Однако администрация Никсона отклонила запрос Леннона о выдаче ему въездной визы - это оказалось первым его поражением в затяжной войне с американскими властями, которая продолжалась вплоть до 1975 года. Тогда Джон и Йоко объявили о своем намерении провести «постельную забастовку» в Советском Союзе. «Легче попасть в Россию, чем в Соединенные Штаты!» - уверял тогда Джон. Однако для проведения второй «постельной забастовки» они остановили выбор на Монреале - поближе к американской прессе. Они прибыли туда в мае и дали более шестидесяти радиоинтервью.
В предшествовавшие событию недели студенты Гарвардского университета объявили забастовку в знак протеста против «соучастия университета» в войне, а в Беркли молодежь, нарушив право неприкосновенности частных владений, устроила на принадлежащем Калифорнийскому университету городском пустыре «народный парк». Во время монреальской «забастовки» Джона и Йоко руководство Калифорнийского университета потребовало от местной полиции очистить территорию парка. Восемьсот полицейских двинулись в наступление на пятитысячную толпу демонстрантов. В результате столкновения один студент был убит и более ста ранено. После этого инцидента двадцать тысяч человек провели марш протеста против жестокости полиции и в защиту парка.
Джон внимательно следил за развернувшимися событиями и в день беспорядков дважды выходил на связь с радиостанцией «Кей-пи-эф-эй» в Беркли. В телефонных интервью, которые транслировались по радио, он высказался в поддержку демонстрантов в «народном парке», но просил их воздержаться от стычек с полицией. «Я не думаю, что этот парк стоит хоть одной вашей жизни. Вы можете добиться большего, если двинетесь в другой город или сюда, в Канаду».
Ведущий радиопередачи засомневался, вполне ли серьезно Джон это говорит: «А что же прикажете делать с теми двадцатью тысячами, которые находятся здесь? Вы что, попросите их перейти в другое место или устроить поп-фестиваль?» - «Лучше уж фестиваль, приятель, - ответил Джон. - Пойте «Харе Кришну» или еще что-нибудь. Но не давайте свиньям повода озлобиться, не поддавайтесь на их провокации, не играйте в их игры! Я знаю, это трудно. Господи, да вы и сами знаете, как это нелегко, но ведь в этом мире нет ничего простого, лучше пусть будет трудно, чем вообще ничего не будет». - «А что же нам делать с полицией?» - «Уговорите их как-нибудь, успокойте. Вы же можете это сделать! Мы это можем сделать - вместе!»
После первой кровавой стычки между полицией и студентами Джон заявил: «Студентов облапошили! Это как в школьной игре: тебя задирают - ты отвечаешь и бьешь первым. И тогда тебя просто убивают - как в Беркли. Истэблишмент - это псевдоним всемирного зла. Этому чудовищу на все наплевать - у этих сволочей ведь крыша поехала! А нам дорога жизнь. Разрушение - это властям по нраву… А студентов просто облапошили - внушили им, будто они могут добиться чего-то насилием, а ведь это невозможно - ведь тогда мы сами становимся такими же уродами, как они!»
Призыв Джона к демонстрантам избегать столкновения с полицией расходился с теорией и практикой ненасильственного сопротивления, как его понимали Ганди, Мартин Лютер Кинг и участники первых акций протеста борцов за гражданские права. Сторонники ненасильственных действий, хотя и отказывались сами от применения насилия, делали ставку на политику конфронтации с властями, прямо провоцируя репрессивные институты власти на физическую расправу с ними. «Прямое действие против несправедливости» нередко оказывалось политически необходимым, когда все прочие аргументы были использованы. «Мы не подчинимся неправедным законам и не будем поддерживать неправедные порядки, - часто повторял Мартин Лютер Кинг. - Вашей физической мощи мы противопоставим мощь наших душ». В этом и состояла суть доктрины ненасилия. Джон же уверял, что поддерживает ненасилие, однако в 1968 году он вряд ли понимал до конца, что это такое…
Однако в последующие дни Джон, похоже, изменил свои взгляды на политику конфронтации. Монреальский репортер спросил его, осуждает ли он студенческие беспорядки и захват административных зданий в университетах. «Я не имею ничего против сидячих забастовок, - заявил Джон, - но я не понимаю, зачем разрушать захваченные здания». - «Вы осуждаете методы студенческого протеста в Гарварде и Беркли?» - «Мы ничего не осуждаем. Мы только говорим: «Почему бы вам не придумать что-то иное?»
