– как только узнает еще об одной смерти.
Лазинский застыл на месте.
– Где? Какая смерть?
– Где-то здесь. Не выпытывайте, я еще и сам не знаю.
– Ничего не понимаю. Умрет еще кто-нибудь?
– Уже умер, – тихо произнес Шимчик. – Я думаю, что Голиан тогда надул наших коллег из Праги. Хотя вопрос о господах из Мюнхена остается открытым: сделал ли он все то, что они требовали от него. Он, безусловно, добился доверия наших товарищей из органов госбезопасности и отлично закрепился на таком месте, которое устраивало его и его шефов. Господ из Мюнхена. – Шимчик стряхнул пепел.
– Вы полагаете, – Лазинский слышал свой голос издалека, словно чужой, – вы считаете, что он был шпионом?
– Черт его знает, пока у меня нет доказательств. Несмотря на то, что он хотел еще раз сбежать.
– Согласен. Но хотел ли Голиан бежать за границу?
– А документы в его портфеле? Вы только подумайте.
Лазинский молчал. У него была своя версия, и он не хотел ее обнародовать, «терпение, терпение, может быть, осталось всего несколько часов».
– Нет, – упорствовал капитан Шимчик, – ему необходимо было бежать, и именно за границу. Еще недавно, позавчера или неделю назад, он чувствовал себя в безопасности, выжидал, но его уверенность вдруг рухнула, рассыпалась, словно карточный домик.
– Вчера? А вы не переоцениваете открытку его жены?
– Нет. И Бауманна тоже.
– Возможно, не Голиан списывал формулы, наши ребята нашли там и другие отпечатки пальцев. Кроме того, если вы не ошиблись и Голиан действительно занимался шпионажем, – такую школьную ошибку он не мог бы совершить. Скандалить с Бауманном, делать вид, что его обокрали, более того, оставить столь явственные отпечатки на его бумагах! Ведь это же…
– Конечно, – перебил его Шимчик, – шпион такого не натворит, про такое писали лишь в плохих детективных романах, где западные агенты были круглыми идиотами. Но здесь имеются кое-какие детали: например, неожиданные события, фактор времени. А что, если у него вдруг под ногами начала гореть земля? Это уже не пустяк. Вдруг вся история с открытием и документацией Бауманна – мошенничество?
– Значит, вы и старика подозреваете? – удивился Лазинский.
Их поездка на вокзал за Бауманном, интерес к тому, как он будет вести себя, узнав о гибели Голиана, список сотрудников, отпечатки пальцев – как доказательство… Дурит Шимчик, что ли? Годы и годы ругал Швика, защищал людей от болезненного недоверия и вдруг – сам!
– Все совсем наоборот. – Взгляд Шимчика скользнул и остановился на уродливой черепахе. – Но только это зависит от точки зрения!
– Точка зрения, товарищ капитан, если я вас, конечно, правильно понял, точка зрения такова: сейчас мы не имеем никаких доказательств!
– Нет, это не так, одно доказательство у нас есть, и довольно серьезное. Ведь Бауманн держал свои бумаги в том же самом сейфе, от которого были ключи и у покойного. Более того, эти ключи он дал Голиану сам. Зачем?
– Но его опыты? Стеглик и его коллега тоже инженеры, специалисты, почему они оба стояли горой за открытие, когда говорили с Сагой? Ведь они сами эти опыты проводили! Понимали дело! Неужели и они клюнули на липу вместе с Голианом?
Солнце садилось, наступил душный июньский вечер. Юноша, загоравший на плоской крыше против их окон, складывал одеяло. Его стройная спортивная фигура четко выделялась на фоне неба.
– Речь могла идти о каких-то других опытах, – сказал Шимчик, все еще не поднимая головы.
– Опыты уже настоящие?
– Конечно.
– А в сейфе – камуфляж?
– Да.
– Для того, чтоб Голиан попался и Бауманы мог его отсюда выжить?
– Так говорит Сага, чтобы очернить Бауманна. Он старика не любит.
– Возможно, у него есть причины, – заметил Лазинский.
Шимчик ушел, еще раз напомнив, что надо дозвониться в Прагу. Лазинский кивнул и пододвинул к себе телефон. Хотелось есть, мучила жажда и одолевало смятение: уж очень уверенно говорил Шимчик. «Ну да ладно, – успокоил он себя, – я ведь тоже уверен в своей правоте» – и, подняв трубку, он набрал нужный номер.
Через час вернувшийся от начальника Шимчик уже не застал Лазинского. На журнальном столике лежала наскоро нацарапанная записка: «Бренч принес телеграмму, она у вас на столе. Я отправил его обратно на почту выяснить, кто звонил по междугородной в Михаляны. С Прагой говорил, подробности при встрече. Если уйдете, оставьте распоряжение».
Капитан скомкал записку, взял телеграмму и несколько раз прочел: «Поздравьте пожалуйста моего имени Верону. У меня нет адреса. Приветом Дезидер Голиан».
