Оно произвело на всех крайне тяжелое впечатление. Всем казалось, что настал конец всему и что дальнейшее сопротивление большевикам бесполезно...
За неделю до смерти генерала Каледина моя семья переехала в Ростов и устроилась в квартире французского консула, который в это время был в отъезде. Я проводил почти все время в штабе, приходя домой только обедать и ночевать. На другой день после кончины А. М. я вечером ушел в штаб. Едва подошел к письменному столу в кабинете и зажег электричество, как из-за ширмы, где стояла кровать (ввиду массы работы мне приходилось иногда ночевать в штабе), поднялась какая-то темная фигура и двинулась ко мне. Это было так неожиданно, что я сразу даже не узнал, кто это был. Оказалось, что в мое отсутствие приехал из Новочеркасска брат Митрофан Петрович и, не желая беспокоить меня на квартире, поджидал меня в штабе.
Брат сильно изменился: похудел и как-то осунулся. Настроение духа у него было крайне удрученное. Он рассказал мне некоторые подробности смерти Каледина. Она произвела на него такое потрясающее впечатление, что он не в силах был оставаться во дворце и в Новочеркасске и уехал с женой в Ростов. Бедный брат чувствовал себя совершенно выбитым из колеи и положительно не находил себе места. В Новочеркасске ему делать уже было нечего. События развивались быстрым ходом. Вновь избранный атаман, генерал Назаров, уже не в силах был поднять упавший дух казаков и заставить их бороться против большевиков. Начиналась агония Дона: уже не за горами было полное водворение красной власти... Вскоре брат уехал с женой в Сальские степи, где у него было много друзей среди калмыков. Здесь он надеялся успокоиться и быть в безопасности, так как искренно верил, что калмыки его не выдадут, укроют.
Я не буду рассказывать здесь подробности дальнейшей судьбы бедного брата... О его последних днях уже есть подробные рассказы очевидцев свидетелей его трагедии.
Мысль об уходе Добровольческой армии из Ростова ввиду больших потерь и слабой надежды удержаться в нем обсуждалась в ее штабе и раньше, вскоре после смерти атамана Каледина. Но пока кое-какая надежда на успех все еще теплилась, уходить не решались. Да и легко ли было сделать это? Оставить на муки и смерть своих многочисленных раненых, которых не было сил вывезти, бросить на грабеж и истязание несчастное население большого города, надеявшееся на защиту армии? Уходить зимой, полуодетыми, без запасов и перевозочных средств, куда-то в степи, без определенной цели и плана - все это было слишком тяжело для генералов Алексеева и Корнилова!..
Но железная необходимость заставила решиться. Выбора не было: или погибнуть всем в неравном, жестоком бою с разъяренными, озлобленными упорным сопротивлением большевиками, или попытаться спасти хоть горсть людей, сохранить великую идею. Решили уходить. Двигаться через Батайск, занятый большевиками, было невозможно. Оставался единственный путь - на Аксайскую станицу и далее на Ольгинскую, переправившись по льду через Дон.
Получив известие о намерении добровольцев покинуть Ростов, я со своим штабом решил присоединиться к ним. Другого выхода не было. К этому времени в моем распоряжении был только десяток офицеров штаба и несколько солдат. Оставаться в Ростове - значило сознательно и совершенно бесполезно идти на смерть.
Часть вторая.
Первый Кубанский поход
("Ледяной поход")
...Мы уходим в степи. Можем вернуться только, если будет милость Божья. Но нужно зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы.
Из письма М. В. Алексеева
Глава I.
Выступление из Ростова. Станица Аксайская. Переход в станицу Ольгинскую. Реорганизация Добровольческой армии. Отношение к ней казаков. Приезд в Ольгинскую походного атамана генерала Попова. Решение двигаться на зимовники. Общее настроение донского казачества
Потеряв всякую надежду отстоять Ростов от большевиков, генерал Корнилов решил уйти из него с остатками Добровольческой армии.
Узнав об этом в день его выхода, я приказал своему штабу приготовиться к выступлению вместе с добровольцами.
Под вечер 9 февраля, уничтожив все канцелярские дела и погрузив кое-какие вещи на два штабных автомобиля, мы двинулись по Садовой улице к Нахичевани. Третий автомобиль оказался за час до выступления испорченным его шофером, скрывшимся в городе. Был тихий зимний вечер. Накануне выпал снег. Пустынны и мрачны были ростовские неосвещенные улицы. Вдали, на Темернике и в районе вокзала, слышны были редкие ружейные выстрелы.
