Иван Данилович поворачивается к нему:
- Вот какое дело, Лександра: ответственное поручение тебе. Останешься один на хозяйстве. Будешь сторожить и вообще поглядывать, чтобы ничего такого. Понятно?
Сашук кивает. Если такое поручение - другое дело.
- Не забоишься один?
- А раньше? Боялись такие!
- Ну и ладно. Может, мы засветло вернемся, сегодня кут ближний. Смотри, я на тебя надеюсь.
- Лучше б запереть хату, - говорит Игнат. - На всякий случай. Мало ли что...
- А ему куда деваться? И никакого случая не будет. Воров тут нет.
Рыбаки уходят, а Сашук, как настоящий сторож, важно обходит свое хозяйство и смотрит, все ли в порядке. Смотреть, в сущности, не на что. Рыбоприемный цех закрыт. В бараке койки с мятыми постелями да мухи. Кладовка заперта, а двор, как всегда, пустой, пыльный, выжженный солнцем. До захода еще можно успеть сбегать и хоть издали посмотреть на "Москвича", но отлучаться нельзя: как же уйти, если Иван Данилович сказал, что надеется на него?
Солнце наполовину уходит за пригорок возле пограничной вышки.
Лучше всего пойти в барак, чтобы не было страшно, и запереть дверь. Но в бараке хуже: по углам уже затаилась темнота, а на улице все еще залито розовым светом.
Краешек красного солнца превращается в полоску, потом в точку и исчезает. Но света пока много, и хорошо видно, что возле пограничной вышки опять стоит лошадь и машет хвостом. Значит, приехали пограничники. Сашуку не то чтобы становится менее боязно - он нисколечко не боится! - а как-то так, спокойнее. Раз там Хаким и другой, с нашивками, он в случае чего даст им сигнал - и все, будет полный порядок... А чем сигналить? Костер зажечь? Пока-то его разожжешь... Лучше бы всего стрельнуть, так нечем. Сашук приносит из барака спички и "летучую мышь". Долго не может ее открыть, но все-таки изловчается, зажигает фонарь. И вовремя. Вокруг уже совсем темно, только на западе небо чуть-чуть светлеет, но скоро гаснет и там. Сашук захлопывает дверь барака, мучается с ключом, который всегда торчит в замке, наконец ключ со скрежетом поворачивается. Сашук вынимает его и кладет за пазуху. На всякий случай. Мало ли что.
Если смотреть на горящий фитиль и ни о чем таком не думать, кажется, что светло везде вокруг, а не только на маленьком пятачке возле фонаря, и тогда совсем не страшно. И Сашук старается не смотреть по сторонам, а только на огонь. К фонарю слетается мошкара. И вовсе маленькая - сущая мелюзга, и побольше, и даже совсем большие бабочки с толстыми мохнатыми животами. Мошкара не такая, как бывает днем, а какая-то блеклая, белесая. Она вьется вокруг колпака "летучей мыши", тычется в стекло и, опаленная, падает на столешницу. Сашук пробует ее отгонять, но мошкара упрямо лезет к огню и обжигается. Чтобы удобнее было наблюдать, Сашук укладывает кулак на кулак, опирается на них подбородком. Мошкара летит и летит, вьется и вьется...
Свет фонаря меркнет, сужается в пятнышко, в точку. Из этой точки вновь разгорается свет, превращается в необыкновенно яркий солнечный день.
Бригада в полном составе сидит под навесом, прохлаждается. И Сашук тоже сидит за столом. Во двор въезжает "Москвич". Звездочет выходит из машины, здоровается со всеми и обращается к Сашуку:
"Ну, как жизнь?"
"Все в порядке", - отвечает Сашук.
"А мамка?"
"Мамка в больнице".
"Так надо ее проведать! Прошу..."
Он открывает перед Сашуком правую дверцу машины.
"Зачем? - говорит Иван Данилович. - Пускай сам ведет, я на него надеюсь".
Звездочет садится справа, пассажиром, а Сашук важно усаживается за баранку и спрашивает:
"А что надо сделать, чтобы поехать?"
"Погудеть, разумеется!" - отвечает Звездочет.
Сашук нажимает на дужку. Раздается такой могучий сигнал, что потрясенные рыбаки зажимают уши.
"Газанем?" - говорит Сашук.
Звездочет кивает и подмигивает:
"Валяй!"
Машина срывается с места и мчится вдоль берега по малоезженому проселку. Пограничники, высунувшись из оконных проемов, машут Сашуку, он высовывает левую руку и шевелит пальцами, как делает это дядя Семен.
Вышка остается далеко позади, скрывается совсем. По выжженной степи вдоль дороги бредет стадо коров. Сашук сигналит, и коров будто сдувает ветром, а пастух, растопырив руки и открыв рот, каменеет от испуга и восхищается.
Машина летит по степной дороге, и вдруг Звездочет говорит:
"Погоди, чего это там?"
Впереди виднеется черная точка, она быстро увеличивается, растет, и "Москвич" останавливается возле того, что еще недавно было "козлом".
