Где я, что со мной? Мне не было дела до всего света, только бы она была рядом со мной.
Понимаю: читая эти строки, ты испытываешь боль. Но я не хочу ничего от тебя скрывать. Да, это было, и было прекрасно. И после той ночи я пошел на поправку. На следующий день смог уже сидеть и есть протертую кашу из бататов, а потом даже вылез из хижины и сидел, прислонившись к стволу пальмы.
Тоа была все время рядом со мной. Она кормила меня с рук, вытирала мне лицо и вливала в меня силу своего молодого тела. На вид ей было около пятнадцати лет, этот возраст у туземцев считается вполне совершеннолетним. Тоа оказалась девственницей, и, как я потом понял из объяснений шамана и его помощника, приславших ее ко мне, именно это меня и вылечило. Скрывая сомнения в душе, я все же, как мог, выразил им свою признательность.
Постепенно я стал выходить из хижины и знакомиться с жизнью туземцев, спасших меня. Эти люди маленького роста, коренастые, из одежды носят только набедренные повязки. Украшают себя татуировкой и серьгами, ручными и ножными браслетами. У многих кольца в носу. Женщины плетут циновки, выделывают шкуры, собирают злаки. Мужчины рыбачат, так как охотиться на острове практически не на кого. Я не заметил у них каких-либо металлических предметов.
Еда скудная, преимущественно растительная. На окраине деревни, в загончике, я увидел несколько коз и жестами показал, что хочу молока. Как ни странно, меня поняли и принесли пахучее молоко в глиняной плошке. Я выпил его с наслаждением! Туземцы смотрели на меня во все глаза и смеялись. Прибежали женщины и дети, все окружили меня и дивились на то, как я пью молоко. Оказалось, что молоком у них поят только детей, отлученных от груди. Взрослые его не употребляют. Также ни сыры, ни простокваша им неизвестны.
С тех пор ежедневно мне приносили молоко, но больше не глазели на меня и не смеялись. Они назвали меня Амрта, что на их языке обозначало «взрослый человек, который пьет молоко, как ребенок».
У них много различных табу. Например, они едят птиц, коз, рыбу, в изобилии водящуюся в реке неподалеку. Туземцы ловко бьют ее острогой. Но нельзя есть крокодила и гиппопотама, которые хоть и не водятся на этом небольшом острове, но туземцы о них знают, так как изображениями этих животных они украшают свои щиты. Вероятно, эти тотемы они привезли с собой с «Большой земли» — из Африки. Странное табу, так как за все время моего пребывания там я не видел ни одного зверя, крупнее козы.
Как вскоре оказалось, меня прибило к острову, на котором жило только одно это племя. Они себя называли Веуи. У туземцев были выдолбленные лодки, на которых они огибали остров и даже могли путешествовать на другие острова. Когда же я просил их перевезти меня на материк, в Африку, они то ли не понимали, то ли делали вид, что не понимают, и укоризненно качали головой. А вечером приводили еще одну девицу, столь же искусную, как и первая Тоа. И вновь я забывался.
Может быть, меня поили чем-нибудь возбуждающим, вроде отвара женьшеня? Но нет, я сам набирал себе воду в ручье и никому не давал к ней прикоснуться. В еду тоже ничего не подмешивали, но каждый раз, когда очередная новая девушка проскальзывала ко мне в хижину, я терял голову. Наверное, что-то витало в самом воздухе этого острова.
А природа и в самом деле была необыкновенной. Мягкий климат, густые леса, полные разной съедобной живности, ручьи пресной воды, в изобилии бьющих из благодатной почвы. Мирный нрав туземцев, не имеющих врагов и живущих всем племенем, как одна большая семья. И если бы не тоска по родине и по тебе, Полина, я бы чувствовал себя там совершенно счастливым человеком.
Понемногу я осваивался на острове. Окреп, загорел, и цветом кожи почти не отличался от туземцев. Мои прогулки становились все длиннее, иногда я даже ухитрялся ловить и приносить разную живность, чтобы не быть нахлебником у добрых островитян.
Однажды я нашел растущий возле тропинки подорожник. Эта находка так заинтересовала меня, что я осторожно, чтобы не повредить корешки, сорвал несколько листиков и принес в хижину, чтобы рассмотреть на досуге. Я ничуть не сомневался, что это самый настоящий подорожник с продольными волокнами на каждом листе. И откуда он в тропиках?
Около костра сидел и скулил парнишка, баюкая раненную руку. Его мать хлопотала вокруг него, собираясь посыпать рану на предплечье золой из костра. Осмотрев ранку, она, к счастью, была небольшой и не успела воспалиться, я помыл ее и наложил листья подорожника. Мальчик не сопротивлялся, его мать смотрела на мои действия с интересом и только смешно цокала языком. Жестами я показал, чтобы он три дня не снимал листья, которые я сверху обмотал куском тонкой циновки, поданной мне удивленной женщиной.
