Вытянуть что-то из этого молчаливого ребенка было так трудно, что лишь через несколько минут она поняла: гроза тут ни при чем. Джон мучился и страдал из-за разрыва родителей. — Я знаю, как тебе сейчас тяжело. А насчет слез ты не беспокойся: в таких случаях все плачут. И потом, до сих пор ведь ты держался как настоящий мужчина.
Джон шмыгнул носом.
— Ты правда так думаешь?
— Да. Ты похож на своего отца — он тоже настоящий мужчина.
— Тогда почему мама хочет выйти за этого противного Ронни? Почему она больше не любит папу? Он что, сделал что-то не так?
— Он все делал так, но иногда люди просто перестают любить друг друга. В школе ведь тоже так бывает: скажем, в прошлой четверти ты с кем-то дружил, а в этой даже не можешь понять, что ты в нем видел раньше.
Джона недоверчиво моргнул.
— Так это то же самое?
— В каком-то смысле, да. У меня так вышло с отцом Уильяма. Я так любила его — а он меня перестал. Просто перестал любить, и все — не потому, что я сделала что-то не так.
— А ты… никуда от нас не уйдешь? — спросил Джон.
Гэрриет покачала головой.
— А может, тебе выйти замуж за папу, как Шатти сказала? — оживился Джон.
— Но ведь он не хочет на мне жениться — так что в итоге может получиться то же самое. Жениться стоит, только если очень любишь.
На постель упала чья-то тень, и Гэрриет обернулась. Над ней стоял Кори.
— Привет, — сказал Джон.
— Пойду сделаю тебе горячего шоколада, чтобы ты уснул поскорее, — сказала Гэрриет и выскользнула из комнаты.
Когда она вернулась, Джон уже засыпал.
— Не уходите, — сонно пробормотал он. — Останьтесь оба, и ты и ты… Па, Гэрриет тоже тяжело, помоги ей…
Глаза Гэрриет вдруг переполнились, и слезы поползли по щекам. Она присела на кровать и отвернулась, чтобы Джон не видел ее лица. Ладонь Кори, горячая и сухая, легла на ее руку.
Гэрриет застыла, почти не дыша. Он был так близко, но желание оказаться еще ближе бесстыдно пульсировало в ней. Она отвела взгляд, чтобы он не мог прочесть это желание в ее глазах.
— Уснул, — сказал Кори.
Гэрриет неловко поднялась на ноги и, не говоря ни слова, вышла из комнаты. В коридоре Кори догнал ее и, взяв за плечи, развернул к себе. Свет из спальни падал на его лицо, постаревшее за один день.
Боже, как он несчастен, подумала Гэрриет.
— Все это так тяжело для тебя, — с трудом выдавила из себя она.
— Для тебя тоже, — тихо сказал он и просто, и спокойно, будто и не могло быть иначе, притянул ее к себе.
— Не плачь, моя хорошая.
Остатки ее сил улетучились.
— Не плачь, — повторил он. — Мы нужны друг другу, и глупо делать вид, будто это не так. Ну, маленькая моя? Увидишь, скоро у нас с тобой все устроится.
Гэрриет вдруг с неожиданной, почти пугающей ясностью увидела, как она любит этого человека.
Но я не вынесу этого еще раз, безмолвно крикнула она. Я не могу больше сходить с ума из-за того, кто меня не любит… кто сам сходит с ума по другой.
Еще секунду она трепетала в его объятьях, потом отступила на шаг.
— Так нельзя, — задыхаясь, проговорила она. — Я нужна тебе как таблетка аспирина, на несколько часов, чтобы облегчить боль. Я так не хочу. Боль потом все равно вернется… сильнее, чем прежде.
— Не обязательно. Может быть, она уйдет насовсем.
Но Гэрриет, не слушая его, бросилась в свою комнату. В эту ночь она проплакала до рассвета, потому что знала, что оттолкнула его тогда, когда была ему нужнее всего, и что он, Кори Эрскин, никогда уже больше не попросит ее о помощи.
Глава 20
Обстановка в доме до того накалилась, что, когда на следующий день пришла телеграмма от «Метро-Голдуин-Майер» и выяснилось, что Кори должен срочно лететь в Штаты, всем как будто даже немного полегчало. Тритон, почуяв разлуку, явился в комнату Кори и с горестным видом уселся в раскрытый чемодан. Гэрриет Прекрасно его понимала, сама же утешалась тем, что Кори собирался пробовать Пифию на скачках и, значит, должен был вернуться через две недели, не позже.
Гэрриет отчаянно недоставало Кори. Она так привыкла к тому, что можно в любой момент обратиться к нему за помощью и советом, что теперь чувствовала себя потерянной и в тысячный раз кляла себя за то, что отвернулась от него.
Шатти после отъезда матери утешилась довольно быстро. Кори все-таки купил ей велосипед, и теперь вся ее энергия уходила на то, чтобы научиться на нем ездить. Джон, наоборот, выглядел подавленным, ничего не ел и жаловался на головную боль.