Колеса у него развалились в разные стороны, кузов надломился посредине и лежит пузом на земле, из-под капота идет пар, сзади дымится. Шофер стоит перед задранным к небу радиатором и безнадежно чешет затылок.
Из полуразвалившегося кузова вылезает весь в поту и в саже Гладкий. Он подбегает к "Москвичу", еще загодя стаскивая свою светлую шляпу в дырочках.
"Слышь, друг! - просительно говорит он. - Выручи, сделай одолжение подкинь до Тузлов... А?"
Сашук и Звездочет переглядываются. Гладкий старается поймать их взгляды и, задыхаясь, говорит:
"Вот, поломалась... И ни лошади, ничего... А в колхозе все машины в разгоне... Сделайте такое одолжение. Дозвольте на вашей машине до Тузлов доехать? А? Мне там накачку делать надо..."
Он заискивающе смотрит то на Сашука, то на Звездочета, комкает свою шляпу и начинает вытирать ею пот, еще больше размазывая грязь и сажу.
"А когда тебя люди просили, - говорит Сашук, - тебе своей машины жалко было, да?"
Пришибленный этим напоминанием, Гладкий суетится еще униженнее, но Сашук и Звездочет непреклонны.
"Правильно! - говорит Звездочет. - Пусть теперь сидит здесь. Пускай знает про справедливость!"
Сашук дает газ, и униженный, презренный Гладкий остается позади.
Машина мчится по улицам Тузлов, время от времени Сашук сигналит так громко и пронзительно, что все шарахаются и разбегаются с дороги. На крыльце больницы стоят мамка и доктор. Мамка уже не бледная и скучная, а розовая, веселая и совсем здоровая. Доктор похож на Жорку, только с бородой и в очках.
"Поправилась?" - спрашивает Звездочет.
"А как же, - говорит доктор Жоркиным голосом. - У нас в два счета. Наука!"
"Тогда садитесь, - говорит Звездочет, - и я отвезу вас на край света. Или прямо в космос..."
И вдруг становится темно, доктор превращается в Жорку и кричит над самым ухом Сашука:
- Я же говорил - вылитый боцман! Даже барак запер...
Освещенные снизу "летучей мышью", возле стола стоят Жорка и Иван Данилович.
- Молодец, - говорит Иван Данилович, - не подкачал. Давай ключ.
Сашук достает ключ из пазухи, отдает и вдруг заходится отчаянным плачем.
- Ты чего, дурной? - удивляется Жорка.
- Не-правда!.. - захлебывается слезами Сашук.
- Что - неправда? - спрашивает Иван Данилович.
- Все неправда! - кричит Сашук и плачет, спрятав лицо в согнутый локоть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
- Вот какое дело, Лександра: ответственное поручение тебе. Останешься один на хозяйстве. Будешь сторожить и вообще поглядывать, чтобы ничего такого. Понятно?
Сашук кивает. Если такое поручение - другое дело.
- Не забоишься один?
- А раньше? Боялись такие!
- Ну и ладно. Может, мы засветло вернемся, сегодня кут ближний. Смотри, я на тебя надеюсь.
- Лучше б запереть хату, - говорит Игнат. - На всякий случай. Мало ли что...
- А ему куда деваться? И никакого случая не будет. Воров тут нет.
Рыбаки уходят, а Сашук, как настоящий сторож, важно обходит свое хозяйство и смотрит, все ли в порядке. Смотреть, в сущности, не на что. Рыбоприемный цех закрыт. В бараке койки с мятыми постелями да мухи. Кладовка заперта, а двор, как всегда, пустой, пыльный, выжженный солнцем. До захода еще можно успеть сбегать и хоть издали посмотреть на "Москвича", но отлучаться нельзя: как же уйти, если Иван Данилович сказал, что надеется на него?
Солнце наполовину уходит за пригорок возле пограничной вышки.
Лучше всего пойти в барак, чтобы не было страшно, и запереть дверь. Но в бараке хуже: по углам уже затаилась темнота, а на улице все еще залито розовым светом.
Краешек красного солнца превращается в полоску, потом в точку и исчезает. Но света пока много, и хорошо видно, что возле пограничной вышки опять стоит лошадь и машет хвостом. Значит, приехали пограничники. Сашуку не то чтобы становится менее боязно - он нисколечко не боится! - а как-то так, спокойнее. Раз там Хаким и другой, с нашивками, он в случае чего даст им сигнал - и все, будет полный порядок... А чем сигналить? Костер зажечь? Пока-то его разожжешь... Лучше бы всего стрельнуть, так нечем. Сашук приносит из барака спички и "летучую мышь". Долго не может ее открыть, но все-таки изловчается, зажигает фонарь. И вовремя. Вокруг уже совсем темно, только на западе небо чуть-чуть светлеет, но скоро гаснет и там. Сашук захлопывает дверь барака, мучается с ключом, который всегда торчит в замке, наконец ключ со скрежетом поворачивается. Сашук вынимает его и кладет за пазуху. На всякий случай. Мало ли что.
