Широкие массы Америки не забыли этого».
В заключительных главах «Воспитания» Адамс развивает идеи о деградации буржуазно-демократической системы, обосновывает теорию инерции как главной исторической силы в развитии общества.
Научное понятие расы, ставшее популярным в конце XIX века, Адамс связывает с понятием инерции, то есть массы (населения страны), находящейся в движении, которое ничто не может остановить. Приверженец революции в естествознании видел исторические силы инерции в расе и женщине как символе плодородия. Таким образом, инерция расы определяется инерцией пола как выражения материнства и продолжения рода, хотя американцы всегда подчеркнуто игнорировали аспект пола и в американской литературе, по словам Адамса, почти не упоминалось женских имен, а в английской к ним проявляли предельную осторожность, словно речь шла о новом, пока еще не описанном наукой виде живых существ.
Адамс рассказывает, как однажды на званом обеде он предложил своей очаровательной соседке неожиданный вопрос. Не может ли она объяснить ему, почему американская женщина так и не состоялась. Ответ последовал без промедления: «Потому что не состоялся американский мужчина».
Размышления об инерции пола в американской культуре Адамс резюмирует в главе «Динамо-машина и Мадонна»: «Американское искусство, как и американский язык и американское воспитание, были полностью очищены от всего, связанного с интимной жизнью. И в этой победе над половым влечением общество видело величайшее свое достижение, а Адамс как историк охотно с ним соглашался». Адамс мог видеть и констатировать ханжескую мораль буржуазного общества, но бороться с нею было выше его сил. Да и стал ли бы он бороться, если бы смог представить, что станет с его пуританской Америкой через каких-нибудь полвека, какое бурное развитие получит здесь сексуальная революция?
Свою теорию инерции Адамс прилагает и к рассмотрению вопросов, связанных с Россией, где он побывал летом 1901 года вместе с семейством Доджей. Главы «Воспитания» (27 и 30), в которых речь идет об этой поездке, во время которой Адамс посетил Москву и Петербург, содержат, как обычно у Адамса, не путевые зарисовки и воспоминания, а раздумья о судьбах Америки и России.
Россия привлекала внимание Адамса и потому, что он стремился приложить к анализу ее современного состояния свою теорию расы. Как представитель литературы американского натурализма, Адамс придавал понятиям, заимствованным из естественных наук, свой историко-социологический смысл. Сила, инерция, раса — важнейшие термины натуралистической философии истории Адамса. Сила — это природа, человек, солнце и даже математическая точка, не имеющая измерений. Применив к истории принцип физики, что в основе всех явлений лежит сила, энергия, Адамс создал свою «динамическую теорию истории».
Россия представляется Адамсу подвластной закону инерции, некоей огромной «копилкой энергии, подобной Каспийскому морю», и, чтобы изучить ее и понять, не было нужды перечитывать Толстого, Тургенева и Достоевского, чтобы освежить в памяти «язвительнейший анализ человеческой инерции, когда-либо выраженной словами». Достаточно было прочитать Горького, считал Адамс.
Раса, полагал Адамс, дала России не только будущее, но и ее прошлое, которого у Америки по-настоящему не было. Ибо зачем же еще потомку американских пуритан и наследнику американской революции искать своих предков в древней Нормандии? Чтобы отыскать их там, и совершил Адамс свое воображаемое путешествие в средневековье в книге «Шартр».
Читатели Адамса не могут не поражаться остроте его исторического пророчества относительно России и Америки как двух великих держав будущего. Однако деловитость Америки вызывала чувство беспокойства у Адамса: «Непреодолимость русской инерции означала провал идеи американского лидерства».
Примечательно суждение о будущем России, появившееся, очевидно, под впечатлением первой русской революции, во время которой создавалось «Воспитание»: «Весьма вероятно, что именно в России внезапно появится самая блестящая плеяда личностей, ведущих человечество к добру на всех предопределенных для этого этапах». И далее: «Эта инертная масса представляла три четверти рода человеческого, не говоря уже обо всем прочем, и, вполне возможно, именно ее размеренное движение вперед, а не стремительное, лихорадочно-неустойчивое в своем ускорении движение Америки было истинным движением к будущему».