На другой день после отъезда Кори у миссис Боттомли был выходной.
— Мне надо поместить что-нибудь в «Крейвен геральд», — сказала она, входя в кухню. На ней уже была фиолетовая чалма и ондатровая шуба.
— Зачем? — машинально спросила Гэрриет.
— Скоро десять лет, как скончался мистер Боттомли. — Миссис Боттомли горестно поджала губы. — В годовщину его смерти я всегда помещаю несколько строк в колонке поминовений — так принято.
Принято, подумала Гэрриет. Наверное, что-нибудь вроде: «Вечная память бабушке милой, которая нынче сокрыта могилой».
— Обычно для меня все писал мистер Кори, а вчера он уехал в такой спешке, что я не успела его попросить, — пожаловалась миссис Боттомли.
— А мистер Боттомли живет теперь на небе в комнате для гостей, да? — спросила Шатти, которая всегда живо интересовалась вопросами смерти.
— Да, вероятно, — кивнула Гэрриет, чтобы не углубляться.
— Повезло ему, — сказала Шатти. — Утром, как проснется, он там может есть печенье прямо из пачки. Как ты думаешь, а зубы там, на небе, чистить надо?, — Может, можно дать тот же текст, что в прошлом году? — предложила Гэрриет.
— Нельзя, люди заметят, — вздохнула миссис Боттомли. — Придется самой что-то придумывать. Ну, до свидания! — заключила она и, напевая себе под нос какой-то псалом, отправилась на автобусную остановку.
Гэрриет взяла стопку выглаженного белья и пошла наверх: пора было будить Уильяма. Внезапно из комнаты Джона донесся громкий стон. Уронив белье, Гэрриет бросилась к двери. Джон, белый, как бумага, лежал на кровати и стонал, обхватив голову руками.
— Болит! Болит!..
Он был весь в поту, градусник показывал тридцать восемь и четыре.
К обеду пришел доктор. Осмотрев Джона, он сказал, что многие в округе болеют гриппом, и выписал антибиотики.
— Если будет жаловаться, что ему жарко, обтирайте его влажной салфеткой. Завтра должно наступить улучшение.
Улучшение наступило уже сегодня, во второй половине дня. Головная боль как будто прошла, зато появился волчий аппетит, и Джон умял все, что принесла Гэрриет: кусок курятины с картофельным пюре и мороженое.
— Нет, ты сейчас ни за что не согласишься, — вкрадчиво начал он, когда Гэрриет зашла за подносом. — А вдруг все-таки?…
— О чем это ты? — спросила она.
— Вот, думаю, не сыграешь ли ты со мной в «Монополию».
— Не получится:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Джон шмыгнул носом.
— Ты правда так думаешь?
— Да. Ты похож на своего отца — он тоже настоящий мужчина.
— Тогда почему мама хочет выйти за этого противного Ронни? Почему она больше не любит папу? Он что, сделал что-то не так?
— Он все делал так, но иногда люди просто перестают любить друг друга. В школе ведь тоже так бывает: скажем, в прошлой четверти ты с кем-то дружил, а в этой даже не можешь понять, что ты в нем видел раньше.
Джона недоверчиво моргнул.
— Так это то же самое?
— В каком-то смысле, да. У меня так вышло с отцом Уильяма. Я так любила его — а он меня перестал. Просто перестал любить, и все — не потому, что я сделала что-то не так.
— А ты… никуда от нас не уйдешь? — спросил Джон.
Гэрриет покачала головой.
— А может, тебе выйти замуж за папу, как Шатти сказала? — оживился Джон.
— Но ведь он не хочет на мне жениться — так что в итоге может получиться то же самое. Жениться стоит, только если очень любишь.
На постель упала чья-то тень, и Гэрриет обернулась. Над ней стоял Кори.
— Привет, — сказал Джон.
— Пойду сделаю тебе горячего шоколада, чтобы ты уснул поскорее, — сказала Гэрриет и выскользнула из комнаты.
Когда она вернулась, Джон уже засыпал.
— Не уходите, — сонно пробормотал он. — Останьтесь оба, и ты и ты… Па, Гэрриет тоже тяжело, помоги ей…
Глаза Гэрриет вдруг переполнились, и слезы поползли по щекам. Она присела на кровать и отвернулась, чтобы Джон не видел ее лица. Ладонь Кори, горячая и сухая, легла на ее руку.
Гэрриет застыла, почти не дыша. Он был так близко, но желание оказаться еще ближе бесстыдно пульсировало в ней. Она отвела взгляд, чтобы он не мог прочесть это желание в ее глазах.
— Уснул, — сказал Кори.
Гэрриет неловко поднялась на ноги и, не говоря ни слова, вышла из комнаты. В коридоре Кори догнал ее и, взяв за плечи, развернул к себе. Свет из спальни падал на его лицо, постаревшее за один день.
Боже, как он несчастен, подумала Гэрриет.
