Разве что собирался бы…
– Заткнись, – оборвал его Коралл.
Мацек замолчал. Коралл заметил, как его щеки заливаются краской, и почувствовал удовлетворение. Раньше он не смог бы приструнить этого щенка, который набрасывался на каждого. Коралл отвернулся. «А все же он мне нравится, – думал Коралл, идя через перелесок к раненым, – и гораздо больше, чем тот, что исчез в тумане, хотя от того зависит наше спасение».
В этот ранний час лес пахнет грибами, мхом и пряной терпкой смолой. От земли, вспотевшей после ночи, от лесной травы и от низко свисающих еловых лап, покрытых росой, тянет влажным холодком. Тень широко распростерлась понизу, солнечные лучи, не грея, постепенно проникают в глубину леса. Слышно хлопанье крыльев и карканье ворон в кронах сосен.
Коралл ночью так и не спал, но сейчас он словно проснулся, что-то в нем встрепенулось, внезапное озарение прогнало дремоту, таившуюся в самых дальних уголках сознания.
В утреннем свете Коралл увидел лицо Ястреба, бледное, заострившееся, с кругами под глазами и со спекшимися, почти черными губами. На Ястребе была зеленая пилотка, натянутая на лоб и на уши, он был укрыт до самого подбородка темно-синим теплым пальто, куском серого одеяла и коричневой курткой Мацека. Под этим тряпьем руки раненого, прижатые к груди, все время тряслись. Сдерживая дрожь губ и поднимая на Коралла блестящие глаза, Ястреб прерывисто говорил:
– Ветряк пошел… Хорошо… Хорошо, что он… Он знает каждую тропинку. Ох, черт, как меня трясет… Но я выдержу… К вечеру Ветряк вернется…
– Он должен быть в полдень, – сказал Коралл.
– Ветряк не подведет…
– Это уж точно.
– Так не повезло с этой малярией… Пан подхорунжий… – Ястреб замолчал, отвернулся. Зубы его тревожно стучали.
– Ты лучше помолчи, – пробурчал Коралл. Ястреб снова повернул голову в сторону Коралла.
– Что они делают с ранеными? – спросил он, напряженно глядя в глаза Кораллу.
Тот пожал плечами.
– У нас вчера было столько раненых… Наверное, их схватили… Хромой…
Коралл встал.
– Хромого среди них не было. Ты об этом не думай.
Ястреб громче застучал зубами, зажмурился, закинул голову и затрясся, вытянувшись под грудой тряпья; раз, другой он метнулся, как рыба в сетях. Коралл опустился на колени, положил руку на его пылающий лоб и прижал голову паренька к земле. Он услышал чьи-то шаги, увидел Мацека, остановившегося около раненого. Ястреб открыл глаза, видно было, что он с трудом, как сквозь толстое закопченное стекло, различает происходящее.
– Э, брат, да ты концы отдаешь! – сказал вдруг Мацек, с нескрываемым любопытством глядя на Ястреба.
– Заткнись! – рявкнул Коралл. Мацэк передернул плечами.
– Как Венява? – спросил Коралл.
– Кончается, – ответил Мацек. – Сирота крутится возле него. – Он шагнул к Кораллу. – Если что, ей-богу, пристукну этого сукина сына…
Коралл пригнулся, коготки ели царапнули ему шею, он пробрался на круглую полянку и увидел Сироту на пне, возле неподвижно лежавшего Венявы. Сирота дымил самокруткой, держал винтовку на коленях и болтал, постукивая по пеньку короткими ногами в заскорузлых сапогах. Заметив Коралла, Сирота соскользнул на землю.
– Он что-нибудь говорил? – спросил Коралл. Сирота покачал головой. Вскинув винтовку на плечо, он потушил окурок о подошву.
У Венявы за этот час нос еще больше заострился, он торчал на окровавленном лице, желтый, как воск. Коралл присел на корточки, прогнал муху, черневшую на щеке раненого. Показалось, что сквозь запекшийся в крови раскрытый рот не проходит воздух. Коралл приник к губам раненого. Он услышал в груди Венявы тихое бульканье. Венява дышал гораздо легче, чем час назад. Коралл поднял глаза, увидел устремленные на него побелевшие зрачки, оглянулся. Сироты рядом не было.
– Пан поручик, – громко зашептал он, снова склоняясь над раненым. – Вы слышите меня? Вы можете говорить? Ответьте…
И вдруг Коралл заметил, что Венява ничего не видит, что глаза его стекленеют, затягиваясь прозрачной пленкой; зрачки закатились, блеснули белки, веки опустились; окровавленное лицо осунулось, застыло. Но Венява дышал. Хрипы и свисты уже не разрывали его грудь. «Крепкий мужик», – с удивлением подумал Коралл. Он встал, обвел взглядом напряженно вытянувшееся, окровавленное тело раненого. На расстегнутом, порванном, с бурыми пятнами мундире серебром поблескивали пуговицы, бриджи со ржавыми потеками были заправлены в черные, безукоризненно чистые офицерские сапоги.
