Что ж, из окна вагона он видел то,
что видел. Но вот Летисия, она, конечно, злоупотребляла своим положением,
потому что знала, что мы ей ничего не скажем, знала, что в любой семье, где
есть человек с физическими недостатками, и притом человек гордый, - все,
начиная с него самого, притворяются, будто не видят этих недостатков. Или
делают вид, что совсем не знают о том, что он-то сам давным-давно все знает.
Вот почему она и присвоила себе записочку и так откровенно веселилась за
столом. А это уже слишком! В ту ночь меня снова преследовали кошмары с
поездами. На рассвете - так мне снилось - я бродила по пересекающимся
путям огромного железнодорожного узла, навстречу мне летели красные огни
паровозов, и я в ужасе гадала - слева или справа пройдет состав, а потом
обмирала от страха, потому что за спиной несся скорый, но больше всего я
боялась, что вовремя не переведут стрелку и один из поездов меня раздавит...
Проснувшись, я напрочь забыла обо всем, потому что Летисии было так плохо,
что она даже одеться не смогла без нашей помощи. Похоже, что в глубине души
Летисия корила себя за вчерашнее, и мы были само участие, само внимание:
тебе, мол, надо отдохнуть, посидеть дома, почитать... Она не возражала, но
завтракать пришла вместе с нами и даже сказала взрослым, что чувствует себя
хорошо и что спина почти не болит. При этом она в упор смотрела то на меня,
то на Оланду.
В тот день выиграла я, но почему-то - не знаю, как уж это вышло, -
уступила свое место Летисии. Уступила - и все, без всяких объяснений: чего
уж тут, раз он отдает ей предпочтение, пусть любуется, пока не надоест.
Летисия играла только в статуи, и мы выбрали для нее что-нибудь попроще -
зачем усложнять жизнь бедняжке! Летисия решила, что она будет китайской
принцессой. Это совсем просто: надо сложить руки на груди, стыдливо опустить
глаза, как положено всем китайским принцессам, вот и все. Как только
показался наш поезд, Оланда нарочно повернулась к нему спиной, а я, я видела
все, я видела, что Ариэль смотрел только на Летисию, он не отрывал от нее
взора, пока поезд не скрылся за поворотом. Летисия, застывшая в позе
китайской принцессы, не могла знать, как он смотрел на нее. Но когда она
вернулась к нам под нашу иву, мы поняли, что она все знает и что ей бы
хотелось остаться в наряде китайской принцессы весь вечер, всю ночь.
В среду жребий тянули лишь мы с Оландой - так решила Летисия, и с ее
стороны это было справедливо. Оланда - вот везучая! - снова выиграла, но
письмо Ариэля упало прямо к моим ногам. В первую минуту я хотела отдать это
письмо Летисии, но потом передумала. С какой стати мы должны рассыпаться
перед ней? С какой стати? Ариэль сообщал в своем послании, что хочет
поговорить с нами и что на следующий день придет к нам по шпалам с соседней
станции. Почерк - мало сказать отвратительный, но зато в конце такие милые
олова: "Всем трем статуям сердечный привет. Ариэль Б." Вместо подписи
- сплошные каракули, но в них было что-то свое, необычное.
Я прочла это послание вслух, а мои сестры - прямо удивительно! -
словно онемели. У нас такое событие, а они молчат, будто не понимают, что
все надо обсудить заранее, потому что, если о приходе Ариэля узнают дома
или, на беду, нас выследят эти пигалицы Лоса - нам несдобровать! И так
странно, что мы все делали молча: сняли украшения с Летисии, молча сложили
их в корзину и молча, почти не глядя друг на друга, дошли до белой калитки.
Тетя Руфь приказала нам с Оландой выкупать Хосе и сразу забрала с собой
Летисию, которой пора было принимать лекарство. Оставшись вдвоем, мы наконец
смогли выговориться. Какое чудо! К нам придет Ариэль, у нас наконец есть
знакомый мальчик, ведь не принимать же всерьез кузена Тито, этого болвана,
который до сих пор играет в солдатики и верит в первое причастие! Мы так
волновались в предвкушении этой встречи, что Хосе, бедняжке, пришлось совсем
плохо. Конечно, не я, а решительная Оланда заговорила первой о Летисии. У
меня так просто лопалась голова: с одной стороны, ужасно, если Ариэль узнает
правду, а с другой - пусть уж все сразу раскроется, потому что никто не
должен губить свою судьбу из-за других людей. Но самое главное - как
сделать, чтобы Летисия не переживала? Ведь она и без того несла тяжкий
крест, а тут на нее навалилось и новое лекарство, и эта история...