— Все это так тяжело для тебя, — с трудом выдавила из себя она.
— Для тебя тоже, — тихо сказал он и просто, и спокойно, будто и не могло быть иначе, притянул ее к себе.
— Не плачь, моя хорошая.
Остатки ее сил улетучились.
— Не плачь, — повторил он. — Мы нужны друг другу, и глупо делать вид, будто это не так. Ну, маленькая моя? Увидишь, скоро у нас с тобой все устроится.
Гэрриет вдруг с неожиданной, почти пугающей ясностью увидела, как она любит этого человека.
Но я не вынесу этого еще раз, безмолвно крикнула она. Я не могу больше сходить с ума из-за того, кто меня не любит… кто сам сходит с ума по другой.
Еще секунду она трепетала в его объятьях, потом отступила на шаг.
— Так нельзя, — задыхаясь, проговорила она. — Я нужна тебе как таблетка аспирина, на несколько часов, чтобы облегчить боль. Я так не хочу. Боль потом все равно вернется… сильнее, чем прежде.
— Не обязательно. Может быть, она уйдет насовсем.
Но Гэрриет, не слушая его, бросилась в свою комнату. В эту ночь она проплакала до рассвета, потому что знала, что оттолкнула его тогда, когда была ему нужнее всего, и что он, Кори Эрскин, никогда уже больше не попросит ее о помощи.
Глава 20
Обстановка в доме до того накалилась, что, когда на следующий день пришла телеграмма от «Метро-Голдуин-Майер» и выяснилось, что Кори должен срочно лететь в Штаты, всем как будто даже немного полегчало. Тритон, почуяв разлуку, явился в комнату Кори и с горестным видом уселся в раскрытый чемодан. Гэрриет Прекрасно его понимала, сама же утешалась тем, что Кори собирался пробовать Пифию на скачках и, значит, должен был вернуться через две недели, не позже.
Гэрриет отчаянно недоставало Кори. Она так привыкла к тому, что можно в любой момент обратиться к нему за помощью и советом, что теперь чувствовала себя потерянной и в тысячный раз кляла себя за то, что отвернулась от него.
Шатти после отъезда матери утешилась довольно быстро. Кори все-таки купил ей велосипед, и теперь вся ее энергия уходила на то, чтобы научиться на нем ездить. Джон, наоборот, выглядел подавленным, ничего не ел и жаловался на головную боль.
На другой день после отъезда Кори у миссис Боттомли был выходной.
— Мне надо поместить что-нибудь в «Крейвен геральд», — сказала она, входя в кухню. На ней уже была фиолетовая чалма и ондатровая шуба.
— Зачем? — машинально спросила Гэрриет.
— Скоро десять лет, как скончался мистер Боттомли. — Миссис Боттомли горестно поджала губы. — В годовщину его смерти я всегда помещаю несколько строк в колонке поминовений — так принято.
Принято, подумала Гэрриет. Наверное, что-нибудь вроде: «Вечная память бабушке милой, которая нынче сокрыта могилой».
— Обычно для меня все писал мистер Кори, а вчера он уехал в такой спешке, что я не успела его попросить, — пожаловалась миссис Боттомли.
— А мистер Боттомли живет теперь на небе в комнате для гостей, да? — спросила Шатти, которая всегда живо интересовалась вопросами смерти.
— Да, вероятно, — кивнула Гэрриет, чтобы не углубляться.
— Повезло ему, — сказала Шатти. — Утром, как проснется, он там может есть печенье прямо из пачки. Как ты думаешь, а зубы там, на небе, чистить надо?, — Может, можно дать тот же текст, что в прошлом году? — предложила Гэрриет.
— Нельзя, люди заметят, — вздохнула миссис Боттомли. — Придется самой что-то придумывать. Ну, до свидания! — заключила она и, напевая себе под нос какой-то псалом, отправилась на автобусную остановку.
Гэрриет взяла стопку выглаженного белья и пошла наверх: пора было будить Уильяма. Внезапно из комнаты Джона донесся громкий стон. Уронив белье, Гэрриет бросилась к двери. Джон, белый, как бумага, лежал на кровати и стонал, обхватив голову руками.
— Болит! Болит!..
Он был весь в поту, градусник показывал тридцать восемь и четыре.
К обеду пришел доктор. Осмотрев Джона, он сказал, что многие в округе болеют гриппом, и выписал антибиотики.
— Если будет жаловаться, что ему жарко, обтирайте его влажной салфеткой. Завтра должно наступить улучшение.
Улучшение наступило уже сегодня, во второй половине дня. Головная боль как будто прошла, зато появился волчий аппетит, и Джон умял все, что принесла Гэрриет: кусок курятины с картофельным пюре и мороженое.
— Нет, ты сейчас ни за что не согласишься, — вкрадчиво начал он, когда Гэрриет зашла за подносом. — А вдруг все-таки?…
— О чем это ты? — спросила она.
— Вот, думаю, не сыграешь ли ты со мной в «Монополию».
— Не получится:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57