– Не сдается. Шесть дыр в легких, а жив. Вот это сила духа, – сказал Коралл.
Мацек ухмыльнулся, обнажив крепкие зубы:
– А другому раз врежешь – и готов…
Они сидели на самой опушке и рассматривали деревню. За вырубками с торчащими кое-где сосновыми пнями и дальше – за лугом, перерезанным речкой с низкими берегами в тени ивняка, на холме за огородами и молодыми садами тянулся длинный ряд домов и овинов. Теперь, когда туман рассеялся, до деревни оказалось ближе, чем они думали ночью, – не больше полутора километров. Деревня выглядела покинутой. В бинокль видна была дорога; она шла от лугов, карабкалась в гору и пересекала широкую улицу, делившую деревушку пополам. Ни на дороге, ни на том отрезке тракта, который они могли рассмотреть, никого не было. Во дворах тоже безлюдно. Восточнее, по эту сторону реки, пастбище перерезали длинные, узкие полосы картофеля, хлебов и желтого люпина. Два дома, один беленый, под соломенной стрехой, другой темный, под черепичной крышей, с маленьким крылечком, вокруг них деревца, по соседству остов недостроенного овина и сараи из серого пустотелого кирпича. Все это примерно в километре от леса.
Коралл уже ориентировался немного в этой местности. В его память врезался только один участок – дорога, пересекавшая лес. Когда он впервые наткнулся в чаще на широкий песчаный тракт с глубокими рвами по обеим сторонам, ему показалось, что пятачок площадью в гектар, где они укрывались, отрезан от спасительного лесного массива. Ему сразу бросились в глаза переплетающиеся следы шин: песок был изрыт колесами многочисленных грузовиков. Эта дорога выходила из леса метрах в пятистах слева от того места, где затаились теперь Коралл и Мацек. Ее было видно как на ладони; она шла краем луга по высокой гребле, обсаженной кривыми вербами, переправлялась через реку по деревянному мосту без перил и дальше тянулась в гору, к деревне.
– Зашевелились, – сказал Мацек.
– Дай посмотреть. – Коралл протянул руку за биноклем.
– Ну и баба. – Мацек покачал головой.
Коралл стал рассматривать в бинокль дорогу: коровы показались из-за поворота и затрусили к мосту. Убегая от извивавшегося в воздухе кнута, они мотали головами; пыль из-под копыт повисла в воздухе, солнце пробивало ее снопом лучей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– Заткнись, – оборвал его Коралл.
Мацек замолчал. Коралл заметил, как его щеки заливаются краской, и почувствовал удовлетворение. Раньше он не смог бы приструнить этого щенка, который набрасывался на каждого. Коралл отвернулся. «А все же он мне нравится, – думал Коралл, идя через перелесок к раненым, – и гораздо больше, чем тот, что исчез в тумане, хотя от того зависит наше спасение».
В этот ранний час лес пахнет грибами, мхом и пряной терпкой смолой. От земли, вспотевшей после ночи, от лесной травы и от низко свисающих еловых лап, покрытых росой, тянет влажным холодком. Тень широко распростерлась понизу, солнечные лучи, не грея, постепенно проникают в глубину леса. Слышно хлопанье крыльев и карканье ворон в кронах сосен.
Коралл ночью так и не спал, но сейчас он словно проснулся, что-то в нем встрепенулось, внезапное озарение прогнало дремоту, таившуюся в самых дальних уголках сознания.
В утреннем свете Коралл увидел лицо Ястреба, бледное, заострившееся, с кругами под глазами и со спекшимися, почти черными губами. На Ястребе была зеленая пилотка, натянутая на лоб и на уши, он был укрыт до самого подбородка темно-синим теплым пальто, куском серого одеяла и коричневой курткой Мацека. Под этим тряпьем руки раненого, прижатые к груди, все время тряслись. Сдерживая дрожь губ и поднимая на Коралла блестящие глаза, Ястреб прерывисто говорил:
– Ветряк пошел… Хорошо… Хорошо, что он… Он знает каждую тропинку. Ох, черт, как меня трясет… Но я выдержу… К вечеру Ветряк вернется…
– Он должен быть в полдень, – сказал Коралл.
– Ветряк не подведет…
– Это уж точно.
– Так не повезло с этой малярией… Пан подхорунжий… – Ястреб замолчал, отвернулся. Зубы его тревожно стучали.
– Ты лучше помолчи, – пробурчал Коралл. Ястреб снова повернул голову в сторону Коралла.
– Что они делают с ранеными? – спросил он, напряженно глядя в глаза Кораллу.
Тот пожал плечами.
– У нас вчера было столько раненых… Наверное, их схватили… Хромой…
Коралл встал.
– Хромого среди них не было. Ты об этом не думай.