Наскоро попрощавшись по пути с семьей, приютившейся на окраине Ростова, почти без надежды когда-нибудь увидеть ее, я снова сел в автомобиль и догнал колонну добровольцев у выхода из города по пути на станицу Аксайскую.
Здесь случилась первая неудача: мой автомобиль, попав в глубокий снег (дорога за городом еще не была накатана), остановился и, несмотря на отчаянные усилия шофера, дальше не пошел. Пришлось его бросить, испортив двигатель. Нагрузившись небольшим багажом и карабинами, мы пошли пешком. Я догнал Корнилова, шедшего во главе колонны, и пошел с ним рядом.
Невесело было на душе... Еще не улеглись тяжелые впечатления прощания с бедной, беззащитной семьей, которую я не мог взять с собой; полная неизвестность, что ждет нас впереди, кровавые неудачи недавних дней, тяжкие потери, гибель атамана Каледина, неясное для нас настроение донцов - все это тяжелым камнем лежало на сердце... Мрачно молчали мои спутники, погруженные в свои печальные думы.
Не доходя двух-трех верст до Аксайской станицы, колонна остановилась: от высланного вперед квартирьера получено было донесение, что аксайцы, по-видимому, опасаясь мести большевиков, не желают давать нам ночлега в своей станице. По приказанию генерала Корнилова туда поехали генералы Деникин и Романовский, которые после двухчасовых утомительных разговоров со станичным атаманом и сбором добились согласия казаков на ночлег, но с тем условием, чтобы добровольцы утром ушли дальше, не ведя боя у станицы в случае наступления большевиков.
Кое-как, вповалку, на холодном полу, провели мы тревожную первую ночь похода, ожидая возможности наступления красных, и рано утром двинулись дальше на станицу Ольгинскую.
Переправа через Дон прошла благополучно, хотя лед уже трещал. Перетащили и нашу артиллерию, две пушки поставили на всякий случай на позицию на другом берегу, пока не перешел весь отряд. К вечеру 10 февраля вся Добровольческая армия стянулась в станицу Ольгинскую, где и расположилась довольно широко на ночлег, оставив в тылу небольшие сторожевые части.
Там уже находился с своим отрядом генерал Марков, прибывший туда левым берегом Дона из Батайска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
За неделю до смерти генерала Каледина моя семья переехала в Ростов и устроилась в квартире французского консула, который в это время был в отъезде. Я проводил почти все время в штабе, приходя домой только обедать и ночевать. На другой день после кончины А. М. я вечером ушел в штаб. Едва подошел к письменному столу в кабинете и зажег электричество, как из-за ширмы, где стояла кровать (ввиду массы работы мне приходилось иногда ночевать в штабе), поднялась какая-то темная фигура и двинулась ко мне. Это было так неожиданно, что я сразу даже не узнал, кто это был. Оказалось, что в мое отсутствие приехал из Новочеркасска брат Митрофан Петрович и, не желая беспокоить меня на квартире, поджидал меня в штабе.
Брат сильно изменился: похудел и как-то осунулся. Настроение духа у него было крайне удрученное. Он рассказал мне некоторые подробности смерти Каледина. Она произвела на него такое потрясающее впечатление, что он не в силах был оставаться во дворце и в Новочеркасске и уехал с женой в Ростов. Бедный брат чувствовал себя совершенно выбитым из колеи и положительно не находил себе места. В Новочеркасске ему делать уже было нечего. События развивались быстрым ходом. Вновь избранный атаман, генерал Назаров, уже не в силах был поднять упавший дух казаков и заставить их бороться против большевиков. Начиналась агония Дона: уже не за горами было полное водворение красной власти... Вскоре брат уехал с женой в Сальские степи, где у него было много друзей среди калмыков. Здесь он надеялся успокоиться и быть в безопасности, так как искренно верил, что калмыки его не выдадут, укроют.
Я не буду рассказывать здесь подробности дальнейшей судьбы бедного брата... О его последних днях уже есть подробные рассказы очевидцев свидетелей его трагедии.
Мысль об уходе Добровольческой армии из Ростова ввиду больших потерь и слабой надежды удержаться в нем обсуждалась в ее штабе и раньше, вскоре после смерти атамана Каледина. Но пока кое-какая надежда на успех все еще теплилась, уходить не решались. Да и легко ли было сделать это? Оставить на муки и смерть своих многочисленных раненых, которых не было сил вывезти, бросить на грабеж и истязание несчастное население большого города, надеявшееся на защиту армии? Уходить зимой, полуодетыми, без запасов и перевозочных средств, куда-то в степи, без определенной цели и плана - все это было слишком тяжело для генералов Алексеева и Корнилова!..
