Любил управлять. Неважно – банком или собственной дочерью. Последнее слово всегда оставалось за ним, в любых мелочах. Одного из ее ухажеров (это было незадолго до окончания школы) он просто выставил за дверь. Безо всяких объяснений, ибо до объяснений он не снисходил никогда. Естественно, что Лена боялась отца. А после смерти мамы его влияние стало абсолютным. Ослушаться его было равносильно тому, чтобы посягнуть на основы мироздания. Впрочем, Павел Игнатьевич и не считал себя демократом. Сам он рос в еще большей строгости – дед Лены, Игнатий Захарович, огромный, как медведь, с громовым голосом, беспрестанно порол своего сына – по поводу и без повода. Кончилось дело тем, что лет в семнадцать Павел решился и дал ему сдачи. Отец тогда избил его до полусмерти. Но больше руки не распускал.
Отец ни разу в жизни не ударил Лену. Но для нее достаточно было и его взгляда, жеста, слова. И сейчас ей предстоял самый сложный в жизни выбор. Отец или Андрей? Женское чутье подсказывало ей, что примирить этих двух мужчин она просто не сможет…
Глава восьмая
Россия, спецлагерь ВЖ/43. Где-то под Норильском
Казарьянц сидел в комнате для допросов, ожидая, пока приведут нужного ему человека. За окном лил дождь и свистел ветер – на севере лето короткое, а осень быстро вступает в свои права.
Наконец, конвоир отпер железную дверь и ввел Ковша. Полковник знаком показал солдату, что тот может выйти. Все равно со скованными за спиной руками преступник был неопасен.
– Садитесь, Ковшов, – сказал Леон Ованесович. – Я бы предложил вам закурить, но, к сожалению, не далее как вчера решил бросить эту привычку. Так что извините.
– Да чего уж там…, – улыбнулся уголовник щербатым ртом.
– Я бы хотел перейти сразу к делу. Я из ФСБ.
– Это чего, по-старому – КаГеБе, что ли?
– Пусть будет так. Насколько мне известно, срок у вас немалый. Вас сюда определили в девяносто восьмом. Значит, вам осталось десять лет… По вашей статье амнистии вам ждать не приходится.
– Точно так, гражданин начальник, – охотно подтвердил Ковш.
– Значит, единственный ваш шанс – это я.
Рецидивист наморщил лоб, пытаясь переварить сказанные ему только что слова. Затем его лицо потемнело.
– Не, гражданин начальник, на добровольное сотрудничество не пойду. Я, извините, не сука.
– Значит, сгниешь в лагере, – внезапно жестко сказал Казарьянц.
– А хоть бы и так! – подался вперед Ковш. – Для меня тюрьма – дом родной. У меня до этого две ходки было. Нам не привыкать!
Казарьянц достал платок и громко высморкался.
– Ты, Ковшов, свою крутость в бараке будешь демонстрировать. Если откажешься – найду другого, невелика беда. А вот тебе, отморозок, обещаю жизнь короткую и трудную. Ты думаешь, почему я тут так запросто оказался? Потому что кум ваш – мой старинный приятель. Мы с ним вместе не один пуд соли съели, когда в десанте служили. Он к моей просьбе прислушается. Тем более, что ты тут многим не нравишься. Репутация у тебя плохая.
Ковш откинулся назад, на стену, насколько позволяли скованные наручниками запястья. Задумался минуты на три.
– На пушку ведь берете, ясный пень… Эх, была-не была!.. Что делать-то надо?
* * *
Говоря Ковшу, что он в случае чего найдет другого, Казарьянц отчаянно блефовал. На ту роль, что он отвел в своей постановке отпетому рецидивисту, никакой «другой» просто не подходил. Ковшов был нужен полковнику, нужен как воздух, по той простой причине, что он, Ковшов, был до своей последней отсидки в отличных отношениях с Сычевым. Именно Сыча Казарьянц избрал своей мишенью номер один. Многоходовка, конечной целью которой было изменить криминально-коммерческий расклад в областном центре, началась…
Россия, областной центр. 2003й год. Спустя трое суток.
