Тревожились бояре. Снились им китайцы и монголы подле самых кремлевских стен. Царь собрал придворных бояр, сказал:
- Бояре, какое испытание шлет бог?.. Не пошел бы богдыхан на Русь... Того страшусь.
Боярин Милославский гордо отвечал царю:
- Русь наша под игом татарским стонала многие годы и то иго повергла в прах. Волею божьею и молитвами твоими, великий государь, Русь стоит невредима.
Эти слова покоя не рождали. Царь ждал не таких речей. Решил он призвать к себе Николая Спафария и просить совет у этого мудрого старца. Царь думал:
"Муж Николай Спафарий в науках силен, повадки китайского властелина ему знакомы, силу их ратную видел он своими глазами"
Только опоздал царь. Опала и тревожные дни, когда по доносам пытали любимца Спафария - Николая Лопухова, а его, Спафария, хуже батогов и плетей, калечили угрозами и допросами, сломили ученого трудолюбца. Болезнь склонила к земле гордую голову. И подкралась к Спафарию немощная старость: высох он, сгорбился, лицо потускнело, снегом запорошило голову, словно пухом лебяжьим, лишь по-прежнему задорно горели желтые глаза.
Спафарий подарки царские принял, поклонился:
- Уходящий в могилу богатство оставляет на земле... Не сочти, государь, за обидное, коли подарки твои передам любимцу моему, Николаю Лопухову.
Собрались бояре в царской малой палате. Спафарий сидел, укрытый шубой, возле стоял Николай Лопухов, придерживая бледнолицего старца.
Царь спросил:
- Что ж надумал, старец мудрый?
Чуть слышно Спафарий ответил:
- Не прими, великий государь, за худое, не могу по немощи моей словеса ладные сказать... Давит хворь безмилосердно. Думы же свои отписал я в грамотке. Читай, Никола, великому государю и боярам, читай... Словеса выговаривай складно, как тому мною обучен...
Лопухов читал громко, внятно:
- "Надобно с китайцами в мире жить... Войны, упаси бог, не зачинать. Послать немедля посла разумного... А пока посол собирается, гнать гонцов скорых, чтоб китайский царь, ради приезда посла, ждал и войной зазря не шел... Смекаю, великий государь, умом своим так: китайским ханам памятна сила русских - не однажды биты они смертно казаками на Амуре-реке. Памятую и иное: внутри Китайщины спокойствия мало; лихо доморощенным китайцам от обидчиков маньчжуров, междоусобицы столь часты, сколь непогодь в осеннюю пору..."
- Куда старец клонит, того не пойму? - оборвал царь чтеца.
- К миру клоню, великий государь, к миру для Руси достойному...
- Читай, - сказал царь Николаю Лопухову.
Лопухов читал:
- "Не страшись, великий государь, угроз и домогательств китайского правителя. Посол наш, упорством объятый, сказать должен гордо: "Коли думаете побить, выходите на ратное поле!.." В поле же завсегда две воли: кто сильней... А ратной силой господь Русь не обидел... К тому же ни единому китайцу наши сибирские рубежи не надобны, того добиваются только князья да бояре, родичи богдыхановы, алчности коих пределы не заказаны".
Царь встал, удивленно глянул на Спафария:
- К добру ли твои речи? Не разберу их, бояре!
Спафарий тихо ответил:
- Великий государь, во всяком деле сила уму уступает. Мудрость древних праведна: "Хотя ищешь мира, держись за меч..."
Царь усмехнулся:
- Запамятовал старец иное: "Взявши меч, от меча и погибнешь!"
Спафарий силился подняться, опустился, сказал глухо:
- Человек Руси ни мечом, ни серпом не шутит. Вспомни, великий государь, дела владык русских, прославленных от Святослава, от Александра Невского и от него по наши дни... Бывало ли так, чтоб Русь на бою изничтожена была? Аль пала бы перед ворогом коленопреклонной? Аль покорилась?
Бояре загудели:
- Праведные слова! На то она и Русью зовется!..
Спафарий сомкнул воспаленные веки, задыхался и кашлял.
Царь сказал:
- Коль замахнешься да не ударишь, сам побитым останешься...
По серому лицу старца легкой тенью проползла усмешка, желтые глаза округлели:
- Великий государь, бывает и так: "Устрашен враг сечью, а сражен умной речью!.."
Царь склонил голову, сошел с возвышения, старца обласкал.
И решил царь на том боярском сходе: китайскому богдыхану ни в чем не уступать и, хотя войны с ним не начинать, послать в Китай царского посланника, чтоб земли, на которых стоят казаки Сабурова, сумел он отстоять умным словом.
ПОМЕТЫ МОИ ЗАВЕТНЫЕ...
...Дули зимние ветры, стояла тайга, окутанная лебяжьим одеялом. Мелькали белые дни, лениво ползли синие ночи. Китайцы называли зимние дни короткохвостыми зайцами, а ночи - большекрылыми птицами.
