В Луге у обеих девочек "квартиры". Приехав, они обстраивают их. Машкино воображение и тут не отстает от Таниного. Работает, пожалуй, даже активнее. Но, может быть, это как раз свойство возраста. Ведь от двух до пяти - это самый расцвет таланта. Может быть, потом это гаснет, человек становится серьезнее, стесняется играть, выдумывать, упиваться фантазией?
Я тоже принимал посильное участие в игре. Играю до тех пор, пока чувствую, что не мешаю...
Потом Машу позвали ужинать.
- Девочка, идем со мной ужинать, - говорит она Тане, которая все еще летит на самолете во Владивосток.
* * *
Во время игры Таня вдруг спрашивает Машу:
- Тебе кто больше нравится: я или Оля?
Машка, святая душа, отвечает не задумываясь:
- Оля.
Пришлось вмешаться в этот разговор мне:
- Таких вопросов, Таня, не задают.
- Почему?
Давать семилетней девочке урок лицемерия мне тоже не захотелось, я не ответил ей, а сказал:
- Маша тебя и Олю любит одинаково.
А через минуту слышу опять:
- Нет, правда, Машенька, кого ты больше любишь?
- Я же тебе сказала: Олю!
* * *
До появления Тани мы с тетей Лялей ходили на колодец за водой, поливали хозяйские огурцы, свеклу, малину, яблони... Машка работала ловчее и охотнее других.
11.8.60.
Вчера проводили тетю Лялю и тетю Иру. Гости шли пешком, а провожающие ехали в автобусе. Такая невежливость объясняется тем, что с гостями был Синдбад, которого в автобус не пускают; а с провожатыми была Маша, которая не очень-то может спешить, а спешить надо было...
Впечатлений у Машки много. Она была в настоящем железнодорожном вагоне, видела настоящий паровоз, была на вокзале и видела колокол, о существовании которого знает из стихов Саши Черного.
Тут же на вокзальной площади купили билеты на ленинградский автобус. Сегодня в 14. 20 мама и Маша едут делать Машке очередной укол. Папа собирается провожать их.
Маше со мной расставаться не хочется. Она уговаривает и меня ехать:
- Купи тоже билетик и приезжай.
Потом говорит:
- Можешь с нами в одном автобусе ехать.
Я говорю:
- Билетов больше нет.
- А может, еще принесут билеты?
12.8.60.
Ехать Машка очень хотела и в то же время очень боялась. Ведь ей не что-нибудь, а укол должны были сделать.
Это я очень хорошо понимаю. Это все равно как если бы мне предложили поехать, скажем в Венецию или в Париж, где я должен был бы подвергнуться серьезной операции. Тут и Монмартра, и гондольеров не захочешь.
13.8.60.
Вчера ездил встречать своих путешественниц. Машкину белую панамку увидал и узнал издали - в окошке автобуса. И она меня сразу узнала, когда я постучал по стеклу палкой.
* * *
Вчера же показал ей несколько хорошеньких сыроежек, которые нашел накануне во время своей одинокой прогулки в лесу.
Она расспрашивала меня:
- Ты где был? Когда? Далеко? А ты, когда ходил, взял с собой... как это... я забыла... который вертится...
И нетерпеливо:
- Ну скажи!!
- Что сказать?
- Скажи: как? Как называется!
- Что?
- Который Тбилиси показывает. Термос?
- Какой термос?
- Нет... не термос. Ну, как его? Ну, скажи (то есть подскажи)... Который вот так делает (показывает, как вертится и колеблется стрелка).
Тогда я пожалел ее и понял:
- Компас?
- Да, да, компас? Брал с собой?
- Сегодня брал, а вчера без компаса ходил.
* * *
О том, что такое дождь, уже давно забыли.
14.8.60.
Время летит на реактивном самолете. Давно ли Машке не было четырех, а вот уже пошел десятый день на пятый год!
* * *
Вечером уложили в девять, но до половины одиннадцатого она не могла уснуть.
Плакала. Даже вспотела вся. Пришлось мне прилечь рядом. Поговорили немножко шепотом. Держал ее за потную ручку и рассказывал какую-то ерунду.
Она прислушивалась к голосам мамы и тети Минзамал, которые работали на веранде и очень громко говорили. Я прикрыл дверь и сказал:
- Не кричите, пожалуйста!
- Нет, нет, - встрепенулась Машка. - Пусть кричат!
15.8.60.
Ходили вчера по-над берегом Луги в сторону Киевского шоссе.
Перед уходом мы с Машей сорвали с грядки огурец, взяли несколько кусочков хлеба и все это заначили в карманы. Я сказал ей:
- В лесу мамочка захочет есть, скажет: "Эх, хорошо бы сейчас огурчика съесть и хлебцем закусить..." А ты скажешь: "Тук-тук-тук. Пожалуйста!" А мама: "Ах!".
Машка несколько раз просила повторить эту сценку. Но условий игры не поняла. Еще в саду стала вынимать из кармана пакет с хлебом.
- Можно? - спрашивает у меня.
Пришлось сказать:
- Рано, рано.
В лесу я давал наставления уже не ей, а маме. Попросил ее громко сказать:
- А неплохо бы сейчас закусить, хлебца поесть или огурчика!..
Мама, надо признаться, тоже не сразу поняла условия игры. Но потом все пошло как по маслу. И когда мама сказала: "Ах, откуда здесь огурец?! И хлеб!!!" - Машка возликовала.
Закусывали, сидя на свежем пахучем сене. Потом лежали недолго.
Потом, уже в виду Киевского шоссе, по которому бежали маленькие машины и автобусы, встретилось неожиданное препятствие: заболоченный ручей, впадающий в Лугу, и заболоченные берега его. В кустах на берегу этого ручья нашли очень красивые белые цветы: маленькие на высоких стеблях.
Перебрались через ручей и болото в другом месте. Промочили башмаки, дальше всем семейством шли босиком. Хотели переходить Лугу вброд, но пошли берегом.
Машка чувствовала себя весь день неважно, а тут еще трахнулась, ушибла ногу. В виде исключения из правила я нес ее недолго на плечах.
* * *
А правило у нас такое: никогда, ни при каких обстоятельствах не брать Машку на руки, на плечи, закорки. Я помню племянницу Иринку, которую любящая мать до шести лет таскала во время прогулок на плечах. "Эгоистку растишь", говорил я. И вот, следуя своему "учению", сам никогда не сажаю Машу на плечи. И она не тянется, не просится.
* * *
Запишу здесь, кстати, несколько наших "заповедей", несколько правил, которых мы с Аленой свято держимся вот уже без малого четыре года.
Только что я написал, что мы никогда не берем Машку на руки. Это неверно. Берем. В трамвае. В автобусе. В метро. Зато, если в вагоне стоят, она никогда и ни за что не сядет - даже на места "для детей и инвалидов".
Так учили меня. Так следует, по моим представлениям, учить ребенка, если он здоров и если уже вышел из грудного возраста.
Да, правда, нам уже не один раз влетало от чадолюбивых наших ближних в том же метро и в том же автобусе:
- Смотрите-ка! А? Отец с матерью расселись, а ребенок стоит!
Элико в этих случаях любезно, без раздражения, с улыбкой объясняет окружающим нашу позицию:
- Да, стоит. Она у нас, вы знаете, уже большая. Ей уже почти четыре года!
- Вы только подумайте! Четыре года ребенку, а его стоять заставляют! Садись девочка...
И добрая женщина демонстративно поднимается и уступает Маше место.
Машка смущенно улыбается, качает головой, говорит "спасибо" и остается стоять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78