Гармония была справа от него, а почти напротив находилась Лилиан, чья рыжая шевелюра и работоспособность восхищали его. У него с ней уже было долгое, почти полуторагодичное прошлое, богатое забавными и трагическими приключениями, – прошлое, которое они иногда вместе вспоминали в присутствии Гармонии, начавшей работать недавно. Так, однажды ранней весной ураган за ночь буквально смел их госпиталь, унося палатки и койки, и им пришлось укрывать своих раненых в каких-то хижинах, оврагах, разрушенных хуторах. В другой раз, когда в одном старом бараке случилась авария с электричеством, Лилиан отправившаяся впотьмах на поиски туалета, чуть не уселась прямо на колени восседавшего там санитара. А еще этот ужасный случай, когда их по ошибке бомбила собственная авиация и они спасли жизнь только благодаря тому, что залезли в выгребную яму, откуда выбрались покрытые нечистотами, и их рвало от отвращения и страха. И еще полсотни других историй с мельчайшими подробностями про то, как они по причине усталости и растерянности попадали в забавные переделки, теперь заставлявшие их смеяться до слез.
– Ну расскажи, – просила Гармония, заранее предвкушая удовольствие.
Обычно это происходило под утро, когда, довольно-таки регулярно и не совсем понятно почему в работе наступала передышка; тогда все собирались вокруг кофейника и рассказывали истории, где Вальтеру и Лилиан доставались комичные роли: ему – Чарли Чаплина, ей – простодушной героини комиксов Бекассины.
Сейчас разговор зашел о ногах, что стало самой насущной темой дня. Полиак объяснял сложности кровообращения в нижних конечностях и по своему обыкновению немного впал в патетику. Давид, увлеченный едой, время от времени ронял одну-две короткие фразы. Главврач постучал ножом по стакану, чтобы добиться тишины. Прозвучало несколько шутливых «ахов» и «охов», но все же довольно быстро воцарилась тишина. Полковник медицинской службы Аберас встал и сказал, возвысив голос:
– Поскольку я оказался здесь, считаю необходимым пояснить распоряжение, которое по моему указанию вывесили на доску объявлений. Некоторые из вас, причем даже некоторые женщины, употребляют свои часы досуга (весьма, надо признать, редкие) на то, чтобы упражняться в стрельбе, используя брошенное оружие, которого сейчас немало разбросано по полям. Причем, мне известно, по каким… нелепым целям вы стреляете.
Тут он сделал паузу, чтобы дать возможность присутствующим оценить намек и посмеяться. С недавних пор в моду, меняющуюся, как у лицеистов, которые в перерывах между уроками играют каждый год во что-нибудь другое, вошло новое развлечение. Оно состояло в том, что к веткам деревьев привязывались надутые, как мячи, презервативы и потом их расстреливали из винтовок, а то и из пулемета. Не исключено, что в этом жесте отразился более или менее сознательный протест против интендантской службы, которая, не обращая внимания на то, что большинство ее подопечных были обречены на воздержание, упорно выдавала каждому мужчине по две дюжины этих аксессуаров в неделю.
– Не надо смеяться, – продолжал полковник. – Эти игры опасны. Прежде всего для вас самих, поскольку вы неосторожно берете в руки оружие, с которым или совсем не знакомы, или знакомы поверхностно, не говоря уже о минах, гранатах и взрывателях, которых больше чем достаточно. Они представляют опасность не только для вас, но и для ваших товарищей, что вам хорошо известно, поскольку два дня назад прямо здесь, на территории лагеря, одному из наших санитаров прострелило руку шальной пулей, прилетевшей не с поля боя, а как раз с одного из таких вот лесных стрельбищ. Стало быть, я запрещаю вам играть в эти игры и буду решительно за них наказывать. А поскольку мы в данный момент говорим о безопасности, то я имею сведения из очень надежного источника, проверенного драматическими событиями, которые развернулись совсем рядом с нами, что небольшие группы противника, рассеянные в результате боев, прячутся в лесах, надеясь пробраться к своим. Эти скрывающиеся от преследования люди без колебания убьют всякого, кто их обнаружит. Советую вам выбирать для ваших прогулок не слишком дальние маршруты. Держитесь вблизи места расположения войск. Наша армия занимает большую территорию, но отнюдь не всю.
