Направо находилась столовая – палевые стенные панели с золотым узором, высокие арки потолка. Шайна успела рассмотреть длинный, матово блестящий стол с расставленными на нем хрустальными подсвечниками. Вокруг стола – стулья. Удобные даже на вид, с высокими спинками, обитые золотистым шелком в тон занавесей на окнах.
– Великолепно! – восхищенно сказала Шайна, проходя вслед за Габриелем через другие комнаты. Действительно, некоторые из них еще не были окончательно отделаны, во многих не хватало мебели.
Габриель рассеянно кивнул. Глаза его смотрели куда-то вдаль – задумчиво и отрешенно. Шайна почувствовала укол ревности – ей показалось, что Габриель думает сейчас о своем несостоявшемся браке с Ребеккой, об их неродившихся детях, которые могли бы жить в этом доме, носиться с радостными визгами по этим комнатам, устраивать засады в розовых клумбах…
Шайна заставила себя отогнать эти мысли прочь. Незачем переживать из-за того, что уже нельзя ни изменить, ни исправить. И не стоит ни о чем спрашивать Габриеля. Между ними по-прежнему пропасть, которую она не в силах пока переступить.
Как только был выгружен их багаж, Габриель распорядился разнести его по спальням – часть в свою, часть – в комнату Шайны. Шайна отвернулась, чтобы скрыть свое разочарование. После той бурной ночи на корабле она надеялась, что здесь, в Фокс-Медоу, они заживут как муж и жена, но Габриель явно сторонился ее.
– Я ненадолго уйду, – сказал Габриель. – Если тебе что-то понадобится, только скажи. Слуг у меня, правда, немного, но горничная для тебя всегда найдется.
Шайна молча кивнула. Она дождалась, пока он уйдет, а затем попросила горничную проводить ее в свою комнату, где ей можно будет наконец остаться одной – наедине со своими огорчениями.
Спустились сумерки, но Габриель все еще не вернулся. Горничная принесла Шайне ужин в ее спальню, там же поставила возле горящего камина кувшин с горячей водой и все необходимое для мытья. Спустя некоторое время Бэб – так звали горничную – вернулась, унесла пустые тарелки, помогла Шайне снять платье и переодеться в ночную рубашку.
– Габриель не вернулся? – спросила у нее Шайна.
– Как же, – ответила Бэб, немало удивив своим ответом Шайну. – Хозяин вернулся еще несколько часов назад. Он у себя в кабинете. Хотите, чтобы я позвала его?
«Ну зачем же его звать, если он сам не захотел прийти?» – подумала Шайна. Она отрицательно покачала головой и отпустила Бэб.
Оставшись одна, Шайна устроилась поближе к камину, подложила новое полено в огонь. Ночь выдалась прохладная, и Шайну немного знобило. Впрочем, знобило ее не только от свежего воздуха – холод шел изнутри, из сердца. Она представила, как много грустных воспоминаний нахлынуло на Габриеля здесь, в Фокс-Медоу, – грустных, черных воспоминаний о верных друзьях, избороздивших вместе с ним не один десяток морей и нашедших свою безвременную смерть на виселице во дворе вильямсбургской тюрьмы. Эти воспоминания неизбежно настроят Габриеля против Шайны с новой силой.
Спальня, которую отвел ей Габриель, была выкрашена в бледно-голубой цвет. Подоконники и спинки большой квадратной кровати покрывала искусная резьба: цветы, листья, виноградные лозы. Из окна виднелась широкая лужайка, плавно спускавшаяся к реке. Там, внизу, располагалась пристань, но она была пуста – ни единого судна, ни единого паруса. Шайна отметила про себя эту странность, но ей представлялось совершенно невозможным, нетактичным спрашивать Габриеля о судьбе «Золотой Фортуны». Может быть, губернатор Спотсвуд конфисковал судно во время налета на Фокс-Медоу? Кто знает. Но если это так, то своими расспросами она возбудит в сердце Габриеля новую волну гнева против себя. Нет, уж лучше не спрашивать.
Тьма сгустилась, делая предметы за окном невидимыми, и Шайна решила, что ей ничего не остается, как лечь спать. Спать и видеть себя во сне счастливой – рядом с Габриелем. Вместе с ним.
Она задремала, потом внезапно проснулась. Огонь в камине почти погас, в комнате было темно. Только бледный свет луны пробивался в окно с затянутого легкими облаками ночного неба. Шайна проснулась окончательно, и ей вдруг захотелось плакать. Как ей не хватало сейчас Габриеля, его крепких надежных рук. Какая это страшная вещь – одиночество! Ночь – и ты один на один с тишиной, темнотой, неизвестностью!
