Все названия правильные".
Гончар был вынужден согласиться с ним. Он знал, что те ребята, которые становились к столбу, перед этим три дня не ели и не пили, а только приплясывали возле костра, вдыхая дым. Ни конопли, ни мака индейцы не применяли, грибочков в их магическом рационе Степан тоже не замечал, но, безусловно, танцующие находились в трансе. А в таком состоянии можно разглядеть не только окно, а целую дверь, да и шагнуть за нее…
Если обещанный "Путь Бизона" потребует от Гончара такой же предварительной подготовки, то можно считать, что она уже началась. Он не ел и почти не пил, и впасть в транс ему было так же легко, как моргнуть глазом. Нет, даже еще легче, потому что как раз моргать-то у него и не получалось. Глаза открывались и закрывались независимо от его желания.
* * *
Но все-таки он уже чувствовал себя немного лучше. По крайней мере, он уже себя чувствовал. То есть ощущал все тело, от последнего мизинчика на ноге до кончиков ушей. Просыпаясь, он сразу же принимался за утреннюю гимнастику. Со стороны этого никто бы и не заметил. Гончар как лежал, так и продолжал лежать. Но все его мышцы под одеялом подергивались в строго определенном порядке. Сначала он напрягал и расслаблял ступни и икры, затем бедра. Представляя, как он делает приседания в спортзале, Степан тужился и прогибал поясницу. Лучше всего получалось с руками. На пятый день тренировок он мог сгибать и разгибать пальцы, а через неделю уже сам откинул одеяло и привстал на локте, пытаясь дотянуться до фляги с водой. Все это произошло непроизвольно. Он сначала напился из фляги, а потом только сообразил, что это простое действие еще вчера казалось ему совершенно невозможным. Хорошо, что в палатке в этот момент никого не было, потому что Гончар выронил флягу и расплакался.
Наутро он впервые попросил чего-нибудь поесть. Джефф вложил ему в рот кусок черствой кукурузной лепешки и предупредил, что ее нельзя жевать, а надо рассасывать. На обед Степану дали уже два таких куска, а вечером напоили горячим супом.
Майвис куда-то пропал, и за Гончаром продолжали ухаживать его приемные сыновья. В нужное время они на циновке оттаскивали его к отхожему месту. Там он уже самостоятельно справлял нужду, попутно выкуривая самокрутку. Каждое утро мальчишки устраивали ему водные процедуры. Для этого Степан цеплялся за ствол березы и подтягивался. Ноги оставались вялыми и гнулись, поэтому Гончару приходилось просто висеть на березе, как на канате, обвив ее. А Пол и Джефф обливали его водой. Они приносили ее из ключа, который бил между валунов в соседней роще. Вода, наверное, была ледяная, но Степан этого не замечал.
Иногда ему казалось, что так было всегда. Непослушное тело, звенящая голова, тошнота и жажда — он привык к этому. Прошлое казалось даже не сном, потому что наши сны — все-таки часть нашей жизни. Нет, оно представлялось обрывками старых фильмов. Кто-то другой, очень похожий на Степана, скакал на коне, стрелял, дрался, переплывал бурную реку и карабкался по отвесным скалам. Кто-то другой сидел за рулем машины и любовался огнями ночной набережной, или потягивал виски в салоне "боинга", поглядывая на снежные холмы облаков за иллюминатором…
Все это было не с ним, потому что он всю жизнь пролежал под одеялом в темном и душном типи шамана, где с жердей свисали связки сухих кореньев и пучки травы. Ничего другого в его жизни не было. И не будет.
Степан не верил, что ему поможет магия. Может быть, шаман и хороший лекарь. Но поврежденный позвоночник не вылечишь травками да примочками из лягушачьей икры.
Оставалось надеяться на то, что все уладится как-нибудь само собой. В конце концов, даже такая жизнь бывает не лишена маленьких радостей. Впервые за многие годы ему было некуда спешить, не о чем заботиться, нечего бояться. Он сам себе напоминал домашний цветок в горшке — его поливают, вытирают с него пыль, иногда выносят на солнышко. Ему нравилось ощущать свое родство с березой, на чей ствол он опирался, потягивая самокрутку. И муравьи, деловито снующие вверх и вниз по белому стволу, успевали проложить свою невидимую тропинку по его плечам, груди и ногам и никуда с нее не сворачивали. "Так и помрешь когда-нибудь, — думал Степан, — а муравьи еще будут бегать по тебе от колена до плеча. А что? Отличная смерть. Гораздо лучше заснуть под березой, чем подыхать на заплеванном полу в салуне".
Однажды он почувствовал, что земля под ним подрагивает. Степан прижал ухо к траве и услышал знакомый гул. Где-то поблизости стучали копыта множества лошадей. "Майвис возвращается, — подумал он. — С попутчиками для меня. Пора отправляться в Путь Бизона".