Это объявление заставило присутствующих задуматься. Окружающая местность была красива; люди не без удовольствия стирали в ручьях белье, обретая время от времени среди маков утраченное ощущение прелести летних дней; но ни у кого не было желания встретиться лицом к лицу с противником, известным главным образом по нанесенным им ранам или же благодаря тем ранам, которые наносили ему самому, из-за чего он представал перед ними безоружным и в горизонтальном положении. А тем временем полковник, чтобы заключить свою речь, добавил еще фразу:
– Вам нужно остерегаться всего, особенно горца.
Слово это прозвучало в недоуменной тишине. Некоторые подумали, что следует опасаться появления каких-нибудь диверсантов, парашютистов, возможно, выдающих себя за местных жителей. Однако сомнения тут же были рассеяны, возможность ошибки исключалась. Речь шла о горце – невинной траве, распространенной в тех местах. Аберас тут же уточнил:
– Мы недостаточно бдительно относимся к растениям. Если я сказал о горце, то точно так же мог бы назвать вместо него и кипрей, и папоротник, и камелию.
Последние две фразы вызвали у присутствующих ощущение неловкости, и все потупили взгляд. Только Полиак прошептал, обращаясь к ближайшим соседям: "Ну вот, опять крыша поехала". И тут же пожалел, что не промолчал. Безудержный смех овладел вначале толстушкой Аллари, незаменимой Джейн Аллари, первой медсестрой из смены Вальтера. Она прыснула, прикрывшись салфеткой, ее примеру тут же последовали Лилиан и Гармония. Чтобы избежать худшего, Полиак вежливо повернулся к Аберасу и очень спокойно сказал:
– Вы забыли, господин полковник, про дикую гвоздику и скромную фиалку.
– Спасибо, Полиак. Вы прекрасно поняли мою мысль. За самым скромным может скрываться самый дикий.
Откровенный смех открыто зазвучал за всеми столиками, но ощущение неловкости окончательно не исчезло.
– В жизни еще ничего подобного не слышал, – произнес сквозь зубы Давид.
Склонный по натуре все воспринимать серьезно, он отказывался понимать, как можно расположенное менее чем в десяти километрах от передовой хирургическое подразделение первостепенной важности оставлять под командованием психически не совсем здорового человека.
– Наверно, я недостаточно наблюдателен, – пробормотал Костелло, – но мне никак не удается вспомнить, в какой именно момент он начал свихиваться. Когда? Два месяца назад, три месяца?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– Ну расскажи, – просила Гармония, заранее предвкушая удовольствие.
Обычно это происходило под утро, когда, довольно-таки регулярно и не совсем понятно почему в работе наступала передышка; тогда все собирались вокруг кофейника и рассказывали истории, где Вальтеру и Лилиан доставались комичные роли: ему – Чарли Чаплина, ей – простодушной героини комиксов Бекассины.
Сейчас разговор зашел о ногах, что стало самой насущной темой дня. Полиак объяснял сложности кровообращения в нижних конечностях и по своему обыкновению немного впал в патетику. Давид, увлеченный едой, время от времени ронял одну-две короткие фразы. Главврач постучал ножом по стакану, чтобы добиться тишины. Прозвучало несколько шутливых «ахов» и «охов», но все же довольно быстро воцарилась тишина. Полковник медицинской службы Аберас встал и сказал, возвысив голос:
– Поскольку я оказался здесь, считаю необходимым пояснить распоряжение, которое по моему указанию вывесили на доску объявлений. Некоторые из вас, причем даже некоторые женщины, употребляют свои часы досуга (весьма, надо признать, редкие) на то, чтобы упражняться в стрельбе, используя брошенное оружие, которого сейчас немало разбросано по полям. Причем, мне известно, по каким… нелепым целям вы стреляете.
