Томми повернулся и зашагал в другую сторону. В конце эспланады он наткнулся на майора Блетчли. Тот подозрительно взглянул на Томми и буркнул:
— Доброе утро!
— Доброе утро!
— Я вижу, мы с вами ранние птички, — заметил Блетчли.
— Привычка — я ведь жил на Востоке. Правда, давно, но все-таки до сих пор встаю рано.
— И правильно делаете, — одобрил майор. — Ей-богу, на нынешнюю молодежь тошно смотреть! По утрам горячая ванна, завтрак в десять, а то и позже. Немудрено, что немцы колотят нас! Армия у нас уже не та, что раньше. Там их держат в вате, только что на ночь грелками не обкладывают. Тьфу! Смотреть тошно!
Блетчли углубился в воспоминания. Томми вежливо слушал, пока майор не закончил негодующей тирадой:
— И вы думаете, мой опыт кому-нибудь теперь нужен? Никому. Меня никуда не берут — слишком стар, черт побери! А я мог бы еще растолковать кое-кому из этих щенков, что такое война.
Томми счел за благо переменить тему.
— Что представляет собой эта… э-э… миссис Бленкенсоп, если не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь — именно Бленкенсоп. Недурна собой, только старовата и слишком много болтает. Славная женщина, но глупа. Больше ничего о ней не знаю: в «Сан-Суси» Она всего несколько дней. А почему она вас интересует?
— Я только что встретил ее, — пояснил Томми. — Вот и подумал: неужели она всегда встает так рано?
— Затрудняюсь ответить. Обычно женщины не любят гулять до завтрака, — сказал майор и добавил: — И слава богу!
— Аминь! — подхватил Томми. — Надеюсь, я был с нею не слишком груб. Терпеть не могу вести светские разговоры до завтрака. К тому же мне хотелось закончить прогулку.
— Согласен с вами, Медоуз, совершенно согласен. Женщины — хорошее дело, но только не до завтрака. Глядите в оба, старина, — хихикнул Блетчли, — миссис Бленкенсоп — вдова.
— Серьезно?
— Мы-то с вами знаем, что такое вдовушки! Она уже схоронила двух мужей и, по-моему, подыскивает третьего. Будьте начеку, да, начеку — вот мой совет.
С этими словами майор Блетчли бодро повернул обратно и в самом радужном настроении отправился в «Сан-Суси» завтракать.
Тем временем Таппенс неторопливо прошла мимо купальни, довольно близко от поглощенной разговором юной пары. До нее донеслось несколько слов. Говорила девушка.
— Будь осторожен, Карл. Малейшее подозрение…
Таппенс уже вышла за пределы слышимости. Многозначительная фраза?.. Безусловно. Однако истолковать ее можно и в самом невинном смысле. Таппенс повернула назад, снова прошла мимо молодых людей и расслышала обрывок еще одной фразы.
— Самодовольные, противные англичане…
Миссис Бленкенсоп удивленно приподняла брови. Эмигрант Карл фон Дайним, бежавший от нацистских преследований, нашел в Англии кров и убежище. Как он может слышать такое и не возразить? Неумно и нечестно!
Таппенс опять повернула, но на этот раз она не успела еще дойти до купальни, как парочка неожиданно рассталась: девушка перебежала через дорогу и стала удаляться от берега, а Карл фон Дайним направился навстречу Таппенс.
Не остановись она в замешательстве на какую-то долю секунды, немец, вероятно, не узнал бы ее. Теперь же он щелкнул каблуками и поклонился.
— Добрый день, мистер фон Дайним! — защебетала Таппенс. — Прекрасное утро, не правда ли?
— О да! Замечательная погода.
— Я не часто гуляю до завтрака, но сегодня не удержалась. Прошлась совсем немного, а такой аппетит разыгрался…
— Вы в «Сан-Суси»? Я провожу вас, если позволите.
И немец с чопорным видом зашагал рядом с миссис Бленкенсоп.
— Тоже решили нагулять аппетит? — осведомилась Таппенс.
Фон Дайним угрюмо покачал головой.
— Нет, я уже позавтракал. Я иду на работу.
— На работу?
— Да. Я — ученый, химик.
«Так вот кто ты такой!» — подумала Таппенс, украдкой глянув на спутника.
— Я приехал в вашу страну, спасаясь от нацистов, — глухим голосом продолжал молодой человек. — Денег у меня почти не было, знакомых — никаких. Англия приютила меня, и я стараюсь делать для нее, что могу.
Взор его был устремлен в пространство. Таппенс чутьем уловила, что ее спутником подспудно движет какое-то сильное чувство.
— Понимаю, понимаю, — уклончиво поддакнула она. — Это очень похвально.
— У меня два брата в концлагере, — сказал фон Дайним. — Отец погиб там же. Мать умерла от горя и страха.
«Он говорит так, словно заучил все это наизусть», — подумала Таппенс и снова украдкой взглянула на спутника. Фон Дайним все так же бесстрастно глядел в пространство. С минуту они шли молча. С ними поравнялись двое мужчин. Один из них смерил Карла взглядом, и Таппенс услышала, как он бросил другому:
— Пари держу: этот парень — немец.
Кровь бросилась фон Дайниму в лицо. На какую-то секунду он потерял самообладание.
— Слышите?.. Слышите, что они говорят? — взорвался он.
— Не говорите глупостей, милый мальчик! — повелительно оборвала его миссис Бленкенсоп, неожиданно для себя превращаясь в Таппенс. — Нельзя же хотеть слишком многого.
— Что вы имеете в виду? — недоумевая, уставился на нее Карл.
— Вы — эмигрант и должны стойко переносить невзгоды. Вы живы — это главное. Живы и на свободе. А неприятности неизбежны: наша страна ведет войну, вы же — немец. Можно ли требовать от первого встречного, чтобы он, грубо говоря, умел отличать хорошего немца от плохого немца?
Фон Дайним по-прежнему не сводил с Таппенс ярко-голубых глаз, в которых читалась подавленная горечь. Неожиданно он улыбнулся.
— Когда-то о краснокожих говорили: «Хороший индеец — мертвый индеец». А я, чтоб считаться хорошим немцем, должен не опаздывать на работу. Извините. Всего доброго!
Еще один чопорный поклон, и Карл удалился. Таппенс глядела ему вслед и думала: «Миссис Бленкенсоп, вы дали маху. Извольте быть повнимательней. А сейчас — в „Сан-Суси“.
Двери пансиона были распахнуты настежь. Из холла доносился голос миссис Перенны:
— И передашь ему, что я думаю насчет последней партии маргарина. Ветчину возьмешь у Куиллера — в последний раз она у него была на два пенса дешевле. Да получше выбирай капусту… — Заметив Таппенс, миссис Перенна прервала разговор. — Доброе утро, миссис Бленкенсоп! Я смотрю, вы ранняя птичка. Еще не завтракали? В столовой уже накрыто. — И, указав на свою собеседницу, хозяйка пансиона добавила: — Моя дочь Шейла. Вы еще ее не видели: она была в отъезде и вернулась только вчера вечером.
Таппенс с любопытством взглянула на девушку. Живое, красивое лицо, только сейчас оно не дышит трагической силой, а выражает скуку и досаду. «Моя дочь Шейла». Шейла Перенна.
Таппенс прощебетала какие-то любезности и проследовала в столовую. Там уже завтракали трое: миссис Сирот, ее дочурка и необъятная миссис О'Рорк.
— Доброе утро, — поздоровалась Таппенс.
— Доброе утро и вам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39