Вечером мама была поражена тому, что мы почти не разговаривали. Вот
чудеса, уж не мыши ли нам язык отгрызли? Она взглянула на тетю Руфь, и
наверняка обе решили, что мы в чем-то сильно провинились и нас теперь мучает
совесть. Летисия, едва прикоснувшись к еде, сказала, что ей нездоровится и
что она пойдет к себе и будет читать "Рокамболя". Оланда вызвалась проводить
ее, на что та согласилась, но нехотя, а я взялась за вязанье, - такое
бывает со мной в минуты особого волнения. Раза два я порывалась встать и
посмотреть, что делается в комнате у Летисии и почему там застряла Оланда.
Наконец Оланда появилась и с многозначительным видом уселась рядом со мной,
явно выжидая, пока мама и тетя Руфь кончат убирать со стола. "Завтра она
никуда не пойдет, - сказала Оланда, когда мы остались вдвоем. - Вот это
письмо велела отдать ему, если он будет расспрашивать о ней". Для
убедительности Оланда оттянула карман блузки и показала мне сиреневый
конвертик. Вскоре нас позвали вытирать тарелки, а потом мы легли спать и
уснули как убитые, - очень устали от всех волнений и еще от Хосе, который
не выносит купания.
На другой день меня послали на рынок, и целое утро я не видела Летисии,
которая пряталась в своей комнате. Перед обедом я все же заглянула к ней на
минутку: она сидела у окна, обложенная подушками, и рядом - девятый томик
"Рокамболя", Она очень плохо выглядела, но встретила меня веселым смехом и
рассказала, какой смешной сон ей приснился и как забавно билась о стекло
глупая оса. Я пробормотала, что мне обидно идти без нее к нашим ивам, но
почему-то эти слова было очень трудно выговорить... "Если хочешь, мы скажем
Ариэлю, что ты нездорова?" А она как отрезала: "Нет!" Тогда я стала
уговаривать ее, правда, не слишком настойчиво, пойти вместе с нами, а потом
осмелела и даже сказала, что ей нечего бояться и что вообще настоящее
чувство не знает преград. Я даже вспомнила еще несколько торжественных и
красивых фраз, которые мы вычитали в "Сокровищнице младости". Но чем дальше,
тем труднее мне было говорить, потому что Летисия упорно молчала,
разглядывая что-то в окне, и, казалось, вот-вот заплачет. В конце концов я
вдруг спохватилась, что меня, мол, ждет мама, и убежала.
1 2 3 4 5
что видел. Но вот Летисия, она, конечно, злоупотребляла своим положением,
потому что знала, что мы ей ничего не скажем, знала, что в любой семье, где
есть человек с физическими недостатками, и притом человек гордый, - все,
начиная с него самого, притворяются, будто не видят этих недостатков. Или
делают вид, что совсем не знают о том, что он-то сам давным-давно все знает.
Вот почему она и присвоила себе записочку и так откровенно веселилась за
столом. А это уже слишком! В ту ночь меня снова преследовали кошмары с
поездами. На рассвете - так мне снилось - я бродила по пересекающимся
путям огромного железнодорожного узла, навстречу мне летели красные огни
паровозов, и я в ужасе гадала - слева или справа пройдет состав, а потом
обмирала от страха, потому что за спиной несся скорый, но больше всего я
боялась, что вовремя не переведут стрелку и один из поездов меня раздавит...
Проснувшись, я напрочь забыла обо всем, потому что Летисии было так плохо,
что она даже одеться не смогла без нашей помощи. Похоже, что в глубине души
Летисия корила себя за вчерашнее, и мы были само участие, само внимание:
тебе, мол, надо отдохнуть, посидеть дома, почитать... Она не возражала, но
завтракать пришла вместе с нами и даже сказала взрослым, что чувствует себя
хорошо и что спина почти не болит. При этом она в упор смотрела то на меня,
то на Оланду.
В тот день выиграла я, но почему-то - не знаю, как уж это вышло, -
уступила свое место Летисии. Уступила - и все, без всяких объяснений: чего
уж тут, раз он отдает ей предпочтение, пусть любуется, пока не надоест.
Летисия играла только в статуи, и мы выбрали для нее что-нибудь попроще -
зачем усложнять жизнь бедняжке! Летисия решила, что она будет китайской
принцессой. Это совсем просто: надо сложить руки на груди, стыдливо опустить
глаза, как положено всем китайским принцессам, вот и все. Как только
показался наш поезд, Оланда нарочно повернулась к нему спиной, а я, я видела
все, я видела, что Ариэль смотрел только на Летисию, он не отрывал от нее
взора, пока поезд не скрылся за поворотом. Летисия, застывшая в позе
китайской принцессы, не могла знать, как он смотрел на нее. Но когда она
вернулась к нам под нашу иву, мы поняли, что она все знает и что ей бы
хотелось остаться в наряде китайской принцессы весь вечер, всю ночь.