Он задумчиво взял бумаги инженера и долго перелистывал, пока нашел несколько строк, написанных от руки, сравнил с телеграммой и кивнул: слова на бланке были написаны нервным почерком взволнованного человека. К тому же этот человек явно спешил. Более спокойно написан адрес: «Йозеф Донат. Братислава. Авион».
Он усмехнулся, вспомнив Сагу. Директор говорил о девочке и о каких-то людях в Авионе, которым он передал посылку. Они живут «на улице, где профсоюзы», «напротив когда-то была „Deutsche Partei“. Фамилия начинается вроде бы на „До“. Наверное, Донат.
«Навряд ли эта Верона – дочка Донатов, – – подумал капитан, – в позапрошлом ей было одиннадцать, сейчас тринадцать… Тринадцатилетние девочки не меняют адреса, они живут дома, с родными. Значит, это другая Верона, постарше, если только…» Капитан опять усмехнулся. Днем в Михаляны звонила женщина. Скорее всего, с переговорного пункта, голову на отсечение, что Бренчу не удастся выяснить… Усмешка сошла с лица, Шимчик набрал номер коммутатора.
– Братислава занята, – ответила телефонистка, – подождите, товарищ капитан.
– Долго?
– Не знаю, потерпите несколько минут.
– Пошлите мне кого-нибудь, кто в совершенстве владеет немецким, – распорядился Шимчик, повесил трубку и достал газеты.
«Фольксштимме» он отложил и принялся за объявления в «Праце».
9
В эспрессо напротив желтого дома воздуха практически не было – посетители дышали пивными парами и дымом. Лазинский скорее угадал, чем разглядел официантку, направился к ней и показал документы Голиана с фотографией.
– Я его знаю, – сразу же подтвердила та, – он сегодня днем у нас был. Заходит частенько, но все больше по вечерам – выпить, закусить.
– А сегодня?
– Бутылка пива и граммов пятьдесят крепкого. После вчерашнего. Вчера поддал основательно.
Это было уже ново.
– Когда? – спросил Лазинский.
– Что-то между семью и восемью.
– Один?
Официантка кивнула и на минутку отошла. Она получила деньги и отдернула колено от чьей-то волосатой руки. Когда женщина вернулась, Лазинский продолжил:
– Сколько времени он у вас пробыл?
– Несколько минут, потом пожал тому, другому, руку и ушел.
– Кому это «другому»? – понизил голос Лазинский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Лазинский застыл на месте.
– Где? Какая смерть?
– Где-то здесь. Не выпытывайте, я еще и сам не знаю.
– Ничего не понимаю. Умрет еще кто-нибудь?
– Уже умер, – тихо произнес Шимчик. – Я думаю, что Голиан тогда надул наших коллег из Праги. Хотя вопрос о господах из Мюнхена остается открытым: сделал ли он все то, что они требовали от него. Он, безусловно, добился доверия наших товарищей из органов госбезопасности и отлично закрепился на таком месте, которое устраивало его и его шефов. Господ из Мюнхена. – Шимчик стряхнул пепел.
– Вы полагаете, – Лазинский слышал свой голос издалека, словно чужой, – вы считаете, что он был шпионом?
– Черт его знает, пока у меня нет доказательств. Несмотря на то, что он хотел еще раз сбежать.
– Согласен. Но хотел ли Голиан бежать за границу?
– А документы в его портфеле? Вы только подумайте.
Лазинский молчал. У него была своя версия, и он не хотел ее обнародовать, «терпение, терпение, может быть, осталось всего несколько часов».
– Нет, – упорствовал капитан Шимчик, – ему необходимо было бежать, и именно за границу. Еще недавно, позавчера или неделю назад, он чувствовал себя в безопасности, выжидал, но его уверенность вдруг рухнула, рассыпалась, словно карточный домик.
– Вчера? А вы не переоцениваете открытку его жены?
– Нет. И Бауманна тоже.
– Возможно, не Голиан списывал формулы, наши ребята нашли там и другие отпечатки пальцев. Кроме того, если вы не ошиблись и Голиан действительно занимался шпионажем, – такую школьную ошибку он не мог бы совершить. Скандалить с Бауманном, делать вид, что его обокрали, более того, оставить столь явственные отпечатки на его бумагах! Ведь это же…
– Конечно, – перебил его Шимчик, – шпион такого не натворит, про такое писали лишь в плохих детективных романах, где западные агенты были круглыми идиотами. Но здесь имеются кое-какие детали: например, неожиданные события, фактор времени. А что, если у него вдруг под ногами начала гореть земля? Это уже не пустяк. Вдруг вся история с открытием и документацией Бауманна – мошенничество?
– Значит, вы и старика подозреваете? – удивился Лазинский.
