел куда-то далеко в сторону от того русла, что зовется здравым смыслом.
– Что вы сейчас сказали? – спросила она напряженно.
– Да ты никак обиделась?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53