В среду жребий тянули лишь мы с Оландой - так решила Летисия, и с ее
стороны это было справедливо. Оланда - вот везучая! - снова выиграла, но
письмо Ариэля упало прямо к моим ногам. В первую минуту я хотела отдать это
письмо Летисии, но потом передумала. С какой стати мы должны рассыпаться
перед ней? С какой стати? Ариэль сообщал в своем послании, что хочет
поговорить с нами и что на следующий день придет к нам по шпалам с соседней
станции. Почерк - мало сказать отвратительный, но зато в конце такие милые
олова: "Всем трем статуям сердечный привет. Ариэль Б." Вместо подписи
- сплошные каракули, но в них было что-то свое, необычное.
Я прочла это послание вслух, а мои сестры - прямо удивительно! -
словно онемели. У нас такое событие, а они молчат, будто не понимают, что
все надо обсудить заранее, потому что, если о приходе Ариэля узнают дома
или, на беду, нас выследят эти пигалицы Лоса - нам несдобровать! И так
странно, что мы все делали молча: сняли украшения с Летисии, молча сложили
их в корзину и молча, почти не глядя друг на друга, дошли до белой калитки.
Тетя Руфь приказала нам с Оландой выкупать Хосе и сразу забрала с собой
Летисию, которой пора было принимать лекарство. Оставшись вдвоем, мы наконец
смогли выговориться. Какое чудо! К нам придет Ариэль, у нас наконец есть
знакомый мальчик, ведь не принимать же всерьез кузена Тито, этого болвана,
который до сих пор играет в солдатики и верит в первое причастие! Мы так
волновались в предвкушении этой встречи, что Хосе, бедняжке, пришлось совсем
плохо. Конечно, не я, а решительная Оланда заговорила первой о Летисии. У
меня так просто лопалась голова: с одной стороны, ужасно, если Ариэль узнает
правду, а с другой - пусть уж все сразу раскроется, потому что никто не
должен губить свою судьбу из-за других людей. Но самое главное - как
сделать, чтобы Летисия не переживала? Ведь она и без того несла тяжкий
крест, а тут на нее навалилось и новое лекарство, и эта история...
Вечером мама была поражена тому, что мы почти не разговаривали. Вот
чудеса, уж не мыши ли нам язык отгрызли? Она взглянула на тетю Руфь, и
наверняка обе решили, что мы в чем-то сильно провинились и нас теперь мучает
совесть. Летисия, едва прикоснувшись к еде, сказала, что ей нездоровится и
что она пойдет к себе и будет читать "Рокамболя". Оланда вызвалась проводить
ее, на что та согласилась, но нехотя, а я взялась за вязанье, - такое
бывает со мной в минуты особого волнения. Раза два я порывалась встать и
посмотреть, что делается в комнате у Летисии и почему там застряла Оланда.
Наконец Оланда появилась и с многозначительным видом уселась рядом со мной,
явно выжидая, пока мама и тетя Руфь кончат убирать со стола. "Завтра она
никуда не пойдет, - сказала Оланда, когда мы остались вдвоем. - Вот это
письмо велела отдать ему, если он будет расспрашивать о ней". Для
убедительности Оланда оттянула карман блузки и показала мне сиреневый
конвертик. Вскоре нас позвали вытирать тарелки, а потом мы легли спать и
уснули как убитые, - очень устали от всех волнений и еще от Хосе, который
не выносит купания.
На другой день меня послали на рынок, и целое утро я не видела Летисии,
которая пряталась в своей комнате. Перед обедом я все же заглянула к ней на
минутку: она сидела у окна, обложенная подушками, и рядом - девятый томик
"Рокамболя", Она очень плохо выглядела, но встретила меня веселым смехом и
рассказала, какой смешной сон ей приснился и как забавно билась о стекло
глупая оса. Я пробормотала, что мне обидно идти без нее к нашим ивам, но
почему-то эти слова было очень трудно выговорить... "Если хочешь, мы скажем
Ариэлю, что ты нездорова?" А она как отрезала: "Нет!" Тогда я стала
уговаривать ее, правда, не слишком настойчиво, пойти вместе с нами, а потом
осмелела и даже сказала, что ей нечего бояться и что вообще настоящее
чувство не знает преград. Я даже вспомнила еще несколько торжественных и
красивых фраз, которые мы вычитали в "Сокровищнице младости". Но чем дальше,
тем труднее мне было говорить, потому что Летисия упорно молчала,
разглядывая что-то в окне, и, казалось, вот-вот заплачет. В конце концов я
вдруг спохватилась, что меня, мол, ждет мама, и убежала.
1 2 3 4 5