Но вот солнце стало подыматься выше: уходила зима. Китайцы говорили:
- Короткохвостые зайцы скоро убегут, большекрылые птицы улетят.
Подули теплые ветры, спадали снега, зачернел Амур ранними промоинами. Наступила весна, а с ней ожили и леса, и поля, и реки. Очистился ото льда Амур и засверкал темной синевой.
Албазинцы зорко глядели на восток, дозорные казаки не спускали глаз с Амура. Миновала весна. Разгорелось лето. Рос и креп Албазин. Хлебопашцы успели посеять хлеб, ждали урожая.
Многие албазинцы о войне забыли. Жонки собирались у колодца, судачили:
- Лето жаркое на исходе, грозы не бывало. Наступит на Амуре тихость.
Маньчжурская рать нагрянула внезапно. Прорвалась грозная туча, градом ударила по албазинцам: и не укрыться и не спастись. Маньчжурские ратные начальники помнили неудачи своего первого похода и теперь шли скорым ходом, полной силой. Их рать имела около десяти тысяч конников при сорока пушках. Вел армию именитый полководец, дядя богдыхана маньчжур Синь-готу.
Амур огласился неслыханным гамом, движение, столь могучее, всполошило всех обитателей Амура: и людей, и птиц, и зверей. Кочевые эвенки, побросав свои юрты и пожитки, побежали в леса и ущелья. Птицы с криками, оставив берега Амура, летели прочь, звери шарахались в страхе и разбегались по трущобам, оглашая тайгу беспокойным ревом. Прибрежные камыши и травы никли к земле, рыбы прятались в омуты и промоины.
В Албазине собрались восемьсот человек при восьми пушках.
Афанасий Байдонов и Ярофей Сабуров в чешуйчатых кольчугах и железных шлемах, взойдя на шатровую башню, оглядели полчище маньчжуров, велели все ворота закрыть и сели в осаду.
Богдыхановы корабли подплыли к Албазину и ударили из всех пушек.
Крепость стояла, ядра пушек не причинили разрушений.
Наутро воины Синь-готу плотными рядами кинулись на приступ. Албазинцы ни разу не выпалили из пушек. Синь-готу решил: у русских пушек нет, и смело бросил своих воинов в атаку на крепость. Афанасий Байдонов и Ярофей Сабуров с трудом сдерживали пушкарей. Когда головной отряд, состоящий из отборных маньчжуров и даурцев, подошел к первому валу, албазинцы ударили из всех пушек. Атакующие сбились в кучу, топтали друг друга. Албазинцы палили из самопалов, метали камни из пращей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
- Бояре, какое испытание шлет бог?.. Не пошел бы богдыхан на Русь... Того страшусь.
Боярин Милославский гордо отвечал царю:
- Русь наша под игом татарским стонала многие годы и то иго повергла в прах. Волею божьею и молитвами твоими, великий государь, Русь стоит невредима.
Эти слова покоя не рождали. Царь ждал не таких речей. Решил он призвать к себе Николая Спафария и просить совет у этого мудрого старца. Царь думал:
"Муж Николай Спафарий в науках силен, повадки китайского властелина ему знакомы, силу их ратную видел он своими глазами"
Только опоздал царь. Опала и тревожные дни, когда по доносам пытали любимца Спафария - Николая Лопухова, а его, Спафария, хуже батогов и плетей, калечили угрозами и допросами, сломили ученого трудолюбца. Болезнь склонила к земле гордую голову. И подкралась к Спафарию немощная старость: высох он, сгорбился, лицо потускнело, снегом запорошило голову, словно пухом лебяжьим, лишь по-прежнему задорно горели желтые глаза.
Спафарий подарки царские принял, поклонился:
- Уходящий в могилу богатство оставляет на земле... Не сочти, государь, за обидное, коли подарки твои передам любимцу моему, Николаю Лопухову.
Собрались бояре в царской малой палате. Спафарий сидел, укрытый шубой, возле стоял Николай Лопухов, придерживая бледнолицего старца.
Царь спросил:
- Что ж надумал, старец мудрый?
Чуть слышно Спафарий ответил:
- Не прими, великий государь, за худое, не могу по немощи моей словеса ладные сказать... Давит хворь безмилосердно. Думы же свои отписал я в грамотке. Читай, Никола, великому государю и боярам, читай... Словеса выговаривай складно, как тому мною обучен...
Лопухов читал громко, внятно:
- "Надобно с китайцами в мире жить... Войны, упаси бог, не зачинать. Послать немедля посла разумного... А пока посол собирается, гнать гонцов скорых, чтоб китайский царь, ради приезда посла, ждал и войной зазря не шел... Смекаю, великий государь, умом своим так: китайским ханам памятна сила русских - не однажды биты они смертно казаками на Амуре-реке. Памятую и иное: внутри Китайщины спокойствия мало; лихо доморощенным китайцам от обидчиков маньчжуров, междоусобицы столь часты, сколь непогодь в осеннюю пору..."