В письмах о России Адамс высказывался еще более откровенно: «Россия это великая новая стихия, которая за последние полтора века вызвала все главные перемены в мире». Или в другом письме: «В грядущем будут две великие державы, и Америка достигнет этого первой. Но когда-нибудь, лет через сто, Россия поглотит даже ее. Но это уже не при моей жизни».
Россия, по признанию Адамса, произвела на него столь большое впечатление, что стала «самым крепким орешком из всех, какие он пытался раскусить». Следуя традиции европейских историков, Адамс вместе с тем говорит о «русской загадке», «русском наступлении», «русском вале», «русском натиске». Здесь уже ощущается предвестие тех трактовок России, которые получили распространение в Америке после смерти Адамса.
Последним главам «Воспитания» присуща умозрительность, когда бескрайняя любознательность автора («ум Адамса никогда не бывает в покое») сочетается подчас с дилетантизмом в науке. И наряду с этим Адамс одним из первых обосновал закон ускорения развития науки и техники как общую закономерность развития человечества. Книга Генри Адамса стала неотъемлемой частью литературы и культуры США не только благодаря своим литературным достоинствам. Она выразила сокровенные мысли и стремления американцев на пороге XX столетия, их веру в способность народа преодолеть стоящие на пути препятствия, верность идеалам демократии, как ее понимали лучшие умы Америки.
Вместе с тем книга Адамса учила личной ответственности за происходящее. В благоденствующей Америке нашего времени это напоминание об ответственности звучит особенно своевременно. У. Фолкнер, перечисляя великих американцев, посвятивших жизнь служению народу, истине и демократии, в своем «Обращении», произнесенном в 1952 году в Делта-колледже, упомянул имя прадеда Генри Адамса: «Я отказываюсь верить, что единственными наследниками Буна и Франклина, Джорджа и Букера Т. Вашингтонов, Линкольна и Джефферсона, Адамса и Джона, Генри, Пола Баньяна и Джонни Яблочное Зерно, Ли и Крокетта, Хейл и Элен Келлер являются люди, чьи имена мелькают сегодня на страницах газет среди сообщений о норковых шубах, нефтяных танкерах и федеральных исках по поводу коррупции в государственных учреждениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
В заключительных главах «Воспитания» Адамс развивает идеи о деградации буржуазно-демократической системы, обосновывает теорию инерции как главной исторической силы в развитии общества.
Научное понятие расы, ставшее популярным в конце XIX века, Адамс связывает с понятием инерции, то есть массы (населения страны), находящейся в движении, которое ничто не может остановить. Приверженец революции в естествознании видел исторические силы инерции в расе и женщине как символе плодородия. Таким образом, инерция расы определяется инерцией пола как выражения материнства и продолжения рода, хотя американцы всегда подчеркнуто игнорировали аспект пола и в американской литературе, по словам Адамса, почти не упоминалось женских имен, а в английской к ним проявляли предельную осторожность, словно речь шла о новом, пока еще не описанном наукой виде живых существ.
Адамс рассказывает, как однажды на званом обеде он предложил своей очаровательной соседке неожиданный вопрос. Не может ли она объяснить ему, почему американская женщина так и не состоялась. Ответ последовал без промедления: «Потому что не состоялся американский мужчина».
Размышления об инерции пола в американской культуре Адамс резюмирует в главе «Динамо-машина и Мадонна»: «Американское искусство, как и американский язык и американское воспитание, были полностью очищены от всего, связанного с интимной жизнью. И в этой победе над половым влечением общество видело величайшее свое достижение, а Адамс как историк охотно с ним соглашался». Адамс мог видеть и констатировать ханжескую мораль буржуазного общества, но бороться с нею было выше его сил. Да и стал ли бы он бороться, если бы смог представить, что станет с его пуританской Америкой через каких-нибудь полвека, какое бурное развитие получит здесь сексуальная революция?
Свою теорию инерции Адамс прилагает и к рассмотрению вопросов, связанных с Россией, где он побывал летом 1901 года вместе с семейством Доджей. Главы «Воспитания» (27 и 30), в которых речь идет об этой поездке, во время которой Адамс посетил Москву и Петербург, содержат, как обычно у Адамса, не путевые зарисовки и воспоминания, а раздумья о судьбах Америки и России.
