Мы с мадемуазель Бетси будем там.
Дама повернулась с осуждающим шелестом юбок и отправилась к кухне.
— Сир, вы желаете, чтобы я задержала молодого человека, побеседовав с ним?
— Нет! — резко ответил Наполеон. — Пожалуйста, ведите себя, как обычно, и дайте мне знать, когда он придет.
Личный кабинет Пленника был размером с спальню и был, пожалуй, самой бедной и мрачной комнатой во всем доме. Мебель для кабинета собрали по складам, где хранились ненужные вещи. Зато там стояли два кресла, которые недавно перетягивали. Наполеон усадил в одно из них Бетси, а второе придвинул так, чтобы сидеть к девушке лицом.
— Ревность — это признак слабости. Она — отвратительная, тайная и неприличная черта человека. Бетси-и, я должен у вас просить прощения за то, что проявил подобную отвратительную черту.
— Но, может, я решила, что вы мне польстили, — улыбнулась Бетси.
Пленник продолжил свою мысль.
— Перед вами человек, которому пятьдесят лет, и он обладает не лучшим здоровьем. На пике моей карьеры судьба повернулась ко мне спиной, и я потерял полноту власти. У меня забрали все, чем я владел, — он сказал эту фразу очень драматично. — Меня приговорили к пожизненному проживанию на этом ужасном каменистом клочке суши. Но я могу испытывать ревность и злость. И в этом виноваты вы, моя малышка. Когда я здесь появился, вы несколько облегчили тут мою жизнь, и я постоянно чувствовал, что вы принадлежите мне. Сейчас вы проводите много времени с молодыми людьми, которые, конечно, больше подходят вам по возрасту. Но я не могу принять этот факт с достоинством. Я даже сам не подозревал глубину своих чувств к вам, пока не увидел вас сидящей на столе, улыбающейся мне и покачивающей ножками. Вы мне напомнили ту маленькую девочку, которая мне раньше очень нравилась.
Бетси-и, я должен с вами честно поговорить. Императрица, моя вторая жена, не писала мне с тех пор, как меня отослали на Эльбу. Она отдала нашего сына на воспитание своим родителям. Развод невозможен из-за ее ранга и моей религии, но если даже случится что-то, что уберет все препятствия, я ничего не смогу сделать. Я не могу осложнять положение собственного сына. И об этом я должен помнить в первую очередь.
— Естественно, сир, — сказала Бетси.
— Мы уже обсуждали женщин в моей жизни, и мне кажется, что вы их называете…
— И другие…
— Их было достаточно.
— Весьма много, сир.
— Если нужна точная цифра, мы должны будем признать, что их было великое множество. Некоторые их них были знатные дамы, другие… были рангом пониже. И все они были красивы.
Наполеон замолчал. Он смотрел на девушку, и его глаза светились, как бывает, когда человек любуется произведением искусства.
— Я думаю, малышка, что вы прекраснее их всех.
— Сир, вы так не считаете.
— Я действительно так считаю, — Наполеон как бы вернулся в прошлое. — Моя Жозефина не была настоящей красавицей. Она была пикантна и очаровательна, но… у нее были плохие зубы. Мария Луиза была молода и с хорошей кожей, но со временем я начал понимать, что когда в моменты удивления или грусти у нее открывался рот, она становилась очень глупой. Ла Беллилот, моя малышка мадам Фурес, была очень хорошенькой, но должен признаться — она была несколько простовата. Мадемуазаль Жорж, смешливая и веселая комедиантка, вскоре стала… как это сказать…
— Мы говорим — излишне пухленькой, — помогла ему Бетси.
Наполеон кивнул головой.
— Да, это правильное слово для моей хорошенькой мадемуазель Жорж. Мария Валевская отличалась ото всех остальных. Она была прелестна и… о, сколько в ней было преданности и смелости! Но ее красота была чересчур серьезной и торжественной. Она не часто улыбалась, и в ней не било ключом веселье, как это было у остальных женщин, о которых я вам рассказывал. Что касается вас, малышка, — произнес император после длинной паузы. — Вы привнесли нечто новое в мою жизнь. Мне вспоминаются наши совместные прогулки и то, как мы частенько прогуливались, взявшись за руки. Я иногда высказывался против англичан только потому, что мне нравилось, как у вас горело личико от возмущения. Вы всегда говорили то, что думали, и осмеливались спорить даже с великим Наполеоном. Господи, вы ничего не боялись. Когда вы злились, то становились удивительно прелестной. Так со мной никогда прежде никто не обращался.