Их поездка на вокзал за Бауманном, интерес к тому, как он будет вести себя, узнав о гибели Голиана, список сотрудников, отпечатки пальцев – как доказательство… Дурит Шимчик, что ли? Годы и годы ругал Швика, защищал людей от болезненного недоверия и вдруг – сам!
– Все совсем наоборот. – Взгляд Шимчика скользнул и остановился на уродливой черепахе. – Но только это зависит от точки зрения!
– Точка зрения, товарищ капитан, если я вас, конечно, правильно понял, точка зрения такова: сейчас мы не имеем никаких доказательств!
– Нет, это не так, одно доказательство у нас есть, и довольно серьезное. Ведь Бауманн держал свои бумаги в том же самом сейфе, от которого были ключи и у покойного. Более того, эти ключи он дал Голиану сам. Зачем?
– Но его опыты? Стеглик и его коллега тоже инженеры, специалисты, почему они оба стояли горой за открытие, когда говорили с Сагой? Ведь они сами эти опыты проводили! Понимали дело! Неужели и они клюнули на липу вместе с Голианом?
Солнце садилось, наступил душный июньский вечер. Юноша, загоравший на плоской крыше против их окон, складывал одеяло. Его стройная спортивная фигура четко выделялась на фоне неба.
– Речь могла идти о каких-то других опытах, – сказал Шимчик, все еще не поднимая головы.
– Опыты уже настоящие?
– Конечно.
– А в сейфе – камуфляж?
– Да.
– Для того, чтоб Голиан попался и Бауманы мог его отсюда выжить?
– Так говорит Сага, чтобы очернить Бауманна. Он старика не любит.
– Возможно, у него есть причины, – заметил Лазинский.
Шимчик ушел, еще раз напомнив, что надо дозвониться в Прагу. Лазинский кивнул и пододвинул к себе телефон. Хотелось есть, мучила жажда и одолевало смятение: уж очень уверенно говорил Шимчик. «Ну да ладно, – успокоил он себя, – я ведь тоже уверен в своей правоте» – и, подняв трубку, он набрал нужный номер.
Через час вернувшийся от начальника Шимчик уже не застал Лазинского. На журнальном столике лежала наскоро нацарапанная записка: «Бренч принес телеграмму, она у вас на столе. Я отправил его обратно на почту выяснить, кто звонил по междугородной в Михаляны. С Прагой говорил, подробности при встрече. Если уйдете, оставьте распоряжение».
Капитан скомкал записку, взял телеграмму и несколько раз прочел: «Поздравьте пожалуйста моего имени Верону. У меня нет адреса. Приветом Дезидер Голиан».
Он задумчиво взял бумаги инженера и долго перелистывал, пока нашел несколько строк, написанных от руки, сравнил с телеграммой и кивнул: слова на бланке были написаны нервным почерком взволнованного человека. К тому же этот человек явно спешил. Более спокойно написан адрес: «Йозеф Донат. Братислава. Авион».
Он усмехнулся, вспомнив Сагу. Директор говорил о девочке и о каких-то людях в Авионе, которым он передал посылку. Они живут «на улице, где профсоюзы», «напротив когда-то была „Deutsche Partei“. Фамилия начинается вроде бы на „До“. Наверное, Донат.
«Навряд ли эта Верона – дочка Донатов, – – подумал капитан, – в позапрошлом ей было одиннадцать, сейчас тринадцать… Тринадцатилетние девочки не меняют адреса, они живут дома, с родными. Значит, это другая Верона, постарше, если только…» Капитан опять усмехнулся. Днем в Михаляны звонила женщина. Скорее всего, с переговорного пункта, голову на отсечение, что Бренчу не удастся выяснить… Усмешка сошла с лица, Шимчик набрал номер коммутатора.
– Братислава занята, – ответила телефонистка, – подождите, товарищ капитан.
– Долго?
– Не знаю, потерпите несколько минут.
– Пошлите мне кого-нибудь, кто в совершенстве владеет немецким, – распорядился Шимчик, повесил трубку и достал газеты.
«Фольксштимме» он отложил и принялся за объявления в «Праце».
9
В эспрессо напротив желтого дома воздуха практически не было – посетители дышали пивными парами и дымом. Лазинский скорее угадал, чем разглядел официантку, направился к ней и показал документы Голиана с фотографией.
– Я его знаю, – сразу же подтвердила та, – он сегодня днем у нас был. Заходит частенько, но все больше по вечерам – выпить, закусить.
– А сегодня?
– Бутылка пива и граммов пятьдесят крепкого. После вчерашнего. Вчера поддал основательно.
Это было уже ново.
– Когда? – спросил Лазинский.
– Что-то между семью и восемью.
– Один?
Официантка кивнула и на минутку отошла. Она получила деньги и отдернула колено от чьей-то волосатой руки. Когда женщина вернулась, Лазинский продолжил:
– Сколько времени он у вас пробыл?
– Несколько минут, потом пожал тому, другому, руку и ушел.
– Кому это «другому»? – понизил голос Лазинский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38