У каждой из трех остальных стенок стояло по брезентовой раскладушке с легким матрасом. На дальней раскладушке в одном нижнем белье спал Давид; рот его был приоткрыт, на лицо падал свет заходящего солнца. На веревках, натянутых в разных направлениях, висели мундиры на плечиках, каски, рюкзаки. Правый угол, занимаемый Вальтером, выглядел самым заставленным. На выкрашенном в зеленый цвет жестяном кофейном столике стоял внушительных размеров старомодный радиоприемник. Гармония открыла тумбочку красного дерева с мраморной верхней доской, на которой стояла лампа с обтянутым розовым шелком абажуром. Она присела на корточки и налила себе в стакан с зазубренными краями немного виски. Давид зевнул, потянулся и заморгал глазами.
– Это надо же! Гармония!
Он улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.
– Просто фантастика! Проснуться среди чистого поля и вдруг увидеть перед собой хорошенькую девушку.
Она выпрямилась, держа стакан в руке, в глазах ее сверкнули веселые искорки.
Хорошенькую? Что ж, если вам угодно. Как поспали?
– Довольно неплохо.
– Мы с Лилиан говорили о вас сегодня утром. Я сказала ей, что вы "комплиментщик".
– Да? А что Лилиан думает по этому поводу?
– Она думает то же, что и я.
Гармония отпила глоток виски. Давид взглянул на часы, лежащие на санитарном чемоданчике, служившем ему ночным столиком.
– Черт! Уже пора идти, – сказал он. – А где Вальтер?
– Там, снаружи.
Она подошла к выходу, кивнула Вальтеру, и тот встал.
– Лилиан изрядно устала, – сказала она.
– Все мы устали, – откликнулся Давид. – Шесть дней – это немало. Ну да все устроится.
– Для этого понадобится некоторое время, – сказал, входя, Вальтер. – Триста первый госпиталь выдвинулся вперед. Я видел, как они проехали мимо нас по дороге. Но всю эту ночь, пока они будут обустраиваться, мы будем оставаться в первом эшелоне.
Беря Давида в свидетели, он кивнул на Гармонию, как раз подносившую стакан ко рту.
– Ты видел эту дуреху, что пытается взбодрить себя с помощью виски? А через четыре-пять часов это создание будет плакаться мне в халат, бормоча: "Это ужасно, я так больше не могу".
– Ох, может быть, хватит? – сказала она, ничуть не обидевшись. – Вот, я возвращаю тебе твой стакан.
– Допей хотя бы.
Она залпом опорожнила стакан. Вальтер шлепнул ее по заду.
– Ладно, иди оденься. Пора ужинать.
Она показала ему язык и вышла.
– Милая она, эта Гармония, – сказал Давид, вставая с постели.
Вальтер, только что снявший плавки и надевавший в этот момент трусы, посмотрел другу в глаза.
– Верно, она милая.
Давид издал короткий смешок, сверкнув зубами.
– Она милая, – продолжал Вальтер, – смелая, самоотверженная, великолепно знающая свое дело медсестра и хороший товарищ.
Он вздохнул, натянул белые хлопчатобумажные брюки и присел на кровать, чтобы надеть носки и парусиновые туфли. Давид тоже сидел на кровати и массировал щиколотки, втирая в них пахнущий ментолом крем.
– Что касается Гармонии, – начал он, – то не будешь же ты мне рассказывать…
– Я ничего не буду тебе рассказывать.
– Ну ладно, ладно.
И Давид согнал с лица улыбку.
– Послушай, – сказал Вальтер, ложась на кровать. – Ты не мог бы посмотреть у меня одну штуку?
– Какую штуку?
– Да вот этот узелок под мышкой.
Давид наклонился, пощупал пальцами.
– А есть еще где-нибудь?
– Есть еще несколько, на шее.
– Сильно беспокоит?
– Нет, не очень. Я заметил только три месяца назад, даже, может быть, меньше. Они не увеличиваются и не смещаются.
– Ты делал анализ в лаборатории?
– Еще нет.
– Сделай. После чего ты и думать о них забудешь.
Вальтер встал, надел белую гимнастерку с короткими рукавами, водрузил на голову белую пилотку, проверил, есть ли в кармане сигареты и зажигалка.
– Сейчас этот идиот Фонда опять начнет приставать со своими глупостями. Сегодня утром я его не видел, значит, вечером он непременно осчастливит нас своим присутствием.
– Вот кошмар-то! – с презрением сказал Давид.
– Сочетание власти и кретинизма.
Он уже тоже оделся. И, набросив на плечи шинель, добавил:
– Причем, обрати внимание: ко мне Фонда не лезет. Я не выхожу из своего угла, а он туда практически не суется.
