В последнее время я часто вспоминал рассказ, который прочел в одном английском журнале. Это история художника, который тоже подорвал свое здоровье в трудное для него время и отправился в уединенную печальную местность, на торфяные болота, где снова стал самим собой и начал писать природу так, как видел и понимал ее. Все это очень хорошо описано, – очевидно, автор разбирается в искусстве. Рассказ поразил меня, и сейчас я снова думаю о нем…
Беда не только в том, что я сравнительно поздно занялся рисованием; отнюдь не исключено также, что у меня нет оснований рассчитывать на долгие годы жизни…
Что же касается времени, которое у меня осталось для работы, то, думается, я не очень ошибусь, предположив, что, вопреки всему, мое тело выдержит еще несколько лет, скажем от шести до десяти…
Я не намерен ни щадить себя, ни избегать волнений и трудностей – мне, в общем, безразлично, проживу я больше или меньше; кроме того, я не умею печься о своем физическом состоянии, как, например, делает врач.
Итак, я и впредь буду жить, не зная, сколько я проживу, и помня только одно: «за несколько лет я должен закончить определенную работу». Мне не следует слишком спешить – от спешки мало проку, но я должен продолжать работу с полным спокойствием и бодростью, возможно более регулярно и упорно, сжато и четко. Мир касается меня лишь постольку, поскольку я чувствую себя, так сказать, обязанным ему и в долгу перед ним: я ведь тридцать лет ступал по этой земле. И вот из благодарности я хочу оставить по себе какую-то память в форме рисунков или картин, сделанных не для того, чтобы угодить на чей-то вкус, но для того, чтобы выразить искреннее человеческое чувство. Итак, работа – вот моя цель; а когда человек сосредоточивается на одной мысли, все его дела упрощаются и хаос уступает место единому и неуклонному стремлению…
Если я проживу дольше – tant mieux, но на это я не рассчитываю.
За оставшиеся несколько лет нужно кое-что создать – вот мысль, которая служит мне путеводной нитью, когда я обдумываю планы дальнейшей работы.
Нет горшей муки, чем душевная борьба между долгом и любовью в высшем значении этих слов. Если я скажу тебе, что выбираю долг, ты все поймешь.
Те несколько слов, которыми мы обменялись во время нашей прогулки, доказали мне, что внутренне я ничуть не изменился, – вся эта история была и осталась раной, которую я ношу в себе; она скрыта в глубинах моей души, и ничто не исцелит ее, так что даже через много лет она останется такой же болезненной, какой была в первый день…
Я не верил, не верю и никогда не поверю, что она руководствовалась корыстными мотивами, по крайней мере, в большей степени, чем то допускают честность и справедливость. Она лишь держалась в пределах благоразумия, но окружающие все преувеличили. В остальном же, как ты понимаешь, я не обманываю себя – она не любила меня; поэтому все, о чем мы говорили с тобой по дороге, должно остаться между нами. С тех пор произошло много такого, чего не случилось бы, если бы в определенный момент я не оказался, во-первых, перед ее решительным «нет», а во-вторых, перед собственным обещанием убраться с ее пути. Я уважаю в ней чувство долга, я никогда не подозревал и не заподозрю ее ни в чем плохом.
Что же касается меня, то я знаю лишь одно: самое важное – это не уклоняться от своего долга и не идти ни на какие компромиссы там, где речь заходит о нем. Долг есть нечто абсолютное.
А последствия? Мы отвечаем не за них, а за сделанный нами выбор – выполнять или не выполнять свой долг. Такая точка зрения – прямая противоположность принципу: цель оправдывает средства. Мое собственное будущее – это чаша, которая не минует меня; следовательно, ее надо испить…
Как ты, однако, понимаешь, я должен обходить все, что может поколебать меня, должен избегать всех и всякого, кто может напомнить мне о ней. Эта мысль придала мне в нынешнем году больше решительности, чем я проявляю обычно, и, как видишь, я умудрился устроить все таким образом, что никто не понимает истинных мотивов.
Я по-прежнему убежден, что моя работа действительно требует большего и что мне следовало бы также иметь возможность тратить немного больше денег на еду и другие необходимые потребности, но, раз я должен обходиться меньшим, пусть будет так. В конце концов, жизнь моя, быть может, не стоит того, во что обходится ее поддержание. Так стоит ли мне из-за этого расстраиваться? Тут уж никто не виноват – ни другие, ни я сам.
В одном, надеюсь, ты не сомневаешься: я могу отказать себе в еде, одежде, удобствах – словом, во всем необходимом, но не больше. Когда человек урезает себя во всем, то ведь это достаточно доказывает его готовность идти на жертвы, верно? Ты отлично знаешь, что, предложи мне кто-нибудь работу, скажем выполнить тот или иной рисунок, я не отказался бы от нее, я с удовольствием сделал бы даже несколько попыток справиться с нею, если бы первая не удалась. Но никто не предлагает мне работы, а если о ней и заговаривают, то так неопределенно, так туманно, что это скорее сбивает меня с толку, чем подбадривает.
Что же касается моей одежды, дорогой брат, то ношу я то, что мне дают, не требуя и не прося большего. Я донашивал костюмы отца и твои, которые не очень годились мне, – у нас ведь разные размеры. Если ты примиришься с недостатками моего туалета, я вполне удовлетворюсь тем, что имею, и буду благодарен даже за малое. Разумеется, впоследствии я снова вернусь к этому и, надеюсь, смогу напомнить тебе: «Тео, а помнишь те времена, когда я бегал в долгополом пасторском пальто отца?» Мне кажется, гораздо разумнее принимать сейчас все, как оно есть, и не ссориться по этому поводу, а позднее, когда наши дела наладятся, дружно посмеяться над тем, что было.
Мои представления о том, как добывают деньги, так просты, что проще нельзя: все достигается лишь работой, и я ничего не выиграю, если при данных обстоятельствах начну бегать к разным людям и уговаривать их…
Полагаю, что по зрелом размышлении ты не можешь усомниться в том, что я много работаю; если же ты будешь настаивать, чтобы я ходил к разным людям и просил их купить мои работы, я, конечно, подчинюсь, но в таком случае, вероятно, впаду в хандру.
Если можно, позволь мне идти тем же путем, что до сих пор. Если же это невозможно, если ты советуешь и требуешь, чтобы я носил свои работы к разным людям, я не стану упрямиться…
Я думаю, между прошлыми и нынешними временами есть существенная разница. Раньше люди относились к созданию и к оценке картин с большей страстностью, решительнее выбирали то или иное направление, энергичнее становились на сторону того или иного художника – словом, проявляли больше воодушевления. А сейчас, как я замечаю, повсюду господствуют непостоянство и пресыщенность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104