Я начал думать, что вы принадлежите мне. Вы росли, и мы стали видеться реже, но я никогда не считал, что потерял маленькую девочку из поместья «Брайарс». Бетси-и, вы выросли и стали поразительно прелестной… и не можете мне принадлежать. А я не могу вступать в новый брак. Малышка, вы никогда не станете одной из других — этих полустертых и полузабытых теней моего прошлого. Прежних прелестниц, которые вас так сильно волнуют и до которых мне уже увы дела! Для этого вы чересчур хороши. Я слишком искренне к вам отношусь. Вам ясно, о чем я говорю?
— Да, сир. Все понятно.
Они помолчали. Наполеон говорил, не поднимая глаз. Потом он задумался, стоит ли продолжать. Наконец взглянул на девушку и сказал:
— Всегда есть шанс, что мое положение может улучшиться и меня освободят от унизительного плена. Народ Франции может потребовать моего освобождения, а английское правительство поймет наконец в каких варварских условиях меня содержат. Возможно, моя звезда продолжает меня хранить. Конечно, я должен признаться, что шанс, что у меня все изменится, весьма проблематичен.
— Господи, если так случится, то все переменится.
— Бетси-и, я снова хочу вас предупредить. Не рискуйте зря своим положением. Я хочу, чтобы у вас все было самое лучшее. Подождите до тех пор, пока не возвратитесь в Англию. Вам не нужны эти длинноногие ничтожества в мундирах.
Послышался стук в дверь.
— Господин лейтенант, — объявил Сантини.
— Входите, сэр. На вас произвела должное впечатление красота нашего тропического Версаля, который устроило для меня ваше правительство?
Глава девятая
1
Маргетт начала немного болтать по-английски, и Бетси не была удивлена, когда девушка, открыв для нее ворота, остановилась, чтобы ей что-то сказать.
— Миссис больна, — сказала Маргетт. Бетси коснулась руки девушки.
— Мадам сильно больна?
Девушка попыталась найти нужные слова, а потом вытащила платок из-за пояса. Она кашлянула и прижала платок к губам.
— Видишь, — сказала она, протягивая кусочек материи как бы для того, чтобы Бетси посмотрела на него.
— Ты хочешь сказать, что она кашляет кровью? Маргетт, это очень серьезно. Ее навещал доктор?
Служанка несколько раз повторила слово «доктор», прежде чем она что-то поняла, а потом покачала головой.
— Нет, нет, врач. Миссис говорит — не имеет смысла.
Бетси оказалась на обычном месте около внутренней перегородки и грустно оглянулась вокруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Дама повернулась с осуждающим шелестом юбок и отправилась к кухне.
— Сир, вы желаете, чтобы я задержала молодого человека, побеседовав с ним?
— Нет! — резко ответил Наполеон. — Пожалуйста, ведите себя, как обычно, и дайте мне знать, когда он придет.
Личный кабинет Пленника был размером с спальню и был, пожалуй, самой бедной и мрачной комнатой во всем доме. Мебель для кабинета собрали по складам, где хранились ненужные вещи. Зато там стояли два кресла, которые недавно перетягивали. Наполеон усадил в одно из них Бетси, а второе придвинул так, чтобы сидеть к девушке лицом.
— Ревность — это признак слабости. Она — отвратительная, тайная и неприличная черта человека. Бетси-и, я должен у вас просить прощения за то, что проявил подобную отвратительную черту.
— Но, может, я решила, что вы мне польстили, — улыбнулась Бетси.
Пленник продолжил свою мысль.
— Перед вами человек, которому пятьдесят лет, и он обладает не лучшим здоровьем. На пике моей карьеры судьба повернулась ко мне спиной, и я потерял полноту власти. У меня забрали все, чем я владел, — он сказал эту фразу очень драматично. — Меня приговорили к пожизненному проживанию на этом ужасном каменистом клочке суши. Но я могу испытывать ревность и злость. И в этом виноваты вы, моя малышка. Когда я здесь появился, вы несколько облегчили тут мою жизнь, и я постоянно чувствовал, что вы принадлежите мне. Сейчас вы проводите много времени с молодыми людьми, которые, конечно, больше подходят вам по возрасту. Но я не могу принять этот факт с достоинством. Я даже сам не подозревал глубину своих чувств к вам, пока не увидел вас сидящей на столе, улыбающейся мне и покачивающей ножками. Вы мне напомнили ту маленькую девочку, которая мне раньше очень нравилась.
Бетси-и, я должен с вами честно поговорить. Императрица, моя вторая жена, не писала мне с тех пор, как меня отослали на Эльбу. Она отдала нашего сына на воспитание своим родителям. Развод невозможен из-за ее ранга и моей религии, но если даже случится что-то, что уберет все препятствия, я ничего не смогу сделать. Я не могу осложнять положение собственного сына. И об этом я должен помнить в первую очередь.
— Естественно, сир, — сказала Бетси.