Сычев вышел из душа в обнимку с высоченной блондинкой. Из одежды на нем было лишь широкое банное полотенце на бедрах. Спутница же его предпочитала костюм Евы. Усевшись в кресло, она протянула руку к бутылке шампанского… В этот момент вошел один из охранников.
– Аркадий Александрович…, – начал он… И замер, уставившись на обнаженную блондинку.
– Ну? Чего замолчал? Голых баб, что ли, не видел? – проворчал Сыч. – Я ж тебе сколько раз говорил, что надо стучать, прежде чем войдешь. Что надо?
– Там какой-то тип явился. Требует, чтобы его пропустил к вам. Повидаться, говорит, надо.
– Требуе-ет?! – протянул полуудивленно Сыч. – И кто таков? Назвал он себя?
– Да, назвал. Только это… По-моему, кликуха это, а не фамилия. Ковш…
– Ковш? Ты не ошибся?
– Да нет, он пару раз повторил. Точно – Ковш.
Сыч обернулся к блондинке.
– Ты вот что, душа моя – иди-ка оденься. И послушай там музычку в соседней комнате. А я тут кое с кем перетру.
Блондинка состроила обиженную мину. Но просьбу выполнила.
– Приведи этого человека, – разрешил охраннику Сыч. – Только проверь, нет ли у него чего в карманах, ты понял?
– Понял, шеф. Сделаем.
Аркадий Александрович тоже поспешил в ванную и, быстро одевшись, встретил гостя с самой любезной улыбкой, на какую был способен.
– Здорово, Ковш! Какими судьбами?
Они обнялись, и Сычев похлопал старого приятеля по спине.
– Сыч, чё такое, в натуре?.. Твои архаровцы меня обшмонали. Уже не веришь мне, что ли?
– Да ладно, Ковш, извини их. У них работа такая. Слушай, а правда – когда ты откинулся? Тебе ж вроде «пятнашку» влепили…
Ковш махнул рукой.
– Бежал я. Ну, не то, чтобы… Словом, пришлось забашлять кое-кому. А то, знаешь, сгнил бы в этой тюряге. Ты-то как? Процветаешь, говорят?
– Говорят? Кто говорит? На воле своих проблем – выше крыши. Все стали брать не по чину. Ментяры, суки, распоясались…, – Сычев подошел к бару и извлек оттуда пол-литровую бутылку «Немирофф». – Давай-ка, корешок, дёрнем за встречу. За освобождение твое… досрочное, – хохотнул Аркадий Александрович.
Они выпили по полной. Ковш по старой привычке занюхал рукавом; Сычев отправил в рот здоровую дольку лимона – прямо с кожурой.
– Повторим? – предложил он, сразу же вновь наполняя рюмки.
Бутылка пустела на глазах.
– Чем заниматься думаешь, Ковшик? – спросил Сыч.
– Да не врубился пока. А может, ты меня в свою бригаду возьмешь? Я еще всем твоим сопливым бакланам сто очков вперед дам.
– Я не сомневаюсь, кореш. Но дело вот какое. Я уже говорил – менты лютуют. В любой базар встрять норовят. Падлы… И я на воле гуляю потому только, что на беспредел не подписываюсь. Ты пойми, я тебя очень ценю, но если завтра «мусора» на меня насядут, то непременно с тебя начнут. У них это быстро – раз-два, и в дамки. Копнут чуть поглубже – и будь здоров. Никакой адвокат за уши не вытащит. Поэтому пока лучше тебе на дно уйти. А если хочешь, я тебе маляву дам. К Горелому. Есть тут такой конкретный пацан в соседней области. Бензоколонки держит, «телок» пасет, «челноков» потрошит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60