Шайна откинула одеяло, выскользнула из постели и накинула легкую шаль поверх тонкой шелковой ночной рубашки. Она тихо вышла из спальни, остановилась на лестничной площадке, где стоял стол с подсвечником, свечи в котором почти догорели.
Шайна нерешительно взглянула на дверь в спальню Габриеля. Интересно, откроет ли он, если она постучится? А если откроет – будет ли холоден и безразличен с нею? Сможет ли понять чувства, заставляющие Шайну искать встречи с ним?
Она подошла и тихонько постучала.
Ни звука в ответ.
Может быть, в отличие от Шайны он спит – крепко и спокойно? Тогда, пожалуй, рассердится еще, что она его разбудила.
Затаив дыхание, Шайна нажала на ручку и отворила дверь.
– Габриель? – тихонько позвала она. – Прости, если разбудила тебя, но…
Она замолчала. Комната освещалась только пламенем камина, но в полумраке можно было разобрать, что постель пуста.
Шайна, нахмурившись, вышла из спальни. Бэб говорила, что Габриель у себя в кабинете. Вряд ли он находится там до сих пор. Ведь прошло столько времени!
Она спустилась вниз по лестнице. Кабинет находился здесь, в задней части дома. Дверь в него была открыта, но в кабинете царила темнота.
Шайна озадаченно посмотрела по сторонам, прикидывая, где же может быть Габриель. Его нет в спальне, нет и в кабинете. В глаза ей бросилась свеча, горевшая возле входной двери. Наверное, ему не спится и он вышел на воздух.
Габриель возник неожиданно, появившись в проеме распахнувшейся входной двери. Это было похоже на загадочную картину: ночной сад, обрамленный, словно багетом, дверным косяком, и высокая темная фигура, слабо освещенная трепещущим пламенем свечи – словно рожденная полуночным мраком. Голова Габриеля поникла, он выглядел так, будто на его плечах лежали сейчас все беды и заботы Земли.
Шайна неслышно отступила назад, в тень, сгустившуюся под лестницей. Она чувствовала себя не вправе прерывать сейчас одиночество Габриеля, его тяжелое раздумье. Не заметив ее, он прошел мимо, поднялся наверх. Эхо его тяжелых шагов разнеслось в пустом холле.
Поднявшись наверх, Габриель бросил взгляд на дверь, ведущую в спальню Шайны. Первым его порывом было пойти к ней. Пойти и утонуть в ее любви, уснуть убаюканным темнотой и теплом ее тела.
Нет. Нельзя. Сначала он обязан узнать всю правду.
А пока он не имеет права любить Шайну, открывать ей свое сердце, верить ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Великолепно! – восхищенно сказала Шайна, проходя вслед за Габриелем через другие комнаты. Действительно, некоторые из них еще не были окончательно отделаны, во многих не хватало мебели.
Габриель рассеянно кивнул. Глаза его смотрели куда-то вдаль – задумчиво и отрешенно. Шайна почувствовала укол ревности – ей показалось, что Габриель думает сейчас о своем несостоявшемся браке с Ребеккой, об их неродившихся детях, которые могли бы жить в этом доме, носиться с радостными визгами по этим комнатам, устраивать засады в розовых клумбах…
Шайна заставила себя отогнать эти мысли прочь. Незачем переживать из-за того, что уже нельзя ни изменить, ни исправить. И не стоит ни о чем спрашивать Габриеля. Между ними по-прежнему пропасть, которую она не в силах пока переступить.
Как только был выгружен их багаж, Габриель распорядился разнести его по спальням – часть в свою, часть – в комнату Шайны. Шайна отвернулась, чтобы скрыть свое разочарование. После той бурной ночи на корабле она надеялась, что здесь, в Фокс-Медоу, они заживут как муж и жена, но Габриель явно сторонился ее.
– Я ненадолго уйду, – сказал Габриель. – Если тебе что-то понадобится, только скажи. Слуг у меня, правда, немного, но горничная для тебя всегда найдется.
Шайна молча кивнула. Она дождалась, пока он уйдет, а затем попросила горничную проводить ее в свою комнату, где ей можно будет наконец остаться одной – наедине со своими огорчениями.
Спустились сумерки, но Габриель все еще не вернулся. Горничная принесла Шайне ужин в ее спальню, там же поставила возле горящего камина кувшин с горячей водой и все необходимое для мытья. Спустя некоторое время Бэб – так звали горничную – вернулась, унесла пустые тарелки, помогла Шайне снять платье и переодеться в ночную рубашку.
– Габриель не вернулся? – спросила у нее Шайна.
– Как же, – ответила Бэб, немало удивив своим ответом Шайну. – Хозяин вернулся еще несколько часов назад. Он у себя в кабинете. Хотите, чтобы я позвала его?