– Вот-вот, а я нахожусь совсем рядом с ним. И он буквально ежеминутно надоедает мне со своей чертовой «сортировкой». Хотя у него под рукой полно людей, а у меня работы невпроворот. Ну что, идем?
Они пошли по пляжу вдоль берега. Солнце скрылось на западе за горами. Небо окрасилось в красноватый сумеречный цвет. За озером, немного севернее, протянулись трассирующие цепочки зенитных снарядов, красные вперемежку с зелеными, и издалека их траектории казались изогнутыми. Несколько секунд спустя донесся и звук: серия приглушенных «ба-бах». Одни еще купались. Другие сидели, отдыхая на воздухе, перед палатками, и иногда кто-нибудь делал приветственный жест рукой идущим мимо на ночную смену Вальтеру и Давиду. Вправо от пляжа отходила окаймленная тростниками дорога, которая вела к фермерскому двору, где обосновалась офицерская столовая – простой овальный шатер, похожий на туго натянутый зонтик с двумя наклонными ручками, приютивший несколько рядов столиков на четверых человек, в основном уже занятых. Множество белых пилоток, голубые чепчики медсестер, несколько мундиров. В глубине овала, по центральной оси Вальтер заметил длинный силуэт главного врача.
– Гляди-ка, кто сегодня почтил нас своим присутствием.
– Да, теперь он и впрямь нечасто к нам заглядывает.
Они прошли вдоль воображаемой овальной линии к столам раздачи, выстроенным вдоль бледно-голубой, побеленной известкой стены, на фоне которой хорошо выделялись высокие, безупречной формы поварские колпаки раздатчиков – кокетливое излишество, которым никак не хотел поступиться главный врач. Они взяли в начале ряда подносы с углублениями и подали их на раздачу.
– Какое сегодня меню? – спросил Давид.
– Курица в соусе, взбитое картофельное пюре, рисовое пирожное.
– Мне поменьше, – попросил Вальтер.
– А мне, наоборот, побольше, – сказал Давид, который постоянно заботился о равновесии сил и старался, израсходовав, тут же восполнять их.
Они прошли с подносами к своему обычному столику, где уже сидели друг против друга Костелло, ассистент Давида, и Полиак, начальник четвертого хирургического отделения, так называемого отделения «Д». Давид и Вальтер тоже сели друг против друга.
– Хорошо спалось?
Это был вежливый вопрос, который задавался всем подряд и на который принято было отвечать либо неразборчивым ворчаньем, либо, наоборот, очень точно. Полиак похвалил какое-то снотворное, не раздражавшее его желудок, в отличие от другого, которое он, кстати, считал неэффективным и даже вредным. Вальтер перекинулся несколькими словами с медсестрами, сидевшими за соседним столиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– Это надо же! Гармония!
Он улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.
– Просто фантастика! Проснуться среди чистого поля и вдруг увидеть перед собой хорошенькую девушку.
Она выпрямилась, держа стакан в руке, в глазах ее сверкнули веселые искорки.
Хорошенькую? Что ж, если вам угодно. Как поспали?
– Довольно неплохо.
– Мы с Лилиан говорили о вас сегодня утром. Я сказала ей, что вы "комплиментщик".
– Да? А что Лилиан думает по этому поводу?
– Она думает то же, что и я.
Гармония отпила глоток виски. Давид взглянул на часы, лежащие на санитарном чемоданчике, служившем ему ночным столиком.
– Черт! Уже пора идти, – сказал он. – А где Вальтер?
– Там, снаружи.
Она подошла к выходу, кивнула Вальтеру, и тот встал.
– Лилиан изрядно устала, – сказала она.
– Все мы устали, – откликнулся Давид. – Шесть дней – это немало. Ну да все устроится.
– Для этого понадобится некоторое время, – сказал, входя, Вальтер. – Триста первый госпиталь выдвинулся вперед. Я видел, как они проехали мимо нас по дороге. Но всю эту ночь, пока они будут обустраиваться, мы будем оставаться в первом эшелоне.
Беря Давида в свидетели, он кивнул на Гармонию, как раз подносившую стакан ко рту.
– Ты видел эту дуреху, что пытается взбодрить себя с помощью виски? А через четыре-пять часов это создание будет плакаться мне в халат, бормоча: "Это ужасно, я так больше не могу".
– Ох, может быть, хватит? – сказала она, ничуть не обидевшись. – Вот, я возвращаю тебе твой стакан.
– Допей хотя бы.
Она залпом опорожнила стакан. Вальтер шлепнул ее по заду.
– Ладно, иди оденься. Пора ужинать.
Она показала ему язык и вышла.
– Милая она, эта Гармония, – сказал Давид, вставая с постели.