Но железная необходимость заставила решиться. Выбора не было: или погибнуть всем в неравном, жестоком бою с разъяренными, озлобленными упорным сопротивлением большевиками, или попытаться спасти хоть горсть людей, сохранить великую идею. Решили уходить. Двигаться через Батайск, занятый большевиками, было невозможно. Оставался единственный путь - на Аксайскую станицу и далее на Ольгинскую, переправившись по льду через Дон.
Получив известие о намерении добровольцев покинуть Ростов, я со своим штабом решил присоединиться к ним. Другого выхода не было. К этому времени в моем распоряжении был только десяток офицеров штаба и несколько солдат. Оставаться в Ростове - значило сознательно и совершенно бесполезно идти на смерть.
Часть вторая.
Первый Кубанский поход
("Ледяной поход")
...Мы уходим в степи. Можем вернуться только, если будет милость Божья. Но нужно зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы.
Из письма М. В. Алексеева
Глава I.
Выступление из Ростова. Станица Аксайская. Переход в станицу Ольгинскую. Реорганизация Добровольческой армии. Отношение к ней казаков. Приезд в Ольгинскую походного атамана генерала Попова. Решение двигаться на зимовники. Общее настроение донского казачества
Потеряв всякую надежду отстоять Ростов от большевиков, генерал Корнилов решил уйти из него с остатками Добровольческой армии.
Узнав об этом в день его выхода, я приказал своему штабу приготовиться к выступлению вместе с добровольцами.
Под вечер 9 февраля, уничтожив все канцелярские дела и погрузив кое-какие вещи на два штабных автомобиля, мы двинулись по Садовой улице к Нахичевани. Третий автомобиль оказался за час до выступления испорченным его шофером, скрывшимся в городе. Был тихий зимний вечер. Накануне выпал снег. Пустынны и мрачны были ростовские неосвещенные улицы. Вдали, на Темернике и в районе вокзала, слышны были редкие ружейные выстрелы.
Наскоро попрощавшись по пути с семьей, приютившейся на окраине Ростова, почти без надежды когда-нибудь увидеть ее, я снова сел в автомобиль и догнал колонну добровольцев у выхода из города по пути на станицу Аксайскую.
Здесь случилась первая неудача: мой автомобиль, попав в глубокий снег (дорога за городом еще не была накатана), остановился и, несмотря на отчаянные усилия шофера, дальше не пошел. Пришлось его бросить, испортив двигатель. Нагрузившись небольшим багажом и карабинами, мы пошли пешком. Я догнал Корнилова, шедшего во главе колонны, и пошел с ним рядом.
Невесело было на душе... Еще не улеглись тяжелые впечатления прощания с бедной, беззащитной семьей, которую я не мог взять с собой; полная неизвестность, что ждет нас впереди, кровавые неудачи недавних дней, тяжкие потери, гибель атамана Каледина, неясное для нас настроение донцов - все это тяжелым камнем лежало на сердце... Мрачно молчали мои спутники, погруженные в свои печальные думы.
Не доходя двух-трех верст до Аксайской станицы, колонна остановилась: от высланного вперед квартирьера получено было донесение, что аксайцы, по-видимому, опасаясь мести большевиков, не желают давать нам ночлега в своей станице. По приказанию генерала Корнилова туда поехали генералы Деникин и Романовский, которые после двухчасовых утомительных разговоров со станичным атаманом и сбором добились согласия казаков на ночлег, но с тем условием, чтобы добровольцы утром ушли дальше, не ведя боя у станицы в случае наступления большевиков.
Кое-как, вповалку, на холодном полу, провели мы тревожную первую ночь похода, ожидая возможности наступления красных, и рано утром двинулись дальше на станицу Ольгинскую.
Переправа через Дон прошла благополучно, хотя лед уже трещал. Перетащили и нашу артиллерию, две пушки поставили на всякий случай на позицию на другом берегу, пока не перешел весь отряд. К вечеру 10 февраля вся Добровольческая армия стянулась в станицу Ольгинскую, где и расположилась довольно широко на ночлег, оставив в тылу небольшие сторожевые части.
Там уже находился с своим отрядом генерал Марков, прибывший туда левым берегом Дона из Батайска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33