- Куда старец клонит, того не пойму? - оборвал царь чтеца.
- К миру клоню, великий государь, к миру для Руси достойному...
- Читай, - сказал царь Николаю Лопухову.
Лопухов читал:
- "Не страшись, великий государь, угроз и домогательств китайского правителя. Посол наш, упорством объятый, сказать должен гордо: "Коли думаете побить, выходите на ратное поле!.." В поле же завсегда две воли: кто сильней... А ратной силой господь Русь не обидел... К тому же ни единому китайцу наши сибирские рубежи не надобны, того добиваются только князья да бояре, родичи богдыхановы, алчности коих пределы не заказаны".
Царь встал, удивленно глянул на Спафария:
- К добру ли твои речи? Не разберу их, бояре!
Спафарий тихо ответил:
- Великий государь, во всяком деле сила уму уступает. Мудрость древних праведна: "Хотя ищешь мира, держись за меч..."
Царь усмехнулся:
- Запамятовал старец иное: "Взявши меч, от меча и погибнешь!"
Спафарий силился подняться, опустился, сказал глухо:
- Человек Руси ни мечом, ни серпом не шутит. Вспомни, великий государь, дела владык русских, прославленных от Святослава, от Александра Невского и от него по наши дни... Бывало ли так, чтоб Русь на бою изничтожена была? Аль пала бы перед ворогом коленопреклонной? Аль покорилась?
Бояре загудели:
- Праведные слова! На то она и Русью зовется!..
Спафарий сомкнул воспаленные веки, задыхался и кашлял.
Царь сказал:
- Коль замахнешься да не ударишь, сам побитым останешься...
По серому лицу старца легкой тенью проползла усмешка, желтые глаза округлели:
- Великий государь, бывает и так: "Устрашен враг сечью, а сражен умной речью!.."
Царь склонил голову, сошел с возвышения, старца обласкал.
И решил царь на том боярском сходе: китайскому богдыхану ни в чем не уступать и, хотя войны с ним не начинать, послать в Китай царского посланника, чтоб земли, на которых стоят казаки Сабурова, сумел он отстоять умным словом.
ПОМЕТЫ МОИ ЗАВЕТНЫЕ...
...Дули зимние ветры, стояла тайга, окутанная лебяжьим одеялом. Мелькали белые дни, лениво ползли синие ночи. Китайцы называли зимние дни короткохвостыми зайцами, а ночи - большекрылыми птицами.
Но вот солнце стало подыматься выше: уходила зима. Китайцы говорили:
- Короткохвостые зайцы скоро убегут, большекрылые птицы улетят.
Подули теплые ветры, спадали снега, зачернел Амур ранними промоинами. Наступила весна, а с ней ожили и леса, и поля, и реки. Очистился ото льда Амур и засверкал темной синевой.
Албазинцы зорко глядели на восток, дозорные казаки не спускали глаз с Амура. Миновала весна. Разгорелось лето. Рос и креп Албазин. Хлебопашцы успели посеять хлеб, ждали урожая.
Многие албазинцы о войне забыли. Жонки собирались у колодца, судачили:
- Лето жаркое на исходе, грозы не бывало. Наступит на Амуре тихость.
Маньчжурская рать нагрянула внезапно. Прорвалась грозная туча, градом ударила по албазинцам: и не укрыться и не спастись. Маньчжурские ратные начальники помнили неудачи своего первого похода и теперь шли скорым ходом, полной силой. Их рать имела около десяти тысяч конников при сорока пушках. Вел армию именитый полководец, дядя богдыхана маньчжур Синь-готу.
Амур огласился неслыханным гамом, движение, столь могучее, всполошило всех обитателей Амура: и людей, и птиц, и зверей. Кочевые эвенки, побросав свои юрты и пожитки, побежали в леса и ущелья. Птицы с криками, оставив берега Амура, летели прочь, звери шарахались в страхе и разбегались по трущобам, оглашая тайгу беспокойным ревом. Прибрежные камыши и травы никли к земле, рыбы прятались в омуты и промоины.
В Албазине собрались восемьсот человек при восьми пушках.
Афанасий Байдонов и Ярофей Сабуров в чешуйчатых кольчугах и железных шлемах, взойдя на шатровую башню, оглядели полчище маньчжуров, велели все ворота закрыть и сели в осаду.
Богдыхановы корабли подплыли к Албазину и ударили из всех пушек.
Крепость стояла, ядра пушек не причинили разрушений.
Наутро воины Синь-готу плотными рядами кинулись на приступ. Албазинцы ни разу не выпалили из пушек. Синь-готу решил: у русских пушек нет, и смело бросил своих воинов в атаку на крепость. Афанасий Байдонов и Ярофей Сабуров с трудом сдерживали пушкарей. Когда головной отряд, состоящий из отборных маньчжуров и даурцев, подошел к первому валу, албазинцы ударили из всех пушек. Атакующие сбились в кучу, топтали друг друга. Албазинцы палили из самопалов, метали камни из пращей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57