Россия привлекала внимание Адамса и потому, что он стремился приложить к анализу ее современного состояния свою теорию расы. Как представитель литературы американского натурализма, Адамс придавал понятиям, заимствованным из естественных наук, свой историко-социологический смысл. Сила, инерция, раса — важнейшие термины натуралистической философии истории Адамса. Сила — это природа, человек, солнце и даже математическая точка, не имеющая измерений. Применив к истории принцип физики, что в основе всех явлений лежит сила, энергия, Адамс создал свою «динамическую теорию истории».
Россия представляется Адамсу подвластной закону инерции, некоей огромной «копилкой энергии, подобной Каспийскому морю», и, чтобы изучить ее и понять, не было нужды перечитывать Толстого, Тургенева и Достоевского, чтобы освежить в памяти «язвительнейший анализ человеческой инерции, когда-либо выраженной словами». Достаточно было прочитать Горького, считал Адамс.
Раса, полагал Адамс, дала России не только будущее, но и ее прошлое, которого у Америки по-настоящему не было. Ибо зачем же еще потомку американских пуритан и наследнику американской революции искать своих предков в древней Нормандии? Чтобы отыскать их там, и совершил Адамс свое воображаемое путешествие в средневековье в книге «Шартр».
Читатели Адамса не могут не поражаться остроте его исторического пророчества относительно России и Америки как двух великих держав будущего. Однако деловитость Америки вызывала чувство беспокойства у Адамса: «Непреодолимость русской инерции означала провал идеи американского лидерства».
Примечательно суждение о будущем России, появившееся, очевидно, под впечатлением первой русской революции, во время которой создавалось «Воспитание»: «Весьма вероятно, что именно в России внезапно появится самая блестящая плеяда личностей, ведущих человечество к добру на всех предопределенных для этого этапах». И далее: «Эта инертная масса представляла три четверти рода человеческого, не говоря уже обо всем прочем, и, вполне возможно, именно ее размеренное движение вперед, а не стремительное, лихорадочно-неустойчивое в своем ускорении движение Америки было истинным движением к будущему».
В письмах о России Адамс высказывался еще более откровенно: «Россия это великая новая стихия, которая за последние полтора века вызвала все главные перемены в мире». Или в другом письме: «В грядущем будут две великие державы, и Америка достигнет этого первой. Но когда-нибудь, лет через сто, Россия поглотит даже ее. Но это уже не при моей жизни».
Россия, по признанию Адамса, произвела на него столь большое впечатление, что стала «самым крепким орешком из всех, какие он пытался раскусить». Следуя традиции европейских историков, Адамс вместе с тем говорит о «русской загадке», «русском наступлении», «русском вале», «русском натиске». Здесь уже ощущается предвестие тех трактовок России, которые получили распространение в Америке после смерти Адамса.
Последним главам «Воспитания» присуща умозрительность, когда бескрайняя любознательность автора («ум Адамса никогда не бывает в покое») сочетается подчас с дилетантизмом в науке. И наряду с этим Адамс одним из первых обосновал закон ускорения развития науки и техники как общую закономерность развития человечества. Книга Генри Адамса стала неотъемлемой частью литературы и культуры США не только благодаря своим литературным достоинствам. Она выразила сокровенные мысли и стремления американцев на пороге XX столетия, их веру в способность народа преодолеть стоящие на пути препятствия, верность идеалам демократии, как ее понимали лучшие умы Америки.
Вместе с тем книга Адамса учила личной ответственности за происходящее. В благоденствующей Америке нашего времени это напоминание об ответственности звучит особенно своевременно. У. Фолкнер, перечисляя великих американцев, посвятивших жизнь служению народу, истине и демократии, в своем «Обращении», произнесенном в 1952 году в Делта-колледже, упомянул имя прадеда Генри Адамса: «Я отказываюсь верить, что единственными наследниками Буна и Франклина, Джорджа и Букера Т. Вашингтонов, Линкольна и Джефферсона, Адамса и Джона, Генри, Пола Баньяна и Джонни Яблочное Зерно, Ли и Крокетта, Хейл и Элен Келлер являются люди, чьи имена мелькают сегодня на страницах газет среди сообщений о норковых шубах, нефтяных танкерах и федеральных исках по поводу коррупции в государственных учреждениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173