— С блондиночки? С брюнеточки?
— С рыжей, — ответил Наумов.
Это была неправда. Когда раздался звонок, он сидел над рабочими бумагами. Но, принимая правила игры, ответил так, как надо.
— Рыжие — они, Коля, очень темпераментные в койке, — сказал Рыжий и погладил себя по голове.
— Ага… особенно рыжие негритянки.
— Точно. Эти особенно злые до гребли… А, кстати, зачем ты, Коля, Мишку Малевича прессовал?
Наумов замер. Он стоял, согнувшись, готовился нанести удар. На секунду он замер, но потом все-таки ударил и забил.
— Хорошо вошел, — весело сказал Николай Иваныч… Вот, значит, что! Рыжий знает о его проблемах с Малевичем!.. Или не знает, а берет на поит? — Хорошо вошел… Что ты про Мишку говоришь?
Наумов выпрямился, встретился глазами с Рыжим.
— Ты, Коля, слышал мой вопрос. Зачем переспрашиваешь?
Николай Иваныч вытащил забитый шар из лузы:
— Один — ноль.
— Да… Но не в твою пользу, Коля.
— А в чем, собственно, проблема?
— В том, что Мойшу поставили на бабки. Вице-губернатора! Моего кореша! Нормально, да? Как ты думаешь, Коля, кто в Питере может такое себе позволить? Паханы ваши сраные? А, Коля?
Наумов, спокойно намазывая кончик кия мелом, спросил:
— Ты хочешь сказать, что это я?
— А больше-то некому! Мне ведь насрать на Мойшу. Был и помер… хер-то с ним, с Мойшей. Но это мне вызов, Колян. Ай, как нехорошо! И — глупо!
Наумов Рыжего не боялся. Никаких комплексов по отношению к нему не испытывал. Он был отлит из того же металла. При другом раскладе мог бы сам оказаться на месте Рыжего… И сейчас он видел, что возмущение Анатолия Борисовича притворно.
— Малевич взял у меня деньги на выборы, — спокойно ответил Наумов. — Обещал расплатиться, да только бабки они разворовали, выборы бездарно провалили… Потому, кстати, Толя, и провалили, что бабки раздербанили. И объявили мне дефолт. Ты понял?
— Понял. Я, собственно, так и думал. И ты выставил ему счет?
— Да. Более того, я выставил ему смешной счет, всего на четверть реальной суммы… Ты думаешь — я его убил?
Рыжий положил кий на стол.
— Нет, — сказал он, — я так не думаю. Я знаю, кто убил. Знаю, кто заказал. Теперь я знаю почти все, Николаи Иваныч.
— Вот как? Поделись.
— Зачем? Плюнь и забудь. Да вот еще что… тут у тебя есть такой Обнорский. Знаком?
— Знаком. Даже хочу его взять под себя.
— Так ты к нему не подходи. Это мой человек. Вот теперь Наумов удивился по-настоящему:
— Обнорский на тебя работает?
— Еще нет, но будет.
— Слушай, Толян, так дела не делают… я этого парня уже давно присмотрел.
— А это не имеет значения, Коля. Обнорского я беру себе. Это тебе штраф за то, что ты Мойшу без моего ведома поимел. Забудь про Обнорского и его агентство. Трогать их не смей, работать не мешай… Ты, говорят, портом интересовался?
— Я и сейчас им интересуюсь.
— Ладно. Отрежу тебе кусочек… небольшой.
— А лучше большой, Толя.
Рыжий прищурился, ухмыльнулся. Он был доволен тем, как построил сегодняшнюю беседу: сначала агрессия, накат. Потом — некоторое смягчение интонации. И — выдвижение требований, которые в данной ситуации нельзя не принять. Р-раз — и Обнорский в кармане! Вместе со своим агентством. А потом, когда Коля все безропотно проглотил, — легкое поощрение в виде кусочка торта, то есть порта… А напоследок еще и подарок! Всенепременно — подарок.