13. ЖЕНА ДЛЯ БОЛЬНОГО
Лежа в палатке шамана, Гончар видел через приподнятый полог, как на просторной поляне, окруженной березами, Пол и Джефф возводят типи. Они работали вдвоем, и никто не помогал им, хотя к месту будущей церемонии уже съехались примерно два десятка родичей. Шайены сидели у костров и терпеливо наблюдали, как мальчишки обтягивают выбеленными шкурами каркас будущего ритуального храма. Работа была закончена к вечеру, и весь день никто не прикоснулся к еде, хотя от костров доносился дразнящий аромат жареного мяса.
Когда палатка была готова, ее обвили синими лентами, и Майвис с Медведем перенесли Степана внутрь. Они усадили его напротив входа. Каждый заходящий шайен кланялся ему, опускаясь на колени, и так, на коленках, передвигался вдоль наклонных стенок, усаживаясь на свое место. Последним зашел шаман, Ахата. На этот раз он был в обычной одежде и без раскраски. Степан с трудом узнал его по голосу.
Майвис вложил в руку Степана трубку.
— Удержишь? — шепнул он. — Ты должен набить ее и передать Ахате.
— Я помню, — кивнул Гончар.
Ахата инструктировал его всю прошлую ночь. Сейчас проситель должен обратиться за советом к наставнику. Потом начнется пир. Индейцы будут курить и молиться. Все это Степан помнил, неясным оставалось только одно. Среди собравшихся он не видел ни одной женщины, а ведь шаман ясно сказал, что в церемонии вместе с просителем и наставником будут участвовать их жены. "Наверно, сидят в отдельной палатке, — подумал Степан, набивая трубку табаком, смешанным с корой красной ивы. — И скорее всего, на эти роли выбрали незамужних дочерей Горбатого Медведя. Интересно, насколько уменьшился его табун невест за то время, пока мы не виделись?" Медведь, сидевший рядом, легонько толкнул его в бок, и Степан вытянул дрожащую руку с трубкой:
— Ахата! Ты мудрый человек. Ты видишь то, что недоступно нашим глазам. И знаешь больше, чем могу знать я. Дай мне совет. Я хочу просить Бога о помощи. Я хочу избавиться от болезни. Подскажи, что мне делать.
Горбатый Медведь успел подхватить трубку, выпавшую из непослушных пальцев, и по кругу передал ее шаману.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Гончар был вынужден согласиться с ним. Он знал, что те ребята, которые становились к столбу, перед этим три дня не ели и не пили, а только приплясывали возле костра, вдыхая дым. Ни конопли, ни мака индейцы не применяли, грибочков в их магическом рационе Степан тоже не замечал, но, безусловно, танцующие находились в трансе. А в таком состоянии можно разглядеть не только окно, а целую дверь, да и шагнуть за нее…
Если обещанный "Путь Бизона" потребует от Гончара такой же предварительной подготовки, то можно считать, что она уже началась. Он не ел и почти не пил, и впасть в транс ему было так же легко, как моргнуть глазом. Нет, даже еще легче, потому что как раз моргать-то у него и не получалось. Глаза открывались и закрывались независимо от его желания.
* * *
Но все-таки он уже чувствовал себя немного лучше. По крайней мере, он уже себя чувствовал. То есть ощущал все тело, от последнего мизинчика на ноге до кончиков ушей. Просыпаясь, он сразу же принимался за утреннюю гимнастику. Со стороны этого никто бы и не заметил. Гончар как лежал, так и продолжал лежать. Но все его мышцы под одеялом подергивались в строго определенном порядке. Сначала он напрягал и расслаблял ступни и икры, затем бедра. Представляя, как он делает приседания в спортзале, Степан тужился и прогибал поясницу. Лучше всего получалось с руками. На пятый день тренировок он мог сгибать и разгибать пальцы, а через неделю уже сам откинул одеяло и привстал на локте, пытаясь дотянуться до фляги с водой. Все это произошло непроизвольно. Он сначала напился из фляги, а потом только сообразил, что это простое действие еще вчера казалось ему совершенно невозможным. Хорошо, что в палатке в этот момент никого не было, потому что Гончар выронил флягу и расплакался.
Наутро он впервые попросил чего-нибудь поесть. Джефф вложил ему в рот кусок черствой кукурузной лепешки и предупредил, что ее нельзя жевать, а надо рассасывать. На обед Степану дали уже два таких куска, а вечером напоили горячим супом.