Если смотреть на горящий фитиль и ни о чем таком не думать, кажется, что светло везде вокруг, а не только на маленьком пятачке возле фонаря, и тогда совсем не страшно. И Сашук старается не смотреть по сторонам, а только на огонь. К фонарю слетается мошкара. И вовсе маленькая - сущая мелюзга, и побольше, и даже совсем большие бабочки с толстыми мохнатыми животами. Мошкара не такая, как бывает днем, а какая-то блеклая, белесая. Она вьется вокруг колпака "летучей мыши", тычется в стекло и, опаленная, падает на столешницу. Сашук пробует ее отгонять, но мошкара упрямо лезет к огню и обжигается. Чтобы удобнее было наблюдать, Сашук укладывает кулак на кулак, опирается на них подбородком. Мошкара летит и летит, вьется и вьется...
Свет фонаря меркнет, сужается в пятнышко, в точку. Из этой точки вновь разгорается свет, превращается в необыкновенно яркий солнечный день.
Бригада в полном составе сидит под навесом, прохлаждается. И Сашук тоже сидит за столом. Во двор въезжает "Москвич". Звездочет выходит из машины, здоровается со всеми и обращается к Сашуку:
"Ну, как жизнь?"
"Все в порядке", - отвечает Сашук.
"А мамка?"
"Мамка в больнице".
"Так надо ее проведать! Прошу..."
Он открывает перед Сашуком правую дверцу машины.
"Зачем? - говорит Иван Данилович. - Пускай сам ведет, я на него надеюсь".
Звездочет садится справа, пассажиром, а Сашук важно усаживается за баранку и спрашивает:
"А что надо сделать, чтобы поехать?"
"Погудеть, разумеется!" - отвечает Звездочет.
Сашук нажимает на дужку. Раздается такой могучий сигнал, что потрясенные рыбаки зажимают уши.
"Газанем?" - говорит Сашук.
Звездочет кивает и подмигивает:
"Валяй!"
Машина срывается с места и мчится вдоль берега по малоезженому проселку. Пограничники, высунувшись из оконных проемов, машут Сашуку, он высовывает левую руку и шевелит пальцами, как делает это дядя Семен.
Вышка остается далеко позади, скрывается совсем. По выжженной степи вдоль дороги бредет стадо коров. Сашук сигналит, и коров будто сдувает ветром, а пастух, растопырив руки и открыв рот, каменеет от испуга и восхищается.
Машина летит по степной дороге, и вдруг Звездочет говорит:
"Погоди, чего это там?"
Впереди виднеется черная точка, она быстро увеличивается, растет, и "Москвич" останавливается возле того, что еще недавно было "козлом".
Колеса у него развалились в разные стороны, кузов надломился посредине и лежит пузом на земле, из-под капота идет пар, сзади дымится. Шофер стоит перед задранным к небу радиатором и безнадежно чешет затылок.
Из полуразвалившегося кузова вылезает весь в поту и в саже Гладкий. Он подбегает к "Москвичу", еще загодя стаскивая свою светлую шляпу в дырочках.
"Слышь, друг! - просительно говорит он. - Выручи, сделай одолжение подкинь до Тузлов... А?"
Сашук и Звездочет переглядываются. Гладкий старается поймать их взгляды и, задыхаясь, говорит:
"Вот, поломалась... И ни лошади, ничего... А в колхозе все машины в разгоне... Сделайте такое одолжение. Дозвольте на вашей машине до Тузлов доехать? А? Мне там накачку делать надо..."
Он заискивающе смотрит то на Сашука, то на Звездочета, комкает свою шляпу и начинает вытирать ею пот, еще больше размазывая грязь и сажу.
"А когда тебя люди просили, - говорит Сашук, - тебе своей машины жалко было, да?"
Пришибленный этим напоминанием, Гладкий суетится еще униженнее, но Сашук и Звездочет непреклонны.
"Правильно! - говорит Звездочет. - Пусть теперь сидит здесь. Пускай знает про справедливость!"
Сашук дает газ, и униженный, презренный Гладкий остается позади.
Машина мчится по улицам Тузлов, время от времени Сашук сигналит так громко и пронзительно, что все шарахаются и разбегаются с дороги. На крыльце больницы стоят мамка и доктор. Мамка уже не бледная и скучная, а розовая, веселая и совсем здоровая. Доктор похож на Жорку, только с бородой и в очках.
"Поправилась?" - спрашивает Звездочет.
"А как же, - говорит доктор Жоркиным голосом. - У нас в два счета. Наука!"
"Тогда садитесь, - говорит Звездочет, - и я отвезу вас на край света. Или прямо в космос..."
И вдруг становится темно, доктор превращается в Жорку и кричит над самым ухом Сашука:
- Я же говорил - вылитый боцман! Даже барак запер...
Освещенные снизу "летучей мышью", возле стола стоят Жорка и Иван Данилович.
- Молодец, - говорит Иван Данилович, - не подкачал. Давай ключ.
Сашук достает ключ из пазухи, отдает и вдруг заходится отчаянным плачем.
- Ты чего, дурной? - удивляется Жорка.
- Не-правда!.. - захлебывается слезами Сашук.
- Что - неправда? - спрашивает Иван Данилович.
- Все неправда! - кричит Сашук и плачет, спрятав лицо в согнутый локоть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21