- Вот беда... какая, - сказал майор отрывисто, и Юлька поняла, что он пытается и не может улыбнуться неподвижными губами.
- Вам нельзя говорить! - воскликнула Юлька. - П-пожалуйста... Вы п-помолчите. Пожалуйста...
Оставив свой проклятый чемодан, она подбежала к скамье и наклонилась над ним, пытаясь ладонями согреть его ледяную руку, лежащую поверх плаща. Но не сумела согреть... Тогда она распахнула чемодан, вытащила из него все, что было у нее теплого, - все кофты, свитер, платок, сняла с себя плащ и укутала его большое неподвижное тело. Потом выдернула из чемодана еще какое-то барахло, положила ему под голову.
- Вы только не волнуйтесь! Вам нельзя волноваться!
Наконец он все-таки улыбнулся Юльке. Потом отвернулся от нее и остался лежать так, лицом вверх, и лицо его было спокойно. Словно до этого его беспокоило лишь одно - сможет или не сможет он улыбнуться Юльке... Промчалась мимо электричка - по второму пути, в город. Промчалась, не остановившись. Не все здесь останавливаются - это еще Дюк сказала ей когда-то давным-давно... Вихрь, оставленный на платформе промчавшейся электричкой, улегся не сразу, разметав, расшевелив его седые волосы.
Вернулась к скамье женщина в сапогах.
- Дозвонилась, - сказала она. - Да как уж доберется сюда, не знаю. Дорогу-то размыло. Всю ночь лил. Из Заозерки, черти, не приедут небось. Ты что, правда, оттуда его везешь?
- Да, - сказала Юлька, и ни Любка, ни Наташа на этот раз не посмели засмеяться за ее спиной...
- На Заозерке-то кого-нибудь знаешь?
- Знаю. Вы п-покараульте его, п-пожалуйста!
Она осторожно высвободила свою руку из-под его головы и, прижав ее ладонью к своему отчаянно колотящемуся сердцу, словно ладонь эту, прикасавшуюся к его неподвижному телу, надо было держать возле чего-то живого, бьющегося, вихрем слетела с платформы на мокрую землю. Земля сейчас же крепко привязала ее к себе размокшей, вязкой глиной. Не добежать! Та, близкая дорога к парку, по которой они шли тогда с Дюк, была где-то здесь, рядом - вдоль речки, потом по тропинке вверх. Но где ее теперь искать?.. Она бросилась к холму напрямик без дороги, к крутому склону, почти обрыву, и, задыхаясь, с трудом вытаскивая ноги из вязкой глины, полезла наверх. Она скинула туфли, но все равно бежала медленно. А надо было лететь, нестись, мчаться по воздуху!
Мокрый склон был совсем крутой, без тропинок, и здесь не росли кусты, за которые можно было бы уцепиться. Скорее! Скорее! Она проклинала себя за то, что она такая тяжелая и неповоротливая!
Наконец-то она добралась до ограды! Теперь надо было найти вход в парк. Но куда повернуть, налево или направо?.. Она в отчаянии вцепилась в прочные железные прутья ограды, пытаясь их выломать и проклиная себя снова за то, что она такая слабая.
- Человек умирает!
В парке за оградой было тихо. Только с деревьев изредка падали на землю с тяжелым стуком задержавшиеся на время в листве капли дождя. Юлька побежала вдоль ограды.
- Человек умирает!
На ее голос откуда-то снизу, за ее спиной, отозвался протяжный вой сирены. Юлька обернулась. Сверху хорошо было видно дорогу, ведущую к холму. По этой дороге от главного входа в парк, к платформе, невидимой за деревьями, бешеной стрелой летела длинная белая машина с красным крестом. Сирена кричала громко, хотя на дороге все равно никого не было. Словно призывала кого-то на помощь. Юлька выпустила из рук железные прутья ограды. Скорее! Скорее!
Она бросилась вдоль ограды в ту сторону, где на склоне не росли деревья и откуда можно было увидеть платформу электрички, к которой умчалась машина. Юлька бежала, спотыкаясь и скользя, сбивая до крови пальцы на босых ногах. Она выбежала к обрыву, но платформы с вывеской все равно не было видно.
Внизу под обрывом виднелись ворота парка и вход в главный корпус. И ворота, и главный корпус хорошо были видны отсюда. И дорога тоже хорошо была видна, но машины на дороге все еще не было. Почему она не возвращается? Пора! Юлька до боли в глазах вглядывалась в дорогу. Машины не было!
Тишина, разбитая несколько минут назад сиреной, снова вернулась в парк. Казалось, она пропитала собой насквозь все - и землю, и рассеивающиеся в небе облака, и лес на склонах холма. Наверно, так бывает, когда Буря смотрит тебе в лицо предательски спокойным и тихим глазом...
Юлька стояла долго на обрыве, у нее заледенели босые ноги и онемели руки, вцепившиеся в прутья ограды.
А потом машина все-таки появилась. И ехала она, не торопясь, по-странному спокойно. А когда остановилась внизу, у главного входа, люди в белых халатах вышли из нее молча, тоже никуда не торопясь. И те, что вышли к ним навстречу из дверей главного корпуса, тоже молчали и никуда не торопились.
А потом она увидела - дверцы распахнулись, его вынесли на носилках из машины и накрыли плащом. Но не так, как накрывали там, на скамейке... А так, как накрывают мертвых.
Юлька выпустила из рук жесткие прутья ограды. Туман, похожий на синий папиросный дым, смешанный с запахом опавших листьев, снова поплыл перед ее глазами, и она так и не увидела, куда унесли человека с осколком в сердце, который умер у нее на руках и которому она так и не допела свою песню:
Их закопали за городом,
Возле разрушенных стен.
Вот как погибли товарищи
В маленьком городе Эн...
* * *
Она отыскала тропинку, ведущую с холма к дороге, и стала спускаться. С этой тропинки было видно все далеко-далеко.
Где-то там, за серыми рельсами, сквозь деревья просвечивала синеватая гладь озера, похожего на Финский залив. Платформа с одинокой вывеской, залитая дождем, казалась отсюда, издали, маленьким блестящим квадратом... По платформе бродила по-кукольному маленькая женщина в сером плаще, собирала разбросанные Юлькины вещи.
А за озером, в городе, уже было солнце, и солнечный стеклянный блеск слепил Юльке глаза. Словно тревожные огни зажглись разом во всех окнах оттого, что погас тот огонек, что горел вчера вечером на холме... Словно взорвался Глаз Бури!.. Тревога! Тревога! Тревога!
Вчера ей казалось, что невозможно отыскать в стеклянном солнечном блеске окно комнаты, где в старом рояле жило старое эхо. А теперь она ясно видела его. Вон то, за деревьями, слева, горящее самым ярким солнечным огоньком... Даже когда Юлька закрыла глаза, чтобы смахнуть капли уже прошедшего дождя со своих коротких и жестких ресниц, огонек этот все равно остался с нею и продолжал светиться под ее сомкнутыми веками. И снова ей показалось - что-то кончилось для нее и что-то начинается для нее сначала.
Но ведь не детство же возвращалось к Юльке! Шла к Юльке жизнь - с еще не придуманной Юлькиной музыкой, что пряталась в дожде и в деревьях. С Юлькиным Сыном, еще не выросшим в великана! С зеленым Юлькиным холмом, где в доме под красной крышей жили люди, принявшие когда-то мертвый металл в живое горячее сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26