Через два дня ко мне в хижину после наступления темноты, проскользнул тот самый мальчишка. Я уже знал, что его зовут Лон. Повязки на руке не было, и я спросил его, зачем он ее снял. Из его объяснений я понял, что повязку сорвал один из старейшин. При этом старый туземец ругался, топал ногами и изрыгал проклятия. Суть проклятий сводилась к следующему: «Инли — табу!» Рядом с ним стоял рослый туземец, заросший густыми волосами, и смотрел на меня ненавидящим взглядом. Он смотрел на меня так с того момента, как Тоа отдала мне невинность.
Что такое «инли» Лон не знал. Расспрашивать старейшин мне тоже не хотелось, чтобы не навлечь на себя их гнев. Здесь была какая-то загадка, и ее раскрытие стало для меня смыслом существования на этом тихом острове. Я даже загадал себе, что если я найду это неизвестное «инли», то смогу выбраться отсюда и вновь сжать тебя в своих объятьях, моя Полинушка.
Больше за границы деревни меня не выпускали. Только я собрался пойти на прогулку, как два туземца (один из них был тот, заросший) остановили меня и угрожающими жестами приказали вернуться. Стало ясно, что я нахожусь под домашним арестом, и неизвестно, как долго он продлится.
Самые близкие отношения у меня сложились с Тоа. Именно с ней я намеревался поговорить и выяснить, что же за таинственное «инли» запрещает мне лечить раны подорожником? Да и откуда он взялся здесь, на этом острове?
Однажды Тоа пришла ко мне и сказала, что в полнолуние будет праздник. Всю ночь племя будет плясать, бить в тамтамы и пить местный слабонаркотический напиток, сброженный на соке агавы. А утром пойдут провожать самых сильных парней, отплывающих на пирогах на соседние острова. Какова цель поездки, мне было неведомо, Тоа сказала, что так делают каждый год, и мне показалось, что этот день будет самым подходящим для того, чтобы пойти вглубь леса и поискать «инли». Наверняка оно было рядом с тем местом, где вырос подорожник.
— Тоа, ты пойдешь со мной? — спросил я ее.
— Нельзя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Понимаю: читая эти строки, ты испытываешь боль. Но я не хочу ничего от тебя скрывать. Да, это было, и было прекрасно. И после той ночи я пошел на поправку. На следующий день смог уже сидеть и есть протертую кашу из бататов, а потом даже вылез из хижины и сидел, прислонившись к стволу пальмы.
Тоа была все время рядом со мной. Она кормила меня с рук, вытирала мне лицо и вливала в меня силу своего молодого тела. На вид ей было около пятнадцати лет, этот возраст у туземцев считается вполне совершеннолетним. Тоа оказалась девственницей, и, как я потом понял из объяснений шамана и его помощника, приславших ее ко мне, именно это меня и вылечило. Скрывая сомнения в душе, я все же, как мог, выразил им свою признательность.
Постепенно я стал выходить из хижины и знакомиться с жизнью туземцев, спасших меня. Эти люди маленького роста, коренастые, из одежды носят только набедренные повязки. Украшают себя татуировкой и серьгами, ручными и ножными браслетами. У многих кольца в носу. Женщины плетут циновки, выделывают шкуры, собирают злаки. Мужчины рыбачат, так как охотиться на острове практически не на кого. Я не заметил у них каких-либо металлических предметов.
Еда скудная, преимущественно растительная. На окраине деревни, в загончике, я увидел несколько коз и жестами показал, что хочу молока. Как ни странно, меня поняли и принесли пахучее молоко в глиняной плошке. Я выпил его с наслаждением! Туземцы смотрели на меня во все глаза и смеялись. Прибежали женщины и дети, все окружили меня и дивились на то, как я пью молоко. Оказалось, что молоком у них поят только детей, отлученных от груди. Взрослые его не употребляют. Также ни сыры, ни простокваша им неизвестны.
С тех пор ежедневно мне приносили молоко, но больше не глазели на меня и не смеялись. Они назвали меня Амрта, что на их языке обозначало «взрослый человек, который пьет молоко, как ребенок».
У них много различных табу. Например, они едят птиц, коз, рыбу, в изобилии водящуюся в реке неподалеку. Туземцы ловко бьют ее острогой. Но нельзя есть крокодила и гиппопотама, которые хоть и не водятся на этом небольшом острове, но туземцы о них знают, так как изображениями этих животных они украшают свои щиты. Вероятно, эти тотемы они привезли с собой с «Большой земли» — из Африки. Странное табу, так как за все время моего пребывания там я не видел ни одного зверя, крупнее козы.
