– Заказ был сделан сегодня около четырех. Меньше часа назад. На сегодняшний ночной рейс. Десять минут первого. «Юнайтед эрлайнз», рейс 825 из «Айдлуайлда». Ему надо зарегистрироваться не позже, чем за полчаса до вылета.
– Куда доставили билет?
– Билет послали в отель «Пендлтон». Все дело заняло минуту. Они позвонили туда, выписали билет и отправили его с посыльным. В отеле сказали, что Росси там остановился под своей фамилией.
Клэнси быстро соображал. Он уже окончательно очнулся. Вот это новость – возможно, самая главная! Он смял в пальцах сигарету и склонился над телефоном.
– Далеко ли от «Пендлтона» до «Фарнсуорта», не знаешь?
– От «Пендлтона» до «Фарнсуорта»? Ну, что-то… – Тут Капроски все понял. – Да самое большое – два квартала! Лейтенант, мне пойти туда и взять этого Росси за задницу?
– Нет, у нас мало оснований. Но вот что ты можешь сделать. Отправляйся в «Пендлтон» и попробуй узнать, был ли Росси у себя в номере прошлой ночью. И если он отсутствовал, то когда вышел и когда вернулся.
– Ты читаешь мои мысли, лейтенант?
– Ничего я не читаю, – спокойно сказал Клэнси. – Отправляйся. И позвони, когда все выяснишь.
– Ладно. Все равно турагентства скоро закрываются. Уже около пяти. – Капроски засмеялся. – Ну, гора с плеч. Еще пять минут – и я бы сам купил билет в Европу.
– Купи билет в «Пендлтон»! – буркнул Клэнси и бросил трубку.
Он развернулся в кресле к окну. Небо над крышами жилых домов подернулось серой пеленой сумерек, клонящееся к западу солнце бросало на стены мягкие тени. Итак, Пит Росси заявился в полицейский участок примерно в два пятнадцать и завел свою волынку «где мой братишка», а менее чем через два часа купил себе билет на самолет обратно в Калифорнию. Интересно, очень интересно! Коварный лейтенант полиции умыкнул его любимого раненого братишку неизвестно куда, и мистер Порфирио Росси приходит в участок, грозит кулаком, а потом преспокойненько садится на самолет с чувством выполненного долга. Интересно – это еще слабо сказано. Скорее уж невероятно. Даже «невероятно» не годится для такой ситуации. Невозможно! Вот это самое точное слово: невозможно.
Он уставился на сгущающиеся сумерки. В окне жилого дома напротив, четко очерченного на фоне темнеющего неба, возник силуэт полной женщины. Она потянулась к бельевой веревке и начала один за другим стаскивать с нее носки и развешивать вместо них застиранные майки. Круглосуточная служба, подумал Клэнси. Вечный двигатель. Где же я был в День Благодарения? А в День Памяти погибших? А Четвертого июля? Безносочный Джонни Росси, водонос специального взвода бестолковых из 52-го участка…
Он похлопал себя по карманам в поисках сигарет и вспомнил, что недавно выкинул пустую пачку. Со вздохом он стал привычно рыскать по всем ящикам, выдвинул центральный ящик письменного стола, наткнулся на большой коричневый конверт, машинально пошарил среди бумаг. Ничего. Негодующе покачав головой, он задвинул ящик и выдвинул верхний правый. Тот, дойдя до середины, застрял, удерживаемый чем-то внутри. Он запустил ладонь в щель – пальцы нащупали тапочек и сильно прижали его ко дну ящика. Ящик дернулся вперед, и Клэнси запустил руку под стопку белой одежды, чтобы убедиться, не оставил ли он там, случаем, пачку сигарет.
У него под рукой зашуршали какие-то клочки бумаги – и больше ничего. Разочарованно тряхнув головой, он уже собрался было задвинуть ящик и позвонить сержанту, чтобы тот послал кого-нибудь за сигаретами, как вдруг замер и похолодел.
Рука его снова юркнула в ящик и выудила оттуда один тапочек. Он стал его разглядывать, потом сунул ладонь внутрь и нащупал скомканный носок. Он машинально бросил взгляд за окно и представил себе батарею носков, раскачивавшихся там весь день. Безносочный Джонни Росси, левый крайний команды… Его рука резко потянулась к телефону.
– Сержант! Барнет здесь?
– По-моему, да, лейтенант.
– Мне надо знать точно, а не по-твоему. Посмотри! А если нет, найди его! И пусть пулей мчится ко мне в кабинет.
Он положил трубку. Глаза его горели. Ну, конечно! Вот что целый день не давало ему покоя – носки! Он прикрыл глаза, мысленно представляя больничный коридор, полумрак в палате, полицейского охранника, клюющего носом перед дверью на стуле. И темную фигуру, уверенно шагающую мимо охранника: открывается дверь, и нож всаживается в грудь лежащего на кровати. А потом фигура так же легко выскальзывает из палаты. Что там говорил Честертон? Да, и бойлерная. Он там не был, но мог себе ее представить: с современным котлом, возвышающимся над полом, и запиханная под котел одежда, которую сразу можно заметить… Одежда, взятая из шкафчика врача, находящегося в отпуске… И открытая все время дверь на задний двор. И кран, который так вовремя сломался, и его потребовалось срочно починить… Разрозненные факты начали наконец складываться в единую мозаику, появляясь из потаенных глубин памяти, куда он их бессознательно складывал. Теперь все эти фактики послушно выстраивались в ряд, точно солдаты в парадных шеренгах.
Осторожное покашливание вернуло его в настоящее. Он открыл глаза. Перед ним стоял навытяжку Барнет, взволнованно глядя на него.
– Вы хотели меня видеть, лейтенант?
– Да. – Клэнси выпрямился. – Барнет, подумай и вспомни. Вчера, вернее сегодня утром, когда ты сидел под дверью палаты. Сколько раз входил врач?
– Два раза. Я же говорил.
– Еще раз скажи. Как он выглядел? Второй. Барнет смутился.
– Я же все рассказал, лейтенант. На нем был обычный костюм врача: белая куртка, белые брюки, белые тапочки. На голове белая шапочка, на лице марлевая маска.
– А ты не рассмотрел его волос? Лица?
– Нет, сэр. Да и, если помните, у них в этой больнице в коридорах такая темень ночью. Они же выключают верхний свет и оставляют только крохотные лампочки на стенах.
Клэнси кивнул.
– А перчатки? У него на руках были перчатки? Барнет наморщил лоб, припоминая.
– Черт, я не помню. А что я утром говорил?
– Ты сказал: были перчатки. Барнет пожал плечами.
– Ну, значит, были. Тогда я все это лучше помнил. Если я сказал, что были перчатки, значит, у него были перчатки.
Клэнси улыбнулся. Это была почти кровожадная улыбка довольного каннибала.
– Хорошо, Барнет. Все. Спасибо.
– Черт, лейтенант, извините, что больше не могу ничего припомнить.
– Ты мне рассказал больше, чем ты думаешь! – ответил Клэнси. Его улыбка увяла. Он уже говорил сам с собой. – Ты мне все это рассказал утром в больнице, но я тебя плохо слушал. Наверное, со мной случился шок. Или приступ идиотизма. – Он вдруг понял, что размышляет вслух, и кинул на патрульного бесстрастный взгляд. – Все, Барнет. Можешь идти.
– Есть, сэр. – Рослый патрульный помялся и поспешно развернулся на каблуках, торопясь уйти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41