Джеймсу показалось, что он видит девушку своей мечты.
Когда она подошла к нему через несколько минут в сопровождении Клод Верман, он сказал:
– Вам очень идут эти платья, я думаю, что их все нужно купить. Вы не против?
Она улыбнулась.
– И я настаиваю, чтобы на вас было это подвенечное платье. Когда ваша сестра и все, кто живет в монастыре, увидят вас в нем, они будут гордиться тем, что вы в таком красивом платье появились в их часовне. Сколько все это стоит? – спросил он у Клод Верман.
С любезной улыбкой она ответила:
– Для вас будет особая цена, так как ваша невеста здесь работала. Кстати, я должна передать вам эти бумаги – свидетельство вашей невесты. «Свадебный подарок», – шепнула она Аньес.
Когда они вышли, у нее в запасе оставался всего один час.
– Джеймс, – сказала она, – мне очень жаль, но я не могу провести этот вечер с вами. Мне трудно было отказать моим подругам, с которыми я проработала три года, в прощальном ужине.
– Короче говоря, – сказал он, улыбнувшись, – прощание с жизнью манекенщицы. Этот день не прошел даром – вот вы и свободны и, надеюсь, хорошо одеты. Но дело не только в платьях, ведь этого мало для приданого моей жены. Вам нужно сделать еще много покупок до того, как мы поженимся. Будет не очень хорошо, если вы уедете из Парижа, города элегантности, без всего того, в чем нуждается такая красивая женщина. Правда, все это стоит очень дорого. – Теперь покраснел он, затронув тему, которая казалась ему деликатной.
– Дорогая, – добавил он с волнением, опустив глаза, – я думаю, что жалованье манекенщицы, какими бы ни были ваши профессиональные качества, не позволит сделать дорогие покупки. Жалованье морского офицера намного больше. Разрешите мне немного помочь своей будущей супруге. Я хочу, чтобы у вас был очень элегантный вид. Дорогая, возьмите, пожалуйста, вот это. – Он протянул ей туго набитый белый кожаный бумажник.
Аньес взяла его тем, столько раз повторенным привычным жестом, которым принимала деньги от клиентов, протягивавших ей деньги совсем по-другому, без особых церемоний, именно так, как она приняла деньги от Жоржа Вернье, предложенные ей почти с такой же деликатностью. Могла ли она не брать эти деньги, в которых так нуждалась?
Она спрятала бумажник в свою сумочку с чувством облегчения, более сильным, чем чувство стыда.
Оставшись одна, она посмотрела на часы. Было еще достаточно времени, чтобы успеть отдать долг. Она была недалеко от улицы Марбёф и дошла туда за несколько минут.
Жанин сидела на своем любимом табурете за чашкой кофе.
– Я обещала тебе сегодня вернуть деньги. Вот они. Аньес положила деньги в сумочку своей подруги, добавив:
– Еще раз спасибо. Я в долгу перед тобой. Ты замечательная подруга.
– Это как раз кстати: кто знает, что еще может устроить ©ред.
– В самом деле?
– Не знаю, с ним что-то творится уже второй день, не знаешь с какой стороны к нему подойти… Послушать его, так я должна приносить пятьдесят тысяч в день. Вот загнул.
– Они все одинаковы.
– Поговорим лучше о тебе, – сказала Жанин. – Как съездила?
– Прекрасно, благодаря тебе!
– Рада слышать это.
Глаза брюнетки светились радостью, когда Аньес рассказывала о часах, проведенных в Шантильи. И та, тронутая такой преданностью, дала себе слово, что, став свободной, сделает все возможное, чтобы помочь своей подруге, такой простой и искренней.
Когда она вернулась домой, Боб уже ждал ее:
– Сколько сегодня?
– Вот, – сказала она, – тридцать тысяч.
– С тех пор, как ты перестала встречаться с американцем, доходы уменьшились. Но меня это устраивает. А теперь влюбленным пора и поужинать.
– Я не голодна, – сказала Аньес. – К тому же у меня болит голова.
– Это пройдет, моя красавица. Для тебя есть хорошая новость: на днях мы поедем на Лазурный берег. А пока что отдохни…
Визит морского офицера был неожиданным для монастыря. Никогда на памяти сестер ни один американский офицер в форме не переступал порог приюта. Как только они с Джеймсом пришли, Аньес поняла, что Элизабет не смогла удержаться и рассказала всем о радостной новости. Не было ни одного окна, выходящего во двор, в котором не виднелось бы сморщенное лицо старухи, а со стороны сада – лысины стариков. Даже на пятом этаже, где находилось больничное отделение, любопытство придало сил больным, еще немного передвигавшимся, подняться с постели. За каждой полуоткрытой дверью первого этажа виднелся белый чепчик.
