Не прекращать же из-за распутицы боевую работу!
- Ишь, какие азартные стали! Что значит гвардейцы!
- А как же! В грязь лицом не ударим, хотя грязищи здесь по колено, засмеялась Дуся. - Ну, пока, до вечера, я спешу на вылет. Рая, моя постель в левом углу на нарах. Можешь на ней отдохнуть.
Мы с Катей изрядно проголодались и решили зайти в столовую. В мисках подали какую-то жидкую кашу.
- Что это? - спрашиваем.
- Кукуруза.
- А еще что-нибудь есть?
- Ничего. Третий день кормим одной кукурузой. Дороги развезло, подвоза продуктов нет.
- Вообще-то есть можно, только бы подсолить немного, - попробовав, сказала Катя.
- Соли тоже нет.
В эскадрилье нас встретили шумными возгласами, шутками по поводу моего сотрясения мозга. Мы критическим взглядом обвели жилище. На нарах вместо матрацев лежали сухие кукурузные листья.
- Везде кукуруза, - вздохнула Катя.
- Да, она из "вещи в себе" превратилась в "вещь для всех", - пошутила штурман Полина Гельман, бывшая студентка истфака МГУ, вспомнив кантовскую теорию непознаваемости мира.
- Вам тоже придется познать эту хлебную культуру, - улыбаясь, проговорила Наташа Меклин, затягивая на себе потуже ремень.
- Мы уже познали. Только что из столовой. Перед вечером, еще задолго до наступления темноты, все боевые экипажи вышли на аэродром. Нужно было вытащить самолеты со стоянок на старт - дело далеко не легкое. Шасси глубоко увязали в липком черноземе. Вязли, конечно, и ноги в кирзовых сапогах. В мирное время никому бы и в голову не пришло летать с такой грязищи, но шла война, и нам нужно было летать.
Наш самолет безнадежно застрял на полпути. Мы с техником Лелей Евполовой стоим и вытираем пот со лба. Катя сидит в кабине, смотрит по сторонам: кого бы пригласить на помощь?'
- Эй, дяденька, подсоби.
"Дяденька", боец из БАО, молча подходит.
- Становись под крыло! - командует летчица. Я лезу под другое крыло, Евполова идет к хвосту.
- Взяли, дружно! Эй, ухнем!..
Катя дает полный газ, я упираюсь руками в колени, а спиной подпираю крыло. Напрягаясь изо всех сил, стараюсь помочь самолету вытащить колеса из грязи. Леля держит хвост, чтобы самолет не скапотировал.
Мы ползли до старта не меньше полчаса. Авиация - это не только полеты в небе, но и труд на земле.
А в воздухе у меня начались новые неприятности. Температура ночью резко понизилась, и ноги, насквозь промокшие, начали мерзнуть. Стараясь разогреть их, я энергично притопывала по полу кабины.
- Чего ты там топаешь? - сердито спрашивает Катя.
- Греюсь. Ноги окоченели. Портянки смерзлись.
- Сочувствую, - уже другим тоном говорит летчица. Наша цель - переправа у хутора "Красный Октябрь" - затерялась среди бескрайних полей Кубани. Ориентироваться было очень сложно. Местами еще лежал снег, местами блестела талая вода, которую можно было легко принять за один из многочисленных притоков Кубани. Земля выглядела пестрой, как лоскутное одеяло.
Далеко впереди вспыхнула светлая точка - это кто-то из наших экипажей уже подвесил САБ над целью.
- Видишь, Катя, вон наши девчонки начали работать.
Мы зашли на цель по всем правилам бомбометания. Вдруг буквально перед самым нашим носом пронесся самолет, и тут же на переправе вспыхнул взрыв бомбы. Через секунду и наши бомбы легли рядом. Не успели мы отойти от цели, как там рванули еще две.
- Вот лупят! - восхищенно воскликнула я. - Прямо без передышки!
- По-гвардейски!
Зенитки открыли торопливый, нервный огонь. Они били наугад, так как в это время над целью одновременно находилось не меньше четырех самолетов и врагу трудно было по звуку определить точное направление: жужжало кругом.
Всю ночь ухали бомбы на переправе. К утру она перестала существовать.
В Джерелиевской полк простоял недолго. Наши войска упорно теснили оккупантов с кубанской земли, и в начале марта мы перелетели в Пашковскую, под Краснодар.
Как-то, возвращаясь ранним утром с полетов, командир полка шла вместе с летчицами по станице.
- Здравствуйте, Евдокия Давыдовна! - с глубоким уважением произнесла встречная пожилая женщина, поравнявшись с Бершанской. - С благополучным возвращением вас!
- Здравствуйте, дорогая Мария Петровна! - приветливо поздоровалась командир полка. - Как видите, я не одна вернулась.
- Слышали мы, слышали о вас, - внимательно рассматривая летчиц, сказала женщина.
И неожиданно вдруг добавила тихо, с легким поклоном:
- Спасибо, родные!