— Мы уже обсуждали женщин в моей жизни, и мне кажется, что вы их называете…
— И другие…
— Их было достаточно.
— Весьма много, сир.
— Если нужна точная цифра, мы должны будем признать, что их было великое множество. Некоторые их них были знатные дамы, другие… были рангом пониже. И все они были красивы.
Наполеон замолчал. Он смотрел на девушку, и его глаза светились, как бывает, когда человек любуется произведением искусства.
— Я думаю, малышка, что вы прекраснее их всех.
— Сир, вы так не считаете.
— Я действительно так считаю, — Наполеон как бы вернулся в прошлое. — Моя Жозефина не была настоящей красавицей. Она была пикантна и очаровательна, но… у нее были плохие зубы. Мария Луиза была молода и с хорошей кожей, но со временем я начал понимать, что когда в моменты удивления или грусти у нее открывался рот, она становилась очень глупой. Ла Беллилот, моя малышка мадам Фурес, была очень хорошенькой, но должен признаться — она была несколько простовата. Мадемуазаль Жорж, смешливая и веселая комедиантка, вскоре стала… как это сказать…
— Мы говорим — излишне пухленькой, — помогла ему Бетси.
Наполеон кивнул головой.
— Да, это правильное слово для моей хорошенькой мадемуазель Жорж. Мария Валевская отличалась ото всех остальных. Она была прелестна и… о, сколько в ней было преданности и смелости! Но ее красота была чересчур серьезной и торжественной. Она не часто улыбалась, и в ней не било ключом веселье, как это было у остальных женщин, о которых я вам рассказывал. Что касается вас, малышка, — произнес император после длинной паузы. — Вы привнесли нечто новое в мою жизнь. Мне вспоминаются наши совместные прогулки и то, как мы частенько прогуливались, взявшись за руки. Я иногда высказывался против англичан только потому, что мне нравилось, как у вас горело личико от возмущения. Вы всегда говорили то, что думали, и осмеливались спорить даже с великим Наполеоном. Господи, вы ничего не боялись. Когда вы злились, то становились удивительно прелестной. Так со мной никогда прежде никто не обращался.
Я начал думать, что вы принадлежите мне. Вы росли, и мы стали видеться реже, но я никогда не считал, что потерял маленькую девочку из поместья «Брайарс». Бетси-и, вы выросли и стали поразительно прелестной… и не можете мне принадлежать. А я не могу вступать в новый брак. Малышка, вы никогда не станете одной из других — этих полустертых и полузабытых теней моего прошлого. Прежних прелестниц, которые вас так сильно волнуют и до которых мне уже увы дела! Для этого вы чересчур хороши. Я слишком искренне к вам отношусь. Вам ясно, о чем я говорю?
— Да, сир. Все понятно.
Они помолчали. Наполеон говорил, не поднимая глаз. Потом он задумался, стоит ли продолжать. Наконец взглянул на девушку и сказал:
— Всегда есть шанс, что мое положение может улучшиться и меня освободят от унизительного плена. Народ Франции может потребовать моего освобождения, а английское правительство поймет наконец в каких варварских условиях меня содержат. Возможно, моя звезда продолжает меня хранить. Конечно, я должен признаться, что шанс, что у меня все изменится, весьма проблематичен.
— Господи, если так случится, то все переменится.
— Бетси-и, я снова хочу вас предупредить. Не рискуйте зря своим положением. Я хочу, чтобы у вас все было самое лучшее. Подождите до тех пор, пока не возвратитесь в Англию. Вам не нужны эти длинноногие ничтожества в мундирах.
Послышался стук в дверь.
— Господин лейтенант, — объявил Сантини.
— Входите, сэр. На вас произвела должное впечатление красота нашего тропического Версаля, который устроило для меня ваше правительство?
Глава девятая
1
Маргетт начала немного болтать по-английски, и Бетси не была удивлена, когда девушка, открыв для нее ворота, остановилась, чтобы ей что-то сказать.
— Миссис больна, — сказала Маргетт. Бетси коснулась руки девушки.
— Мадам сильно больна?
Девушка попыталась найти нужные слова, а потом вытащила платок из-за пояса. Она кашлянула и прижала платок к губам.
— Видишь, — сказала она, протягивая кусочек материи как бы для того, чтобы Бетси посмотрела на него.
— Ты хочешь сказать, что она кашляет кровью? Маргетт, это очень серьезно. Ее навещал доктор?
Служанка несколько раз повторила слово «доктор», прежде чем она что-то поняла, а потом покачала головой.
— Нет, нет, врач. Миссис говорит — не имеет смысла.
Бетси оказалась на обычном месте около внутренней перегородки и грустно оглянулась вокруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121