Ястреб громче застучал зубами, зажмурился, закинул голову и затрясся, вытянувшись под грудой тряпья; раз, другой он метнулся, как рыба в сетях. Коралл опустился на колени, положил руку на его пылающий лоб и прижал голову паренька к земле. Он услышал чьи-то шаги, увидел Мацека, остановившегося около раненого. Ястреб открыл глаза, видно было, что он с трудом, как сквозь толстое закопченное стекло, различает происходящее.
– Э, брат, да ты концы отдаешь! – сказал вдруг Мацек, с нескрываемым любопытством глядя на Ястреба.
– Заткнись! – рявкнул Коралл. Мацэк передернул плечами.
– Как Венява? – спросил Коралл.
– Кончается, – ответил Мацек. – Сирота крутится возле него. – Он шагнул к Кораллу. – Если что, ей-богу, пристукну этого сукина сына…
Коралл пригнулся, коготки ели царапнули ему шею, он пробрался на круглую полянку и увидел Сироту на пне, возле неподвижно лежавшего Венявы. Сирота дымил самокруткой, держал винтовку на коленях и болтал, постукивая по пеньку короткими ногами в заскорузлых сапогах. Заметив Коралла, Сирота соскользнул на землю.
– Он что-нибудь говорил? – спросил Коралл. Сирота покачал головой. Вскинув винтовку на плечо, он потушил окурок о подошву.
У Венявы за этот час нос еще больше заострился, он торчал на окровавленном лице, желтый, как воск. Коралл присел на корточки, прогнал муху, черневшую на щеке раненого. Показалось, что сквозь запекшийся в крови раскрытый рот не проходит воздух. Коралл приник к губам раненого. Он услышал в груди Венявы тихое бульканье. Венява дышал гораздо легче, чем час назад. Коралл поднял глаза, увидел устремленные на него побелевшие зрачки, оглянулся. Сироты рядом не было.
– Пан поручик, – громко зашептал он, снова склоняясь над раненым. – Вы слышите меня? Вы можете говорить? Ответьте…
И вдруг Коралл заметил, что Венява ничего не видит, что глаза его стекленеют, затягиваясь прозрачной пленкой; зрачки закатились, блеснули белки, веки опустились; окровавленное лицо осунулось, застыло. Но Венява дышал. Хрипы и свисты уже не разрывали его грудь. «Крепкий мужик», – с удивлением подумал Коралл. Он встал, обвел взглядом напряженно вытянувшееся, окровавленное тело раненого. На расстегнутом, порванном, с бурыми пятнами мундире серебром поблескивали пуговицы, бриджи со ржавыми потеками были заправлены в черные, безукоризненно чистые офицерские сапоги.
– Не сдается. Шесть дыр в легких, а жив. Вот это сила духа, – сказал Коралл.
Мацек ухмыльнулся, обнажив крепкие зубы:
– А другому раз врежешь – и готов…
Они сидели на самой опушке и рассматривали деревню. За вырубками с торчащими кое-где сосновыми пнями и дальше – за лугом, перерезанным речкой с низкими берегами в тени ивняка, на холме за огородами и молодыми садами тянулся длинный ряд домов и овинов. Теперь, когда туман рассеялся, до деревни оказалось ближе, чем они думали ночью, – не больше полутора километров. Деревня выглядела покинутой. В бинокль видна была дорога; она шла от лугов, карабкалась в гору и пересекала широкую улицу, делившую деревушку пополам. Ни на дороге, ни на том отрезке тракта, который они могли рассмотреть, никого не было. Во дворах тоже безлюдно. Восточнее, по эту сторону реки, пастбище перерезали длинные, узкие полосы картофеля, хлебов и желтого люпина. Два дома, один беленый, под соломенной стрехой, другой темный, под черепичной крышей, с маленьким крылечком, вокруг них деревца, по соседству остов недостроенного овина и сараи из серого пустотелого кирпича. Все это примерно в километре от леса.
Коралл уже ориентировался немного в этой местности. В его память врезался только один участок – дорога, пересекавшая лес. Когда он впервые наткнулся в чаще на широкий песчаный тракт с глубокими рвами по обеим сторонам, ему показалось, что пятачок площадью в гектар, где они укрывались, отрезан от спасительного лесного массива. Ему сразу бросились в глаза переплетающиеся следы шин: песок был изрыт колесами многочисленных грузовиков. Эта дорога выходила из леса метрах в пятистах слева от того места, где затаились теперь Коралл и Мацек. Ее было видно как на ладони; она шла краем луга по высокой гребле, обсаженной кривыми вербами, переправлялась через реку по деревянному мосту без перил и дальше тянулась в гору, к деревне.
– Зашевелились, – сказал Мацек.
– Дай посмотреть. – Коралл протянул руку за биноклем.
– Ну и баба. – Мацек покачал головой.
Коралл стал рассматривать в бинокль дорогу: коровы показались из-за поворота и затрусили к мосту. Убегая от извивавшегося в воздухе кнута, они мотали головами; пыль из-под копыт повисла в воздухе, солнце пробивало ее снопом лучей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21