Мы были тронуты словами этой женщины. И одновременно горды нашим командиром полка. Все в полку знали, что Евдокия Давыдовна Бершанская до войны жила здесь, в Пашковской, была членом Пашковского райисполкома и депутатом Краснодарского городского Совета. Отлично работала командиром звена авиаотряда ГВФ. Была награждена орденом "Знак Почета". И вот теперь депутат Бершанская вернулась в родной край вместе с армией-освободительницей.
Вскоре и Пашковская оказалась слишком далеко от линии фронта. Мы начали работать с "подскока" - площадки, расположенной в сорока километрах к западу от Краснодара, около станицы Ивановской.
Возвращаясь на рассвете на базу, мы шли завтракать, а потом спать. Спустя полчаса приходили в столовую летчики-истребители. Их рабочий день только начинался. Но вскоре мы заметили, что парни стали приходить на завтрак слишком рано, вместе с нами. Сначала мы недоумевали, потом решили, что они хотят познакомиться с нами. Но оказалось, причина была не только в этом.
Как известно, на фронте летчикам после напряженных боевых вылетов давали по сто граммов водки. Нам тоже давали, правда, не водку, а сухое столовое вино. Мы пили его, чтобы покрепче уснуть часа на три-четыре и не слышать всех неизбежных аэродромных шумов.
Однажды, придя в столовую, мы увидели, что в стаканах вместо вина налита бурая, резко пахнущая жидкость.
- Фу, какая гадость! - понюхав и лизнув языком, сказала одна из летчиц.
Девушки осторожно подносили к губам стаканы в, убеждаясь, что это действительно гадость, с отвращением отставляли.
- Что это такое?
- Коньяк, - ответила официантка. О коньяке мы знали только понаслышке. Пришел повар и объяснил, извиняясь, что на складе ничего другого сейчас нет.
Когда мы встали из-за стола, коньяк остался нетронутым.
Эта новость быстро облетела всех летчиков-истребителей. На другое утро они пришли завтракать как раз тогда, когда мы допивали чай. Коньяк, конечно, опять стоял нетронутым. Истребители быстро его "реализовали" и потом с аппетитом поели. Но недолго они "кормились" возле нас. Слух об этом дошел до начальства, и поступила команда:
"Коньяк летчицам не выдавать!" Парней очень огорчило такое распоряжение.
Нас с Пискаревой считали в полку "везучим" экипажем. Даже из самых сложных переплетов мы выходили невредимыми и с небольшим числом пробоин в самолете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
- Ишь, какие азартные стали! Что значит гвардейцы!
- А как же! В грязь лицом не ударим, хотя грязищи здесь по колено, засмеялась Дуся. - Ну, пока, до вечера, я спешу на вылет. Рая, моя постель в левом углу на нарах. Можешь на ней отдохнуть.
Мы с Катей изрядно проголодались и решили зайти в столовую. В мисках подали какую-то жидкую кашу.
- Что это? - спрашиваем.
- Кукуруза.
- А еще что-нибудь есть?
- Ничего. Третий день кормим одной кукурузой. Дороги развезло, подвоза продуктов нет.
- Вообще-то есть можно, только бы подсолить немного, - попробовав, сказала Катя.
- Соли тоже нет.
В эскадрилье нас встретили шумными возгласами, шутками по поводу моего сотрясения мозга. Мы критическим взглядом обвели жилище. На нарах вместо матрацев лежали сухие кукурузные листья.
- Везде кукуруза, - вздохнула Катя.
- Да, она из "вещи в себе" превратилась в "вещь для всех", - пошутила штурман Полина Гельман, бывшая студентка истфака МГУ, вспомнив кантовскую теорию непознаваемости мира.
- Вам тоже придется познать эту хлебную культуру, - улыбаясь, проговорила Наташа Меклин, затягивая на себе потуже ремень.
- Мы уже познали. Только что из столовой. Перед вечером, еще задолго до наступления темноты, все боевые экипажи вышли на аэродром. Нужно было вытащить самолеты со стоянок на старт - дело далеко не легкое. Шасси глубоко увязали в липком черноземе. Вязли, конечно, и ноги в кирзовых сапогах. В мирное время никому бы и в голову не пришло летать с такой грязищи, но шла война, и нам нужно было летать.
Наш самолет безнадежно застрял на полпути. Мы с техником Лелей Евполовой стоим и вытираем пот со лба. Катя сидит в кабине, смотрит по сторонам: кого бы пригласить на помощь?'
- Эй, дяденька, подсоби.
"Дяденька", боец из БАО, молча подходит.
- Становись под крыло! - командует летчица. Я лезу под другое крыло, Евполова идет к хвосту.
- Взяли, дружно! Эй, ухнем!..
Катя дает полный газ, я упираюсь руками в колени, а спиной подпираю крыло. Напрягаясь изо всех сил, стараюсь помочь самолету вытащить колеса из грязи. Леля держит хвост, чтобы самолет не скапотировал.
