Не видела, что ли, никогда мальчишек?!
- Так тебе, значит, Маковского, Фёдора Григорьевича? - переспросила она.
- Маковского, - повторил я погромче. Может, она глухая и с первого раза не разобрала, кого мне надо.
- Вон там сидит Маковский, - показала она рукой. - Третья дверь слева, в самом конце коридора. Там кабинет главного геолога.
Она пошла и ещё раз обернулась. Очень мне хотелось показать ей язык, но я удержался. Ещё увидит и пожалуется Фёдору Григорьевичу... Ну его!
Я постучал в ту самую дверь, на которую она указала, эта глазастая тётка в платке.
Никто не ответил, хоть в комнате слышались громкие голоса. Тогда я потянул дверь на себя. Там был дядя Федя. Он вовсе и не сидел, а стоял возле стола. И ещё в комнате был маленький толстячок с большой чёрной бородой, борода закрывала ему шею. Они спорили над картой, что была разостлана перед ними.
- А-а, это ты, Женя! - сказал Фёдор Григорьевич. - Заходи, заходи... Погрейся пока минутку, и мы с тобой отправимся по нашим делам.
Я сел в углу на длинный ящик. Маленькими дощечками он был поделён на ячейки, а в них - обыкновенная земля. Она была серая, сухая, потрескавшаяся.
Шапку я снял ещё у порога, а здесь пришлось и телогрейку расстегнуть. Жарко стало: на Севере сильно топят, чтобы с мороза быстрей отогреваться.
О чём они спорили, я плохо понимал...
Фёдор Григорьевич сердито тыкал концом трубки в карту и наседал на бородача. А бородач отмахивался и всё больше на одно слово напирал: "С-сомнительно, с-сомнительно, оч-чень сомнительно". И это слово, и другие слова выходили у него какие-то свистящие, будто они запутывались в бороде и с трудом выскакивали. А дядя Федя ему:
- Что ты говоришь! Ничего сомнительного нет... Мы выйдем к Суоле, спустимся до Саныяхтаха, там переправим буровые станки и - прямиком на озеро Ытык-Кюёль. Что же тут тебя смущает, мой дорогой?
Он говорил так уверенно, как будто они уже пошли и вышли, спустились, переправились... А "мой дорогой" у него прозвучало, как иногда мама говорит мне: "Ты, мой милый, опять приволок двойку?"
Но бородач не сдавался ни в какую! Маленький, круглый как мяч, он наскакивал, наскакивал...
Говорил:
- Нет, ты невозможный человек! А время?.. Ты не думаешь, Фёдор, что при таком маршруте мы потеряем время!
- Зато найдём кое-что другое.
- Ты уверен?
- А ты уверен, что нет? Вот смотри ещё раз...
Они опять наклонились над картой и опять спорили и водили пальцами, словно играли в ричи-рачи. И смотрели друг на друга злющими глазами. Только ещё им оставалось подраться.
А вот нам всегда говорят, что взрослые ошибаться не могут... Как они сказали, так всё и должно быть, так и есть. Бородач - взрослый. И дядя Федя - взрослый. И один одно говорит, другой - другое. Кто прав из них?
Бородач пожал плечами и просвистел:
- Яс-сно! Яс-сно, что мы с тобой не найдём общего языка в этом деле. Я буду писать в Якутск, в управление. Увеличивать район обследования или не увеличивать - пусть Фёдоров решает, начальству виднее...
Теперь ещё и третий взрослый вмешается в их спор... И тоже будет прав?
Я думал, дядя Федя сейчас опять начнёт доказывать бородачу, а он нет, сунул в рот трубку и сложил карту. Большая карта: я считал, он в восемь раз её сложил.
- Начальству виднее. И писать - это твоё право, - сказал он совсем спокойно, как будто и не горячился, не шумел вот только что. - Но я сейчас подписываю приказ... - Он сел к столу и пером пробежал по бумаге. Выполнять этот приказ придётся с понедельника.
- Яс-сно!
Ох и не хотелось ему, наверно... Борода у него, как живая, зашевелилась от возмущения.
- Я даже не писать буду, а позвоню и не скрываю это от тебя, как видишь!
- Очень тебе благодарен, - засмеялся дядя Федя и похлопал его по плечу: ничего, дескать, всё равно будет по-моему, а не по-твоему.
- Да ну тебя! - отмахнулся бородач. - Вечное твоё упрямство!.. Но мы с тобой спорили, спорили, и ты даже не познакомил меня с молодым человеком...
Я очень не люблю, когда меня называют "молодой человек"... Почти так же, как когда мама говорит "птенец". Но всё же я протянул ему руку и сказал:
- Женя...
- Сергей Иванович... - пожал он мою руку.
Странно!.. Только что ссорились, один из них жаловаться собрался на другого... И теперь шутят и мирно разговаривают.
Фёдор Григорьевич спрятал карту в большой железный ящик, запер его, а ключ положил в карман.
- Согрелся, Женя?.. Пошли?
На улице он хлопнул себя по лбу и сказал:
- Есть же на свете такие твердолобые люди!.. Впрочем, он всегда был такой, и в институте... Мы с ним в одно время учились, но он на два курса моложе меня. Хоть ты ему кол на голове теши, он всё равно упирает на своё: никак его с места не сдвинешь!
Я спросил:
- А чего он?.. Потеряем, говорит, чего-то... Чего он боится потерять?
Фёдор Григорьевич рукой махнул:
- Просто он не понимает, в чём дело, и думает, что мы потеряем много времени, если выберем тот маршрут, который я предлагаю. Ты знаешь, мы же геологоразведчики. Наше дело: пройти по этой тайге, посмотреть, где какие клады спрятала природа. Тут же всё есть: уголь, золото, нефть, алмазы, железо и многое другое. Так мы хотим пройти таким путём: захватить участки, где никто из разведчиков никогда не был... А он сопротивляется, боится, что потеряем много времени, а на самом деле всё отлично успеем!
- Но выполнять-то ему придётся всё равно? - спросил я. - Он не успеет пожаловаться?
- Успеет или не успеет - выполнять придётся, а как же!.. - прищурился Фёдор Григорьевич. - Не хочется, а придётся. Это как у тебя с арифметикой... Задачи решать нет никакого желания, а нужно!
Что же, мама ему и про мою арифметику рассказывала? Вот уж я этого не ожидал, что она станет меня выдавать! Я обиделся на неё и замолчал.
Пока мы шли, я здорово застыл в телогрейке. Рядом с ним приходилось идти шагом. Но Фёдор Григорьевич догадался и сам предложил:
- Беги, брат, вон до того столба. Потом обратно ко мне. Теперь уже недалеко осталось.
Я добежал до столба, обратно, и до другого столба, с перекладиной. Согрелся.
Фёдор Григорьевич свернул в узенький проулок, вошёл в ворота, вторые слева. Нам навстречу кинулась небольшая рыжая собака, похожая на лисицу. Она залаяла, но я больше не боялся собак - пусть они меня боятся. Я затопал на неё ногами и закричал:
- Пошла вон!..
Она поджала хвост и спряталась под крыльцо, оттуда стала ворчать, когда мы поднимались по скрипучим ступенькам.
В холодных сенях никого не было, а в комнате на больших нарах у окна сидела старуха якутка. В жёлтых, прокуренных зубах торчала трубка, медная на конце, куда кладут табак. Возле старухи лежало много пушистых шкурок; она подбирала одинаковые по цвету и сшивала их длинной толстой иглой.
- Доробо, - сказал Фёдор Григорьевич.
Она ответила:
- Доробо...
Но глаз на нас не подняла - следила за иглой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31