Тут он сделал паузу, чтобы дать возможность присутствующим оценить намек и посмеяться. С недавних пор в моду, меняющуюся, как у лицеистов, которые в перерывах между уроками играют каждый год во что-нибудь другое, вошло новое развлечение. Оно состояло в том, что к веткам деревьев привязывались надутые, как мячи, презервативы и потом их расстреливали из винтовок, а то и из пулемета. Не исключено, что в этом жесте отразился более или менее сознательный протест против интендантской службы, которая, не обращая внимания на то, что большинство ее подопечных были обречены на воздержание, упорно выдавала каждому мужчине по две дюжины этих аксессуаров в неделю.
– Не надо смеяться, – продолжал полковник. – Эти игры опасны. Прежде всего для вас самих, поскольку вы неосторожно берете в руки оружие, с которым или совсем не знакомы, или знакомы поверхностно, не говоря уже о минах, гранатах и взрывателях, которых больше чем достаточно. Они представляют опасность не только для вас, но и для ваших товарищей, что вам хорошо известно, поскольку два дня назад прямо здесь, на территории лагеря, одному из наших санитаров прострелило руку шальной пулей, прилетевшей не с поля боя, а как раз с одного из таких вот лесных стрельбищ. Стало быть, я запрещаю вам играть в эти игры и буду решительно за них наказывать. А поскольку мы в данный момент говорим о безопасности, то я имею сведения из очень надежного источника, проверенного драматическими событиями, которые развернулись совсем рядом с нами, что небольшие группы противника, рассеянные в результате боев, прячутся в лесах, надеясь пробраться к своим. Эти скрывающиеся от преследования люди без колебания убьют всякого, кто их обнаружит. Советую вам выбирать для ваших прогулок не слишком дальние маршруты. Держитесь вблизи места расположения войск. Наша армия занимает большую территорию, но отнюдь не всю.
Это объявление заставило присутствующих задуматься. Окружающая местность была красива; люди не без удовольствия стирали в ручьях белье, обретая время от времени среди маков утраченное ощущение прелести летних дней; но ни у кого не было желания встретиться лицом к лицу с противником, известным главным образом по нанесенным им ранам или же благодаря тем ранам, которые наносили ему самому, из-за чего он представал перед ними безоружным и в горизонтальном положении. А тем временем полковник, чтобы заключить свою речь, добавил еще фразу:
– Вам нужно остерегаться всего, особенно горца.
Слово это прозвучало в недоуменной тишине. Некоторые подумали, что следует опасаться появления каких-нибудь диверсантов, парашютистов, возможно, выдающих себя за местных жителей. Однако сомнения тут же были рассеяны, возможность ошибки исключалась. Речь шла о горце – невинной траве, распространенной в тех местах. Аберас тут же уточнил:
– Мы недостаточно бдительно относимся к растениям. Если я сказал о горце, то точно так же мог бы назвать вместо него и кипрей, и папоротник, и камелию.
Последние две фразы вызвали у присутствующих ощущение неловкости, и все потупили взгляд. Только Полиак прошептал, обращаясь к ближайшим соседям: "Ну вот, опять крыша поехала". И тут же пожалел, что не промолчал. Безудержный смех овладел вначале толстушкой Аллари, незаменимой Джейн Аллари, первой медсестрой из смены Вальтера. Она прыснула, прикрывшись салфеткой, ее примеру тут же последовали Лилиан и Гармония. Чтобы избежать худшего, Полиак вежливо повернулся к Аберасу и очень спокойно сказал:
– Вы забыли, господин полковник, про дикую гвоздику и скромную фиалку.
– Спасибо, Полиак. Вы прекрасно поняли мою мысль. За самым скромным может скрываться самый дикий.
Откровенный смех открыто зазвучал за всеми столиками, но ощущение неловкости окончательно не исчезло.
– В жизни еще ничего подобного не слышал, – произнес сквозь зубы Давид.
Склонный по натуре все воспринимать серьезно, он отказывался понимать, как можно расположенное менее чем в десяти километрах от передовой хирургическое подразделение первостепенной важности оставлять под командованием психически не совсем здорового человека.
– Наверно, я недостаточно наблюдателен, – пробормотал Костелло, – но мне никак не удается вспомнить, в какой именно момент он начал свихиваться. Когда? Два месяца назад, три месяца?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28