Мы ползли до старта не меньше полчаса. Авиация - это не только полеты в небе, но и труд на земле.
А в воздухе у меня начались новые неприятности. Температура ночью резко понизилась, и ноги, насквозь промокшие, начали мерзнуть. Стараясь разогреть их, я энергично притопывала по полу кабины.
- Чего ты там топаешь? - сердито спрашивает Катя.
- Греюсь. Ноги окоченели. Портянки смерзлись.
- Сочувствую, - уже другим тоном говорит летчица. Наша цель - переправа у хутора "Красный Октябрь" - затерялась среди бескрайних полей Кубани. Ориентироваться было очень сложно. Местами еще лежал снег, местами блестела талая вода, которую можно было легко принять за один из многочисленных притоков Кубани. Земля выглядела пестрой, как лоскутное одеяло.
Далеко впереди вспыхнула светлая точка - это кто-то из наших экипажей уже подвесил САБ над целью.
- Видишь, Катя, вон наши девчонки начали работать.
Мы зашли на цель по всем правилам бомбометания. Вдруг буквально перед самым нашим носом пронесся самолет, и тут же на переправе вспыхнул взрыв бомбы. Через секунду и наши бомбы легли рядом. Не успели мы отойти от цели, как там рванули еще две.
- Вот лупят! - восхищенно воскликнула я. - Прямо без передышки!
- По-гвардейски!
Зенитки открыли торопливый, нервный огонь. Они били наугад, так как в это время над целью одновременно находилось не меньше четырех самолетов и врагу трудно было по звуку определить точное направление: жужжало кругом.
Всю ночь ухали бомбы на переправе. К утру она перестала существовать.
В Джерелиевской полк простоял недолго. Наши войска упорно теснили оккупантов с кубанской земли, и в начале марта мы перелетели в Пашковскую, под Краснодар.
Как-то, возвращаясь ранним утром с полетов, командир полка шла вместе с летчицами по станице.
- Здравствуйте, Евдокия Давыдовна! - с глубоким уважением произнесла встречная пожилая женщина, поравнявшись с Бершанской. - С благополучным возвращением вас!
- Здравствуйте, дорогая Мария Петровна! - приветливо поздоровалась командир полка. - Как видите, я не одна вернулась.
- Слышали мы, слышали о вас, - внимательно рассматривая летчиц, сказала женщина.
И неожиданно вдруг добавила тихо, с легким поклоном:
- Спасибо, родные!
Мы были тронуты словами этой женщины. И одновременно горды нашим командиром полка. Все в полку знали, что Евдокия Давыдовна Бершанская до войны жила здесь, в Пашковской, была членом Пашковского райисполкома и депутатом Краснодарского городского Совета. Отлично работала командиром звена авиаотряда ГВФ. Была награждена орденом "Знак Почета". И вот теперь депутат Бершанская вернулась в родной край вместе с армией-освободительницей.
Вскоре и Пашковская оказалась слишком далеко от линии фронта. Мы начали работать с "подскока" - площадки, расположенной в сорока километрах к западу от Краснодара, около станицы Ивановской.
Возвращаясь на рассвете на базу, мы шли завтракать, а потом спать. Спустя полчаса приходили в столовую летчики-истребители. Их рабочий день только начинался. Но вскоре мы заметили, что парни стали приходить на завтрак слишком рано, вместе с нами. Сначала мы недоумевали, потом решили, что они хотят познакомиться с нами. Но оказалось, причина была не только в этом.
Как известно, на фронте летчикам после напряженных боевых вылетов давали по сто граммов водки. Нам тоже давали, правда, не водку, а сухое столовое вино. Мы пили его, чтобы покрепче уснуть часа на три-четыре и не слышать всех неизбежных аэродромных шумов.
Однажды, придя в столовую, мы увидели, что в стаканах вместо вина налита бурая, резко пахнущая жидкость.
- Фу, какая гадость! - понюхав и лизнув языком, сказала одна из летчиц.
Девушки осторожно подносили к губам стаканы в, убеждаясь, что это действительно гадость, с отвращением отставляли.
- Что это такое?
- Коньяк, - ответила официантка. О коньяке мы знали только понаслышке. Пришел повар и объяснил, извиняясь, что на складе ничего другого сейчас нет.
Когда мы встали из-за стола, коньяк остался нетронутым.
Эта новость быстро облетела всех летчиков-истребителей. На другое утро они пришли завтракать как раз тогда, когда мы допивали чай. Коньяк, конечно, опять стоял нетронутым. Истребители быстро его "реализовали" и потом с аппетитом поели. Но недолго они "кормились" возле нас. Слух об этом дошел до начальства, и поступила команда:
"Коньяк летчицам не выдавать!" Парней очень огорчило такое распоряжение.
Нас с Пискаревой считали в полку "везучим" экипажем. Даже из самых сложных переплетов мы выходили невредимыми и с небольшим числом пробоин в самолете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81