– Далеко, ребята? – спросил он.
– На воздух, – ответила Глория.
– Вернетесь?
– Вернемся, – сказал я. – Только немного подышим воздухом. Слишком давно не были на улице…
– Не задерживайтесь. – Рокки взглянул на Глорию и многозначительно облизнулся.
– А пошел ты… – фыркнула Глория выходя.
Было уже два часа ночи. Воздух влажный, чистый и свежий. Такой чистый и свежий, что я чувствовал, как впитывают его легкие.
Обернувшись, я посмотрел на здание курзала.
– Вот где мы провели все это время, – сказал я. – Теперь я знаю, что чувствовал Иона, выйдя из чрева кита.
– Пойдем, – прервала меня Глория.
Мы обошли здание и вышли на аллею курзала. Мол простирался в океан, насколько хватало взгляда, и прибой вздымался и падал, и разбегался, и взметал столбы брызг.
– Удивительно, как волны не смоют весь мол, – заметил я.
– Ты на волнах просто помешан, – хмыкнула Глория.
– Брось…
– Не говоришь ни о чем другом как минимум месяц…
– А ты попробуй постой минутку тихо и поймешь, что я имею в виду. Почувствуешь, как океан вздымается и падает…
– Это я чувствую и так, – сказала она, – но не вижу причин млеть от восторга. Движение волн не прекращается вот уже миллионы лет.
– Не думай, что я помешался на океане, – ответил я. – Я легко переживу без него, даже если никогда больше его не увижу. Я сыт им по горло.
Мы сели на скамейку, влажную от брызг прибоя. Почти конце мола несколько парней, перегнувшись через парапет, ловили рыбу. Ночь была темная, ни луны, ни звезд. Неровная линия белой пены очерчивала побережье.
– Чудесный воздух, – произнес я.
Глория молча вглядывалась в даль. Туда, где на берегу были видны огни.
– Это Малибу, – сказал я. – Там живут все кинозвезды.
– Что ты теперь будешь делать? – спросила наконец она.
– Точно еще не знаю. Наверно, нужно завтра зайти к Максвеллу. Может, он чем-нибудь поможет. Кажется, я его заинтересовал.
– Всегда только завтра, – горько заметила она. – Счастье всегда нас ждет только завтра…
Мимо нас прошли двое мужчин с длинными удилищами. Один волок за собой почти метровую барракуду.
– Эта гадина уже никому не причинит зла, – сказал он приятелю.
– А что будешь делать ты? – спросил я Глорию.
– Я схожу с круга, – сказала она. – Этой мерзостью я сыта по горло.
– Какой мерзостью?
– Жизнью.
– Почему ты даже не пытаешься добиться хоть чего-нибудь? – спросил я. – Ты же просто ни во что не веришь. Серьезно. Я не шучу. И заражаешь своим неверием и пессимизмом всех, с кем имеешь дело. Взять, например, меня. Пока я не познакомился с тобой, мне и в голову не приходило, что я могу не добиться успеха. А ведь я даже мысли не допускал, что могу потерпеть крах. И что теперь?…
– Слушай, ты! – возмутилась она. – Кто тебя этому научил? Это же не твои слова.
– Ну почему, мои, – смутился я.
Она взглянула на море в сторону Малибу.
– Какой смысл человеку уговаривать самого себя? – заговорила она после паузы. – Я хоть знаю, что со мной.
Ничего не ответив, я смотрел на океан и думал о Голливуде, и мне пришло в голову: а был ли я здесь вообще, вдруг я завтра проснусь в Арканзасе и мне снова придется с утра пораньше разносить газеты.
– Ах ты сукин сын! – закричала Глория. – Что ты на меня так уставился? Я сама знаю, что ни на что не годна…
«Она права, – подумал я, – она совершенно права. Ни на что не годна…»
– Жаль, что я не умерла тогда в Далласе, – сказала она. – И никто не убедит меня, что врач спас мне жизнь по одной-единственной причине…
Я ничего не ответил, все еще смотрел на океан и думал, что она совершенно права, говоря «ни на что не годна», и что очень жаль, что она не умерла тогда в Далласе. Определенно на том свете ей было бы лучше.
– Я просто проклята судьбой. Невезучая я. И никому я не нужна, – продолжала она. – Перестань на меня так смотреть!
– Вовсе я на тебя не смотрю. Да ты и лица моего не видишь.
Она лгала. Лица моего она видеть не могла. Было слишком темно.
– Не пойти ли нам внутрь? – спросил я. – Рокки хотел тебя видеть.
– Этот мудак? Знаю я, чего он хочет, но больше не получит. Ни он, ни кто другой.
– О чем ты?
– Ты что, не знаешь?
– Чего я не знаю?
– Что Рокки нужно?
– А… ну ясно…
Теперь до меня дошло.
– Никому из вас ничего другого не надо, – сказала она, – но это дело обычное. Ох, да мне все равно, что я давала Рокки; он мне оказывал ту же любезность, что и я ему, – но что если бы я залетела?
– Ну, теперь-то ты так не думаешь, надеюсь? – спросил я.
– Вот именно что думаю. Раньше я всегда была начеку. Но что если бы вдруг обзавелась ребенком? Что тогда? Ты же видишь, что бы его ждало, когда он вырастет, а? То же, что и нас.
«Она права, – сказал я себе, – она совершенно права. Ребенок вырастет, и ждать его будет то же, что и нас…»
– А я этого не хочу, – продолжала она. – Со мной все кончено. Весь мир для меня – гадюшник, и со мной – всё. Мне будет лучше, когда я умру, и всем остальным тоже. Я только порчу все, за что ни возьмусь. Ты сам это сказал.
– Когда это я такое говорил?
– Только что. Сказал, что, пока не знал меня, тебе и в голову не приходило, что ты можешь потерпеть крах… Но это не моя вина. Я ничего не могу поделать. Однажды я хотела покончить с собой, но не сумела, и уже никогда не наберусь смелости попробовать еще раз… Хочешь оказать миру услугу? – внезапно спросила она.
Я ничего не ответил; слушал, как океан с шумом бьется о сваи, чувствовал, как мол содрогается от ударов, и думал, что все ее слова – чистая правда.
Глория копалась в сумочке. Когда она вытащила руку, в ней был маленький револьвер. Никогда раньше револьвера этого я не видел, но не удивился, нисколько не удивился.
– Вот… – Она подала его мне.
– Я не хочу. Убери, – сказал я. – Пойдем, вернемся внутрь. Мне холодно.
– Возьми его и подсоби Господу Богу. – Она втиснула револьвер мне в руку. – Застрели меня. Только так ты мне можешь помочь, чтоб я больше не мучилась.
«Она права, – сказал я себе. – Только так ей и можно помочь, чтобы больше не мучилась».
Маленьким мальчиком я проводил все лето у деда на ферме в Арканзасе. Однажды я стоял там у амбара и смотрел, как бабушка варит в большом тазу травяное мыло, и тут во двор пришел дед, ужасно расстроенный.
– Нелли сломала ногу, – сказал он.
Мы с бабушкой по ступенькам перебрались через плетень в поле, где дед перед этим пахал. Старая Нелли, все еще запряженная в плуг, лежала на земле и ржала от боли. Мы стояли там и смотрели на нее, только смотрели, и все. Дед вернулся с ружьем, с которым воевал в Гражданскую войну у Чикануга Ридж.
– Ступила в нору, – сказал он и потрепал Нелли по голове.
Бабушка отвернула мою голову и сама тоже стала глядеть в другую сторону. Я заплакал. Потом я услышал выстрел. Тот выстрел гремит у меня в ушах до сих пор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22