Рыжий ухмыльнулся и сказал:
— Я бы отрезал тебе и большой, но…
— Что — «но»?
— Ведь из-за тебя, Коля, Мишку-то убили.
— Погоди! — ошеломленно сказал Наумов. — Ты что?
— Нет уж, брат, не погожу. Мойша решил с тобой расплатиться. Приготовил бабки. А ты его под Настю подставил. Она, Коля, она все деньги присвоила… Она и Мишку заказала. Смотри — и тебя закажет. У нее губки бантиком, а зубки волчьи, Коля.
Наумов облокотился на бильярд, смотрел долго, немигающе.
— Факты? — произнес он наконец. Рыжий засмеялся. Он был очень доволен тем, как построил разговор.
* * *
Настя проснулась разбитая, невыспавшаяся. С опасным чувством неопределенности и — определенным — опасности. Несколько минут она бесцельно бродила по квартире босая, в ночной сорочке.
Потом включила кофейник. Сидела в просторной кухне как сестрица Аленушка — грустная, подперев кулаком щеку. За окном накрапывал дождь, стелились серые облака, вода в Фонтанке выглядела совсем мертвой… или — безжизненной?
По кухне поплыл запах хорошего кофе… густой и терпкий. Но почему не отзвонился Вова Танк? Неужели не зачистили Мизинца? Могли, гады, могли… Одна команда, в конце концов. Может, самой позвонить? Припугнуть, намекнуть на особые обстоятельства… Киллеры-профессионалы. Дерьмо! Падальщики.
Серая Фонтанка за окном мертва… или — безжизненна? А какая разница: мертва? Безжизненна? Или безжизненно мертва?
Все-таки нужно позвонить Вове. Не хочется, а придется.
Настя взяла в руки «панасоник», помедлила секунду — и телефон ожил сам. В этом, подумалось ей, есть какая-то мистика. После третьего звонка Настя сняла трубку. Вот сейчас голос Вовы скажет: уехал Мизинец, далеко уехал, адреса не оставил.
— Настюха, — сказала трубка голосом Наумова, — не разбудил?
— Н-нет, — ответила она… мертва все-таки или безжизненна?
— Ответ, Настюха, прозвучал неуверенно. Значит, разбудил. Готов поспорить на ужин в «Астории», что ты только что встала и еще неглиже. Аппетитная со сна, пухленькая.
— Глупости, Коля… Ты что хотел? — спросила она, морщась от фривольного тона Наумова. Это, кстати, на него не похоже.
— Тебя, — так же вульгарно сказал Коля-Ваня.
И в голове у Насти вспыхнуло: тревога!.. А Наумов что-то болтал, что, мол, надо бы встретиться и старая любовь, мол, не ржавеет…
Все-таки — мертва. И безжизненна. И все! Надо бежать. Без промедления надо бежать… потому что в голосе Коли-Вани звучит приговор. И он знает .
* * *
Пробуждение Зверева тоже было тяжелым. Во рту — мерзость, в мозгу — еще хуже. Обнорского в «кабинете» не было, а в коридоре агентства звучали чьи-то шаги, голоса. Сашка посмотрел на часы: половина десятого, рабочий день уже начался. Со стоном он выбрался из кресла, бросил взгляд в криво висящее зеркало, увидел свою небритую физиономию… М-да, хорош! Журналист-расследователь.
В бытность свою опером он всегда хранил в ящике стола станок для бритья с лезвиями «Балтика» — орудие инквизиции. Но сейчас и этого добра не было. Сашка потер щетину на подбородке и решил пойти к Обнорскому: наверное, у него бритва есть.
Он не успел выйти из кабинета, как затрезвонил телефон.
— Але, — мрачно сказал Зверев в трубку.
— Привет, капитан, — раздался в ответ Настин голос.
Нужно было что-то ответить, но он совершенно не знал — что.
— Эй, капитан! Ты меня слышишь?
— Слышу. Что тебе нужно?
— Попрощаться. Всего лишь попрощаться, ЛЮБИМЫЙ, — сказала Настя с интонацией, от которой у него замирало сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
— С рыжей, — ответил Наумов.