Сестра Агата, привратница, прокомментировала событие, проводя посетителей в приемную:
– За это можно благодарить Небо, мадемуазель Аньес. К тому же сегодня чудесный день. Если бы вы знали, как довольна сестра Элизабет! Мы все вместе молились вчера за ваше счастье.
Несмотря на отсутствие каких-либо изменений в большом здании, явно чувствовалась праздничная атмосфера. Как будто вся мирская любовь, воплощенная в этой молодой паре, внезапно вторглась в храм милосердия, чтобы еще более укрепить любовь к Богу, царившую там всегда.
Центром всех взглядов, всех перешептываний, всех маленьких сплетен была не Аньес, которую все знали и любили уже давно, а, конечно, высокий блондин с голубыми глазами, проходящий через двор рядом со своей невестой уверенной и небрежной походкой моряка, сошедшего на берег. Для стариков и старух это было дыханием молодости, воспоминанием юности.
Они с Джеймсом остались одни в приемной, выкрашенной светлой эмалью, и она с благодарностью взглянула на статую святого Жозефа.
Ни Аньес, ни Джеймс не слышали, как подошла Элизабет – так легко и бесшумно она приблизилась к ним. Джеймс обернулся и застыл, пораженный сходством сестер. Машинально переводил он взгляд с Элизабет на Аньес и обратно: одна и та же милая улыбка на их лицах. Наконец он также улыбнулся, смущенно воскликнув:
– Изумительно! Господь Бог поступил щедро, два раза сотворив такое прекрасное создание.
– Он также неплохо потрудился над вами, – ответила монахиня, отступив, чтобы рассмотреть их вместе. – Джеймс очень нравится твоей семье, Аньес, ведь твоя семья – это я! Обними меня, мой будущий зять. Клянусь, для меня это первые в жизни объятия не только моряка, но и мужчины вообще!
– Что касается меня, то и я впервые обнимаю монахиню, – сказал офицер.
– Ну вот, – заключила Элизабет, – должно быть так суждено, чтобы платье монахини и форма офицера однажды соприкоснулись. А теперь отправимся вместе в часовню, чтобы поблагодарить Бога за ниспосланную нам истинную радость.
Они вновь пересекли двор. На этот раз Джеймс шел в окружении сестер. Во всех окнах снова появились любопытные. Но ни Элизабет, ни Джеймс, ни Аньес не обратили на это внимания: они направились к алтарю.
Когда они вышли из часовни, Аньес сказала сестре:
– Мы с Джеймсом подумали, что будет прекрасно, если мы обвенчаемся в этой часовне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Когда она подошла к нему через несколько минут в сопровождении Клод Верман, он сказал:
– Вам очень идут эти платья, я думаю, что их все нужно купить. Вы не против?
Она улыбнулась.
– И я настаиваю, чтобы на вас было это подвенечное платье. Когда ваша сестра и все, кто живет в монастыре, увидят вас в нем, они будут гордиться тем, что вы в таком красивом платье появились в их часовне. Сколько все это стоит? – спросил он у Клод Верман.
С любезной улыбкой она ответила:
– Для вас будет особая цена, так как ваша невеста здесь работала. Кстати, я должна передать вам эти бумаги – свидетельство вашей невесты. «Свадебный подарок», – шепнула она Аньес.
Когда они вышли, у нее в запасе оставался всего один час.
– Джеймс, – сказала она, – мне очень жаль, но я не могу провести этот вечер с вами. Мне трудно было отказать моим подругам, с которыми я проработала три года, в прощальном ужине.
– Короче говоря, – сказал он, улыбнувшись, – прощание с жизнью манекенщицы. Этот день не прошел даром – вот вы и свободны и, надеюсь, хорошо одеты. Но дело не только в платьях, ведь этого мало для приданого моей жены. Вам нужно сделать еще много покупок до того, как мы поженимся. Будет не очень хорошо, если вы уедете из Парижа, города элегантности, без всего того, в чем нуждается такая красивая женщина. Правда, все это стоит очень дорого. – Теперь покраснел он, затронув тему, которая казалась ему деликатной.
– Дорогая, – добавил он с волнением, опустив глаза, – я думаю, что жалованье манекенщицы, какими бы ни были ваши профессиональные качества, не позволит сделать дорогие покупки. Жалованье морского офицера намного больше. Разрешите мне немного помочь своей будущей супруге. Я хочу, чтобы у вас был очень элегантный вид. Дорогая, возьмите, пожалуйста, вот это. – Он протянул ей туго набитый белый кожаный бумажник.
Аньес взяла его тем, столько раз повторенным привычным жестом, которым принимала деньги от клиентов, протягивавших ей деньги совсем по-другому, без особых церемоний, именно так, как она приняла деньги от Жоржа Вернье, предложенные ей почти с такой же деликатностью. Могла ли она не брать эти деньги, в которых так нуждалась?
Она спрятала бумажник в свою сумочку с чувством облегчения, более сильным, чем чувство стыда.