Майвис куда-то пропал, и за Гончаром продолжали ухаживать его приемные сыновья. В нужное время они на циновке оттаскивали его к отхожему месту. Там он уже самостоятельно справлял нужду, попутно выкуривая самокрутку. Каждое утро мальчишки устраивали ему водные процедуры. Для этого Степан цеплялся за ствол березы и подтягивался. Ноги оставались вялыми и гнулись, поэтому Гончару приходилось просто висеть на березе, как на канате, обвив ее. А Пол и Джефф обливали его водой. Они приносили ее из ключа, который бил между валунов в соседней роще. Вода, наверное, была ледяная, но Степан этого не замечал.
Иногда ему казалось, что так было всегда. Непослушное тело, звенящая голова, тошнота и жажда — он привык к этому. Прошлое казалось даже не сном, потому что наши сны — все-таки часть нашей жизни. Нет, оно представлялось обрывками старых фильмов. Кто-то другой, очень похожий на Степана, скакал на коне, стрелял, дрался, переплывал бурную реку и карабкался по отвесным скалам. Кто-то другой сидел за рулем машины и любовался огнями ночной набережной, или потягивал виски в салоне "боинга", поглядывая на снежные холмы облаков за иллюминатором…
Все это было не с ним, потому что он всю жизнь пролежал под одеялом в темном и душном типи шамана, где с жердей свисали связки сухих кореньев и пучки травы. Ничего другого в его жизни не было. И не будет.
Степан не верил, что ему поможет магия. Может быть, шаман и хороший лекарь. Но поврежденный позвоночник не вылечишь травками да примочками из лягушачьей икры.
Оставалось надеяться на то, что все уладится как-нибудь само собой. В конце концов, даже такая жизнь бывает не лишена маленьких радостей. Впервые за многие годы ему было некуда спешить, не о чем заботиться, нечего бояться. Он сам себе напоминал домашний цветок в горшке — его поливают, вытирают с него пыль, иногда выносят на солнышко. Ему нравилось ощущать свое родство с березой, на чей ствол он опирался, потягивая самокрутку. И муравьи, деловито снующие вверх и вниз по белому стволу, успевали проложить свою невидимую тропинку по его плечам, груди и ногам и никуда с нее не сворачивали. "Так и помрешь когда-нибудь, — думал Степан, — а муравьи еще будут бегать по тебе от колена до плеча. А что? Отличная смерть. Гораздо лучше заснуть под березой, чем подыхать на заплеванном полу в салуне".
Однажды он почувствовал, что земля под ним подрагивает. Степан прижал ухо к траве и услышал знакомый гул. Где-то поблизости стучали копыта множества лошадей. "Майвис возвращается, — подумал он. — С попутчиками для меня. Пора отправляться в Путь Бизона".
13. ЖЕНА ДЛЯ БОЛЬНОГО
Лежа в палатке шамана, Гончар видел через приподнятый полог, как на просторной поляне, окруженной березами, Пол и Джефф возводят типи. Они работали вдвоем, и никто не помогал им, хотя к месту будущей церемонии уже съехались примерно два десятка родичей. Шайены сидели у костров и терпеливо наблюдали, как мальчишки обтягивают выбеленными шкурами каркас будущего ритуального храма. Работа была закончена к вечеру, и весь день никто не прикоснулся к еде, хотя от костров доносился дразнящий аромат жареного мяса.
Когда палатка была готова, ее обвили синими лентами, и Майвис с Медведем перенесли Степана внутрь. Они усадили его напротив входа. Каждый заходящий шайен кланялся ему, опускаясь на колени, и так, на коленках, передвигался вдоль наклонных стенок, усаживаясь на свое место. Последним зашел шаман, Ахата. На этот раз он был в обычной одежде и без раскраски. Степан с трудом узнал его по голосу.
Майвис вложил в руку Степана трубку.
— Удержишь? — шепнул он. — Ты должен набить ее и передать Ахате.
— Я помню, — кивнул Гончар.
Ахата инструктировал его всю прошлую ночь. Сейчас проситель должен обратиться за советом к наставнику. Потом начнется пир. Индейцы будут курить и молиться. Все это Степан помнил, неясным оставалось только одно. Среди собравшихся он не видел ни одной женщины, а ведь шаман ясно сказал, что в церемонии вместе с просителем и наставником будут участвовать их жены. "Наверно, сидят в отдельной палатке, — подумал Степан, набивая трубку табаком, смешанным с корой красной ивы. — И скорее всего, на эти роли выбрали незамужних дочерей Горбатого Медведя. Интересно, насколько уменьшился его табун невест за то время, пока мы не виделись?" Медведь, сидевший рядом, легонько толкнул его в бок, и Степан вытянул дрожащую руку с трубкой:
— Ахата! Ты мудрый человек. Ты видишь то, что недоступно нашим глазам. И знаешь больше, чем могу знать я. Дай мне совет. Я хочу просить Бога о помощи. Я хочу избавиться от болезни. Подскажи, что мне делать.
Горбатый Медведь успел подхватить трубку, выпавшую из непослушных пальцев, и по кругу передал ее шаману.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81