Это была неправда. Когда раздался звонок, он сидел над рабочими бумагами. Но, принимая правила игры, ответил так, как надо.
— Рыжие — они, Коля, очень темпераментные в койке, — сказал Рыжий и погладил себя по голове.
— Ага… особенно рыжие негритянки.
— Точно. Эти особенно злые до гребли… А, кстати, зачем ты, Коля, Мишку Малевича прессовал?
Наумов замер. Он стоял, согнувшись, готовился нанести удар. На секунду он замер, но потом все-таки ударил и забил.
— Хорошо вошел, — весело сказал Николай Иваныч… Вот, значит, что! Рыжий знает о его проблемах с Малевичем!.. Или не знает, а берет на поит? — Хорошо вошел… Что ты про Мишку говоришь?
Наумов выпрямился, встретился глазами с Рыжим.
— Ты, Коля, слышал мой вопрос. Зачем переспрашиваешь?
Николай Иваныч вытащил забитый шар из лузы:
— Один — ноль.
— Да… Но не в твою пользу, Коля.
— А в чем, собственно, проблема?
— В том, что Мойшу поставили на бабки. Вице-губернатора! Моего кореша! Нормально, да? Как ты думаешь, Коля, кто в Питере может такое себе позволить? Паханы ваши сраные? А, Коля?
Наумов, спокойно намазывая кончик кия мелом, спросил:
— Ты хочешь сказать, что это я?
— А больше-то некому! Мне ведь насрать на Мойшу. Был и помер… хер-то с ним, с Мойшей. Но это мне вызов, Колян. Ай, как нехорошо! И — глупо!
Наумов Рыжего не боялся. Никаких комплексов по отношению к нему не испытывал. Он был отлит из того же металла. При другом раскладе мог бы сам оказаться на месте Рыжего… И сейчас он видел, что возмущение Анатолия Борисовича притворно.
— Малевич взял у меня деньги на выборы, — спокойно ответил Наумов. — Обещал расплатиться, да только бабки они разворовали, выборы бездарно провалили… Потому, кстати, Толя, и провалили, что бабки раздербанили. И объявили мне дефолт. Ты понял?
— Понял. Я, собственно, так и думал. И ты выставил ему счет?
— Да. Более того, я выставил ему смешной счет, всего на четверть реальной суммы… Ты думаешь — я его убил?
Рыжий положил кий на стол.
— Нет, — сказал он, — я так не думаю. Я знаю, кто убил. Знаю, кто заказал. Теперь я знаю почти все, Николаи Иваныч.
— Вот как? Поделись.
— Зачем? Плюнь и забудь. Да вот еще что… тут у тебя есть такой Обнорский. Знаком?
— Знаком. Даже хочу его взять под себя.
— Так ты к нему не подходи. Это мой человек. Вот теперь Наумов удивился по-настоящему:
— Обнорский на тебя работает?
— Еще нет, но будет.
— Слушай, Толян, так дела не делают… я этого парня уже давно присмотрел.
— А это не имеет значения, Коля. Обнорского я беру себе. Это тебе штраф за то, что ты Мойшу без моего ведома поимел. Забудь про Обнорского и его агентство. Трогать их не смей, работать не мешай… Ты, говорят, портом интересовался?
— Я и сейчас им интересуюсь.
— Ладно. Отрежу тебе кусочек… небольшой.
— А лучше большой, Толя.
Рыжий прищурился, ухмыльнулся. Он был доволен тем, как построил сегодняшнюю беседу: сначала агрессия, накат. Потом — некоторое смягчение интонации. И — выдвижение требований, которые в данной ситуации нельзя не принять. Р-раз — и Обнорский в кармане! Вместе со своим агентством. А потом, когда Коля все безропотно проглотил, — легкое поощрение в виде кусочка торта, то есть порта… А напоследок еще и подарок! Всенепременно — подарок.
Рыжий ухмыльнулся и сказал:
— Я бы отрезал тебе и большой, но…
— Что — «но»?