Вальтер, только что снявший плавки и надевавший в этот момент трусы, посмотрел другу в глаза.
– Верно, она милая.
Давид издал короткий смешок, сверкнув зубами.
– Она милая, – продолжал Вальтер, – смелая, самоотверженная, великолепно знающая свое дело медсестра и хороший товарищ.
Он вздохнул, натянул белые хлопчатобумажные брюки и присел на кровать, чтобы надеть носки и парусиновые туфли. Давид тоже сидел на кровати и массировал щиколотки, втирая в них пахнущий ментолом крем.
– Что касается Гармонии, – начал он, – то не будешь же ты мне рассказывать…
– Я ничего не буду тебе рассказывать.
– Ну ладно, ладно.
И Давид согнал с лица улыбку.
– Послушай, – сказал Вальтер, ложась на кровать. – Ты не мог бы посмотреть у меня одну штуку?
– Какую штуку?
– Да вот этот узелок под мышкой.
Давид наклонился, пощупал пальцами.
– А есть еще где-нибудь?
– Есть еще несколько, на шее.
– Сильно беспокоит?
– Нет, не очень. Я заметил только три месяца назад, даже, может быть, меньше. Они не увеличиваются и не смещаются.
– Ты делал анализ в лаборатории?
– Еще нет.
– Сделай. После чего ты и думать о них забудешь.
Вальтер встал, надел белую гимнастерку с короткими рукавами, водрузил на голову белую пилотку, проверил, есть ли в кармане сигареты и зажигалка.
– Сейчас этот идиот Фонда опять начнет приставать со своими глупостями. Сегодня утром я его не видел, значит, вечером он непременно осчастливит нас своим присутствием.
– Вот кошмар-то! – с презрением сказал Давид.
– Сочетание власти и кретинизма.
Он уже тоже оделся. И, набросив на плечи шинель, добавил:
– Причем, обрати внимание: ко мне Фонда не лезет. Я не выхожу из своего угла, а он туда практически не суется.
– Вот-вот, а я нахожусь совсем рядом с ним. И он буквально ежеминутно надоедает мне со своей чертовой «сортировкой». Хотя у него под рукой полно людей, а у меня работы невпроворот. Ну что, идем?
Они пошли по пляжу вдоль берега. Солнце скрылось на западе за горами. Небо окрасилось в красноватый сумеречный цвет. За озером, немного севернее, протянулись трассирующие цепочки зенитных снарядов, красные вперемежку с зелеными, и издалека их траектории казались изогнутыми. Несколько секунд спустя донесся и звук: серия приглушенных «ба-бах». Одни еще купались. Другие сидели, отдыхая на воздухе, перед палатками, и иногда кто-нибудь делал приветственный жест рукой идущим мимо на ночную смену Вальтеру и Давиду. Вправо от пляжа отходила окаймленная тростниками дорога, которая вела к фермерскому двору, где обосновалась офицерская столовая – простой овальный шатер, похожий на туго натянутый зонтик с двумя наклонными ручками, приютивший несколько рядов столиков на четверых человек, в основном уже занятых. Множество белых пилоток, голубые чепчики медсестер, несколько мундиров. В глубине овала, по центральной оси Вальтер заметил длинный силуэт главного врача.
– Гляди-ка, кто сегодня почтил нас своим присутствием.
– Да, теперь он и впрямь нечасто к нам заглядывает.
Они прошли вдоль воображаемой овальной линии к столам раздачи, выстроенным вдоль бледно-голубой, побеленной известкой стены, на фоне которой хорошо выделялись высокие, безупречной формы поварские колпаки раздатчиков – кокетливое излишество, которым никак не хотел поступиться главный врач. Они взяли в начале ряда подносы с углублениями и подали их на раздачу.
– Какое сегодня меню? – спросил Давид.
– Курица в соусе, взбитое картофельное пюре, рисовое пирожное.
– Мне поменьше, – попросил Вальтер.
– А мне, наоборот, побольше, – сказал Давид, который постоянно заботился о равновесии сил и старался, израсходовав, тут же восполнять их.
Они прошли с подносами к своему обычному столику, где уже сидели друг против друга Костелло, ассистент Давида, и Полиак, начальник четвертого хирургического отделения, так называемого отделения «Д». Давид и Вальтер тоже сели друг против друга.
– Хорошо спалось?
Это был вежливый вопрос, который задавался всем подряд и на который принято было отвечать либо неразборчивым ворчаньем, либо, наоборот, очень точно. Полиак похвалил какое-то снотворное, не раздражавшее его желудок, в отличие от другого, которое он, кстати, считал неэффективным и даже вредным. Вальтер перекинулся несколькими словами с медсестрами, сидевшими за соседним столиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28