Оставшись одна, она посмотрела на часы. Было еще достаточно времени, чтобы успеть отдать долг. Она была недалеко от улицы Марбёф и дошла туда за несколько минут.
Жанин сидела на своем любимом табурете за чашкой кофе.
– Я обещала тебе сегодня вернуть деньги. Вот они. Аньес положила деньги в сумочку своей подруги, добавив:
– Еще раз спасибо. Я в долгу перед тобой. Ты замечательная подруга.
– Это как раз кстати: кто знает, что еще может устроить ©ред.
– В самом деле?
– Не знаю, с ним что-то творится уже второй день, не знаешь с какой стороны к нему подойти… Послушать его, так я должна приносить пятьдесят тысяч в день. Вот загнул.
– Они все одинаковы.
– Поговорим лучше о тебе, – сказала Жанин. – Как съездила?
– Прекрасно, благодаря тебе!
– Рада слышать это.
Глаза брюнетки светились радостью, когда Аньес рассказывала о часах, проведенных в Шантильи. И та, тронутая такой преданностью, дала себе слово, что, став свободной, сделает все возможное, чтобы помочь своей подруге, такой простой и искренней.
Когда она вернулась домой, Боб уже ждал ее:
– Сколько сегодня?
– Вот, – сказала она, – тридцать тысяч.
– С тех пор, как ты перестала встречаться с американцем, доходы уменьшились. Но меня это устраивает. А теперь влюбленным пора и поужинать.
– Я не голодна, – сказала Аньес. – К тому же у меня болит голова.
– Это пройдет, моя красавица. Для тебя есть хорошая новость: на днях мы поедем на Лазурный берег. А пока что отдохни…
Визит морского офицера был неожиданным для монастыря. Никогда на памяти сестер ни один американский офицер в форме не переступал порог приюта. Как только они с Джеймсом пришли, Аньес поняла, что Элизабет не смогла удержаться и рассказала всем о радостной новости. Не было ни одного окна, выходящего во двор, в котором не виднелось бы сморщенное лицо старухи, а со стороны сада – лысины стариков. Даже на пятом этаже, где находилось больничное отделение, любопытство придало сил больным, еще немного передвигавшимся, подняться с постели. За каждой полуоткрытой дверью первого этажа виднелся белый чепчик.
Сестра Агата, привратница, прокомментировала событие, проводя посетителей в приемную:
– За это можно благодарить Небо, мадемуазель Аньес. К тому же сегодня чудесный день. Если бы вы знали, как довольна сестра Элизабет! Мы все вместе молились вчера за ваше счастье.
Несмотря на отсутствие каких-либо изменений в большом здании, явно чувствовалась праздничная атмосфера. Как будто вся мирская любовь, воплощенная в этой молодой паре, внезапно вторглась в храм милосердия, чтобы еще более укрепить любовь к Богу, царившую там всегда.
Центром всех взглядов, всех перешептываний, всех маленьких сплетен была не Аньес, которую все знали и любили уже давно, а, конечно, высокий блондин с голубыми глазами, проходящий через двор рядом со своей невестой уверенной и небрежной походкой моряка, сошедшего на берег. Для стариков и старух это было дыханием молодости, воспоминанием юности.
Они с Джеймсом остались одни в приемной, выкрашенной светлой эмалью, и она с благодарностью взглянула на статую святого Жозефа.
Ни Аньес, ни Джеймс не слышали, как подошла Элизабет – так легко и бесшумно она приблизилась к ним. Джеймс обернулся и застыл, пораженный сходством сестер. Машинально переводил он взгляд с Элизабет на Аньес и обратно: одна и та же милая улыбка на их лицах. Наконец он также улыбнулся, смущенно воскликнув:
– Изумительно! Господь Бог поступил щедро, два раза сотворив такое прекрасное создание.
– Он также неплохо потрудился над вами, – ответила монахиня, отступив, чтобы рассмотреть их вместе. – Джеймс очень нравится твоей семье, Аньес, ведь твоя семья – это я! Обними меня, мой будущий зять. Клянусь, для меня это первые в жизни объятия не только моряка, но и мужчины вообще!
– Что касается меня, то и я впервые обнимаю монахиню, – сказал офицер.
– Ну вот, – заключила Элизабет, – должно быть так суждено, чтобы платье монахини и форма офицера однажды соприкоснулись. А теперь отправимся вместе в часовню, чтобы поблагодарить Бога за ниспосланную нам истинную радость.
Они вновь пересекли двор. На этот раз Джеймс шел в окружении сестер. Во всех окнах снова появились любопытные. Но ни Элизабет, ни Джеймс, ни Аньес не обратили на это внимания: они направились к алтарю.
Когда они вышли из часовни, Аньес сказала сестре:
– Мы с Джеймсом подумали, что будет прекрасно, если мы обвенчаемся в этой часовне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54