— Ведь из-за тебя, Коля, Мишку-то убили.
— Погоди! — ошеломленно сказал Наумов. — Ты что?
— Нет уж, брат, не погожу. Мойша решил с тобой расплатиться. Приготовил бабки. А ты его под Настю подставил. Она, Коля, она все деньги присвоила… Она и Мишку заказала. Смотри — и тебя закажет. У нее губки бантиком, а зубки волчьи, Коля.
Наумов облокотился на бильярд, смотрел долго, немигающе.
— Факты? — произнес он наконец. Рыжий засмеялся. Он был очень доволен тем, как построил разговор.
* * *
Настя проснулась разбитая, невыспавшаяся. С опасным чувством неопределенности и — определенным — опасности. Несколько минут она бесцельно бродила по квартире босая, в ночной сорочке.
Потом включила кофейник. Сидела в просторной кухне как сестрица Аленушка — грустная, подперев кулаком щеку. За окном накрапывал дождь, стелились серые облака, вода в Фонтанке выглядела совсем мертвой… или — безжизненной?
По кухне поплыл запах хорошего кофе… густой и терпкий. Но почему не отзвонился Вова Танк? Неужели не зачистили Мизинца? Могли, гады, могли… Одна команда, в конце концов. Может, самой позвонить? Припугнуть, намекнуть на особые обстоятельства… Киллеры-профессионалы. Дерьмо! Падальщики.
Серая Фонтанка за окном мертва… или — безжизненна? А какая разница: мертва? Безжизненна? Или безжизненно мертва?
Все-таки нужно позвонить Вове. Не хочется, а придется.
Настя взяла в руки «панасоник», помедлила секунду — и телефон ожил сам. В этом, подумалось ей, есть какая-то мистика. После третьего звонка Настя сняла трубку. Вот сейчас голос Вовы скажет: уехал Мизинец, далеко уехал, адреса не оставил.
— Настюха, — сказала трубка голосом Наумова, — не разбудил?
— Н-нет, — ответила она… мертва все-таки или безжизненна?
— Ответ, Настюха, прозвучал неуверенно. Значит, разбудил. Готов поспорить на ужин в «Астории», что ты только что встала и еще неглиже. Аппетитная со сна, пухленькая.
— Глупости, Коля… Ты что хотел? — спросила она, морщась от фривольного тона Наумова. Это, кстати, на него не похоже.
— Тебя, — так же вульгарно сказал Коля-Ваня.
И в голове у Насти вспыхнуло: тревога!.. А Наумов что-то болтал, что, мол, надо бы встретиться и старая любовь, мол, не ржавеет…
Все-таки — мертва. И безжизненна. И все! Надо бежать. Без промедления надо бежать… потому что в голосе Коли-Вани звучит приговор. И он знает .
* * *
Пробуждение Зверева тоже было тяжелым. Во рту — мерзость, в мозгу — еще хуже. Обнорского в «кабинете» не было, а в коридоре агентства звучали чьи-то шаги, голоса. Сашка посмотрел на часы: половина десятого, рабочий день уже начался. Со стоном он выбрался из кресла, бросил взгляд в криво висящее зеркало, увидел свою небритую физиономию… М-да, хорош! Журналист-расследователь.
В бытность свою опером он всегда хранил в ящике стола станок для бритья с лезвиями «Балтика» — орудие инквизиции. Но сейчас и этого добра не было. Сашка потер щетину на подбородке и решил пойти к Обнорскому: наверное, у него бритва есть.
Он не успел выйти из кабинета, как затрезвонил телефон.
— Але, — мрачно сказал Зверев в трубку.
— Привет, капитан, — раздался в ответ Настин голос.
Нужно было что-то ответить, но он совершенно не знал — что.
— Эй, капитан! Ты меня слышишь?
— Слышу. Что тебе нужно?
— Попрощаться. Всего лишь попрощаться, ЛЮБИМЫЙ, — сказала Настя с интонацией, от которой у него замирало сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91