«Ну зачем же его звать, если он сам не захотел прийти?» – подумала Шайна. Она отрицательно покачала головой и отпустила Бэб.
Оставшись одна, Шайна устроилась поближе к камину, подложила новое полено в огонь. Ночь выдалась прохладная, и Шайну немного знобило. Впрочем, знобило ее не только от свежего воздуха – холод шел изнутри, из сердца. Она представила, как много грустных воспоминаний нахлынуло на Габриеля здесь, в Фокс-Медоу, – грустных, черных воспоминаний о верных друзьях, избороздивших вместе с ним не один десяток морей и нашедших свою безвременную смерть на виселице во дворе вильямсбургской тюрьмы. Эти воспоминания неизбежно настроят Габриеля против Шайны с новой силой.
Спальня, которую отвел ей Габриель, была выкрашена в бледно-голубой цвет. Подоконники и спинки большой квадратной кровати покрывала искусная резьба: цветы, листья, виноградные лозы. Из окна виднелась широкая лужайка, плавно спускавшаяся к реке. Там, внизу, располагалась пристань, но она была пуста – ни единого судна, ни единого паруса. Шайна отметила про себя эту странность, но ей представлялось совершенно невозможным, нетактичным спрашивать Габриеля о судьбе «Золотой Фортуны». Может быть, губернатор Спотсвуд конфисковал судно во время налета на Фокс-Медоу? Кто знает. Но если это так, то своими расспросами она возбудит в сердце Габриеля новую волну гнева против себя. Нет, уж лучше не спрашивать.
Тьма сгустилась, делая предметы за окном невидимыми, и Шайна решила, что ей ничего не остается, как лечь спать. Спать и видеть себя во сне счастливой – рядом с Габриелем. Вместе с ним.
Она задремала, потом внезапно проснулась. Огонь в камине почти погас, в комнате было темно. Только бледный свет луны пробивался в окно с затянутого легкими облаками ночного неба. Шайна проснулась окончательно, и ей вдруг захотелось плакать. Как ей не хватало сейчас Габриеля, его крепких надежных рук. Какая это страшная вещь – одиночество! Ночь – и ты один на один с тишиной, темнотой, неизвестностью!
Шайна откинула одеяло, выскользнула из постели и накинула легкую шаль поверх тонкой шелковой ночной рубашки. Она тихо вышла из спальни, остановилась на лестничной площадке, где стоял стол с подсвечником, свечи в котором почти догорели.
Шайна нерешительно взглянула на дверь в спальню Габриеля. Интересно, откроет ли он, если она постучится? А если откроет – будет ли холоден и безразличен с нею? Сможет ли понять чувства, заставляющие Шайну искать встречи с ним?
Она подошла и тихонько постучала.
Ни звука в ответ.
Может быть, в отличие от Шайны он спит – крепко и спокойно? Тогда, пожалуй, рассердится еще, что она его разбудила.
Затаив дыхание, Шайна нажала на ручку и отворила дверь.
– Габриель? – тихонько позвала она. – Прости, если разбудила тебя, но…
Она замолчала. Комната освещалась только пламенем камина, но в полумраке можно было разобрать, что постель пуста.
Шайна, нахмурившись, вышла из спальни. Бэб говорила, что Габриель у себя в кабинете. Вряд ли он находится там до сих пор. Ведь прошло столько времени!
Она спустилась вниз по лестнице. Кабинет находился здесь, в задней части дома. Дверь в него была открыта, но в кабинете царила темнота.
Шайна озадаченно посмотрела по сторонам, прикидывая, где же может быть Габриель. Его нет в спальне, нет и в кабинете. В глаза ей бросилась свеча, горевшая возле входной двери. Наверное, ему не спится и он вышел на воздух.
Габриель возник неожиданно, появившись в проеме распахнувшейся входной двери. Это было похоже на загадочную картину: ночной сад, обрамленный, словно багетом, дверным косяком, и высокая темная фигура, слабо освещенная трепещущим пламенем свечи – словно рожденная полуночным мраком. Голова Габриеля поникла, он выглядел так, будто на его плечах лежали сейчас все беды и заботы Земли.
Шайна неслышно отступила назад, в тень, сгустившуюся под лестницей. Она чувствовала себя не вправе прерывать сейчас одиночество Габриеля, его тяжелое раздумье. Не заметив ее, он прошел мимо, поднялся наверх. Эхо его тяжелых шагов разнеслось в пустом холле.
Поднявшись наверх, Габриель бросил взгляд на дверь, ведущую в спальню Шайны. Первым его порывом было пойти к ней. Пойти и утонуть в ее любви, уснуть убаюканным темнотой и теплом ее тела.
Нет. Нельзя. Сначала он обязан узнать всю правду.
А пока он не имеет права любить Шайну, открывать ей свое сердце, верить ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83