Как вскоре оказалось, меня прибило к острову, на котором жило только одно это племя. Они себя называли Веуи. У туземцев были выдолбленные лодки, на которых они огибали остров и даже могли путешествовать на другие острова. Когда же я просил их перевезти меня на материк, в Африку, они то ли не понимали, то ли делали вид, что не понимают, и укоризненно качали головой. А вечером приводили еще одну девицу, столь же искусную, как и первая Тоа. И вновь я забывался.
Может быть, меня поили чем-нибудь возбуждающим, вроде отвара женьшеня? Но нет, я сам набирал себе воду в ручье и никому не давал к ней прикоснуться. В еду тоже ничего не подмешивали, но каждый раз, когда очередная новая девушка проскальзывала ко мне в хижину, я терял голову. Наверное, что-то витало в самом воздухе этого острова.
А природа и в самом деле была необыкновенной. Мягкий климат, густые леса, полные разной съедобной живности, ручьи пресной воды, в изобилии бьющих из благодатной почвы. Мирный нрав туземцев, не имеющих врагов и живущих всем племенем, как одна большая семья. И если бы не тоска по родине и по тебе, Полина, я бы чувствовал себя там совершенно счастливым человеком.
Понемногу я осваивался на острове. Окреп, загорел, и цветом кожи почти не отличался от туземцев. Мои прогулки становились все длиннее, иногда я даже ухитрялся ловить и приносить разную живность, чтобы не быть нахлебником у добрых островитян.
Однажды я нашел растущий возле тропинки подорожник. Эта находка так заинтересовала меня, что я осторожно, чтобы не повредить корешки, сорвал несколько листиков и принес в хижину, чтобы рассмотреть на досуге. Я ничуть не сомневался, что это самый настоящий подорожник с продольными волокнами на каждом листе. И откуда он в тропиках?
Около костра сидел и скулил парнишка, баюкая раненную руку. Его мать хлопотала вокруг него, собираясь посыпать рану на предплечье золой из костра. Осмотрев ранку, она, к счастью, была небольшой и не успела воспалиться, я помыл ее и наложил листья подорожника. Мальчик не сопротивлялся, его мать смотрела на мои действия с интересом и только смешно цокала языком. Жестами я показал, чтобы он три дня не снимал листья, которые я сверху обмотал куском тонкой циновки, поданной мне удивленной женщиной.
Через два дня ко мне в хижину после наступления темноты, проскользнул тот самый мальчишка. Я уже знал, что его зовут Лон. Повязки на руке не было, и я спросил его, зачем он ее снял. Из его объяснений я понял, что повязку сорвал один из старейшин. При этом старый туземец ругался, топал ногами и изрыгал проклятия. Суть проклятий сводилась к следующему: «Инли — табу!» Рядом с ним стоял рослый туземец, заросший густыми волосами, и смотрел на меня ненавидящим взглядом. Он смотрел на меня так с того момента, как Тоа отдала мне невинность.
Что такое «инли» Лон не знал. Расспрашивать старейшин мне тоже не хотелось, чтобы не навлечь на себя их гнев. Здесь была какая-то загадка, и ее раскрытие стало для меня смыслом существования на этом тихом острове. Я даже загадал себе, что если я найду это неизвестное «инли», то смогу выбраться отсюда и вновь сжать тебя в своих объятьях, моя Полинушка.
Больше за границы деревни меня не выпускали. Только я собрался пойти на прогулку, как два туземца (один из них был тот, заросший) остановили меня и угрожающими жестами приказали вернуться. Стало ясно, что я нахожусь под домашним арестом, и неизвестно, как долго он продлится.
Самые близкие отношения у меня сложились с Тоа. Именно с ней я намеревался поговорить и выяснить, что же за таинственное «инли» запрещает мне лечить раны подорожником? Да и откуда он взялся здесь, на этом острове?
Однажды Тоа пришла ко мне и сказала, что в полнолуние будет праздник. Всю ночь племя будет плясать, бить в тамтамы и пить местный слабонаркотический напиток, сброженный на соке агавы. А утром пойдут провожать самых сильных парней, отплывающих на пирогах на соседние острова. Какова цель поездки, мне было неведомо, Тоа сказала, что так делают каждый год, и мне показалось, что этот день будет самым подходящим для того, чтобы пойти вглубь леса и поискать «инли». Наверняка оно было рядом с тем местом, где вырос подорожник.
— Тоа, ты пойдешь со мной? — спросил я ее.
— Нельзя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61