– Что именно? – Он разрывался между необходимостью принять болеутоляющее и воспоминанием о тех мишенях на трусиках, и у него уже не оставалось сил, чтобы разбираться в ее туманных заявлениях.
– Мне не по вкусу, как ты преднамеренно ставишь меня в неловкое положение.
Джози смотрела в полные боли и вожделения глаза, потемневшие от смятения.
– Я так не делаю, – с некоторым напряжением возразил он.
– Ты постоянно стараешься застать меня врасплох двусмысленными намеками, расхваливая мое тело. Это меня выводит из равновесия, а ты пользуешься моим смятением.
Он прыснул:
– Это называется флиртом.
Его слова были обращены в потолок, когда он пожал плечами, стараясь, чтобы они звучали небрежно и буднично, хотя о нем самом этого сказать было нельзя. Он выглядел так, словно получил выволочку. Так, будто знал, что она права. И она действительно права. Хьюстон Хейз был жертвой самоконтроля.
А она любила нравиться людям, ей было приятно доставлять им удовольствие, и очень хотелось видеть его счастливым – по-настоящему довольным жизнью, каким он никогда не был. И теперь она знала, чего желала сама. Она должна получить Хьюстона, не только его тело, но всего его – его сердце, его душевную близость и интимность, на которую он намекал под действием болеутоляющих, когда лежал на операционном столе.
Обыкновенная связь была недостаточной для нее, она понимала это. Она была не той женщиной, что может все бросить и невозмутимо уйти. В случае разрыва с Хьюстоном ее сердце будет разбито, расплющено, словно апельсин в миксере. Если только ей не удастся убедить его предпринять попытку настоящих долгосрочных отношений. Если она не сможет добраться до его глубин, прорвав защитные барьеры равнодушия и отчужденности, сломав их установившиеся ранее отношения типа «наставник – студент», добраться до настоящего, подлинного Хьюстона. Того, который хотел обзавестись детьми и старался облегчить страдания своих престарелых пациентов.
Ей хотелось заполучить такого Хьюстона, который бы заботился о ней. Это казалось маловероятным, но, черт возьми, она никогда не узнает этого, если не будет пытаться.
– Знаешь, Хьюстон, я передумала. – Путь к его сердцу пролегает не через его штаны. Инстинкт подсказывал ей, что, если она хочет добиться большего, сначала надо стать его другом.
Нелегкая задача, но она по природе всегда была более общительной и дружелюбной, чем сексуальной, да и он, казалось, легко адаптировался к переменам. Возможно, он так не сможет устоять и перед ее жизнерадостностью. Она возьмет его живостью и весельем, а не великими страстями.
– Передумала насчет чего? – Он откинулся назад, ехидно прищурившись.
– Я не считаю, что мысль о продолжении нашего романа хорошая. Мне не надо было приходить сюда, пока ты страдаешь от ран, и пользоваться твоей беспомощностью. – Она чувствовала себя виноватой в том, что сознательно возбуждает и заводит его, а он не в той физической форме, чтобы отвечать на зов плоти. – Ты же говорил, что хочешь получить всего одну ночь, и я должна уважать твое желание. Приношу мои извинения, Хьюстон.
Он воззрился на нее:
– Как ты сказала?
Джози почувствовала облегчение. Она не была Цирцеей-соблазнительницей, у дверей которой мужчины падали и сами укладывались штабелями. Она просто Джози, хороший друг, заботливый врач. И если у них что-нибудь получится, то только потому, что она понравится ему такой, какой была на самом деле.
Она добавила:
– Мне самой не верится, что я так поступила. Господи, ведь я же была готова встать на колени и засунуть твой, ну, сам знаешь что, себе в рот. Ужасно рада, что вовремя остановилась.
На его шортах образовался подозрительный бугор, на виске судорожно пульсировала вена Джози услышала свой лепет и поняла, что никак не улучшила ситуацию. Он выглядел так, словно смотрел на человека, которого пытались забить до смерти щеткой. Полнейшее недоверие.
– Поскольку ты хочешь, чтобы мы в дальнейшем поддерживали сугубо платонические отношения, я думаю, нам следует попытаться быть просто друзьями. Мы ведь сотрудники.
Джози встала и привычным жестом доктора приподняла и передвинула его ноги на кушетку, стараясь, чтобы ее прикосновение было максимально безличным. Она с улыбкой положила телевизионный пульт ему на колени, убеждая себя в необходимости думать о нем как об обычном больном. Пациенте, ради которого ты готов сделать что угодно.
– Друзья помогают в беде, ты же знаешь. Так что я могу сделать, чем помочь, чтобы облегчить твое положение?
Что угодно, лишь бы это не было связано с неудержимой эрекцией, натянувшей его шорты.
Она вовсе не собиралась блюсти целомудренность, неожиданно объявившись у него в доме, но полагала, что две недели вынужденного воздержания и самоограничения будут вполне оправданны, если она сможет убедить Хьюстона испытать на прочность их нынешние отношения, под которыми таилось мощное, неудержимое влечение друг к другу.
Он молча уставился на нее, затем красивые черты его яйца исказила мрачная гримаса.
– Нет, тут ты ничем не сможешь помочь.
– Ладно. – Полная решимости не совершать больше ошибок, она уселась на край кушетки. Заботливо укрыв его ноги, она принялась болтать о всяческих мелочах, случившихся за день, о погоде, а он молча смотрел на нее с хмурым видом, пока минут через двадцать не вернулась его матушка.
Затем Джози отправилась на кухню помогать Франческе разгружать пакеты с покупками, буквально чувствуя, как Хьюстон пожирает глазами ее зад, когда она проходила мимо. Интересно, только ли она сама размышляла о мишенях на ее трусиках и о том, каким предметом он мог бы поразить эти цели?
Глава 10
Хьюстон смотрел, как Джози суетится у него на кухне, словно у себя дома, а ее круглая попка высовывается из-под слишком короткого топа, напоминая о прелестной картинке чуть раньше открывшейся ему.
И вообще, что за чушь – быть просто друзьями? То она намекает на безудержную, ничем не ограниченную связь, а уже через минуту проводит жесткую черту между ними. Ему не хотелось, чтобы они были друзьями. Он даже не желал работать с ней. Она была нужна ему для одной-единственной цели – он получил ее. И все, этого достаточно.
Гнусный лжец, он обманывал самого себя.
Ему хотелось еще чего-то, чему не было названия. Но, черт возьми, он был уверен, что это никак не могли быть платонические отношения медсестры и больного. И все же Джози не слишком баловала его, не вздыхала над его ранами и не охала от ужаса, как его сестра.
Она была врожденным врачом. Профессионально обрабатывала его рану, заботилась о его комфорте, но без заигрываний и кокетства. Она составляла ему компанию, как просила его мать, неся без передышки всякую чепуху, и вела себя так, словно никогда и не думала о нем иначе, как о случайном знакомом и сотоварище по профессии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70