Наиболее вызывающая акция во время «постельной забастовки» Джона и Йоко в Монреале произошла в день, когда они пригласили к себе в гостиницу американского дезертира, который привел свою жену с шестимесячным ребенком. Он был членом комитета американских дезертиров - один из пятидесяти, кому в Канаде было предоставлено политическое убежище. Свое решение дезертировать бывший американский солдат объяснил так: «Нам приказали убивать…» - «Я вас поддерживаю, - сказал Джон. - Мы можем изменить систему единственным способом - ненасильственным. Как учил Ганди».
…Однажды у постели Джона и Йоко оказался очень недоброжелательный собеседник - карикатурист Эл Кэпп, автор серии комиксов о Малютке Эбнере. Он выражал взгляды тех кругов американской общественности, которые поддерживали войну во Вьетнаме и ненавидели контркультуру. Он начал свое интервью так:
– Вы вот можете сказать: «Давайте будем относиться к Гитлеру с любовью…»
Разумеется, Джон этого никогда не говорил, но Йоко приняла вызов:
– Любить Гитлера - вовсе не означает потворствовать ему в его делах.
– И как бы вы смогли ему противостоять? - поинтересовался Кэпп.
– Если бы во времена Гитлера я была еврейской девушкой, - ответила Йоко, - я бы познакомилась с ним и стала бы его любовницей. Провела бы с ним десять ночей в постели, и он бы меня понял. В нашем мире людям надо больше общаться. А занятия любовью - отличный способ общения.
Это было ужасное заявление.
– Почему же эта мысль не пришла в голову еврейским девушкам? - спросил Кэпп и продолжил с нескрываемым гневом: - Они ведь были вовсе не идиотки, так почему же они до такого не додумались? Ведь если бы молоденькой еврейке удалось залезть в койку к Гитлеру, можно было бы спасти от газовых камер шесть миллионов евреев и еще тридцать миллионов от гибели. Где же вы были раньше, почему же вы не надоумили нас? А по-моему, то, что вы сейчас сказали, - это просто глупость.
– Что же тут такого глупого? - смиренно спросил Джон.
– А то, что еврейкам в то время никто подобного не предлагал, - уже почти кричал Кэпп. - Их с четырнадцатилетнего возраста заставляли быть проститутками и обслуживать штурмовиков. Вы что, истории не знаете?
– А как вы думаете, чем занимаются американские солдаты во Вьетнаме?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
В предшествовавшие событию недели студенты Гарвардского университета объявили забастовку в знак протеста против «соучастия университета» в войне, а в Беркли молодежь, нарушив право неприкосновенности частных владений, устроила на принадлежащем Калифорнийскому университету городском пустыре «народный парк». Во время монреальской «забастовки» Джона и Йоко руководство Калифорнийского университета потребовало от местной полиции очистить территорию парка. Восемьсот полицейских двинулись в наступление на пятитысячную толпу демонстрантов. В результате столкновения один студент был убит и более ста ранено. После этого инцидента двадцать тысяч человек провели марш протеста против жестокости полиции и в защиту парка.
Джон внимательно следил за развернувшимися событиями и в день беспорядков дважды выходил на связь с радиостанцией «Кей-пи-эф-эй» в Беркли. В телефонных интервью, которые транслировались по радио, он высказался в поддержку демонстрантов в «народном парке», но просил их воздержаться от стычек с полицией. «Я не думаю, что этот парк стоит хоть одной вашей жизни. Вы можете добиться большего, если двинетесь в другой город или сюда, в Канаду».
Ведущий радиопередачи засомневался, вполне ли серьезно Джон это говорит: «А что же прикажете делать с теми двадцатью тысячами, которые находятся здесь? Вы что, попросите их перейти в другое место или устроить поп-фестиваль?» - «Лучше уж фестиваль, приятель, - ответил Джон. - Пойте «Харе Кришну» или еще что-нибудь. Но не давайте свиньям повода озлобиться, не поддавайтесь на их провокации, не играйте в их игры! Я знаю, это трудно. Господи, да вы и сами знаете, как это нелегко, но ведь в этом мире нет ничего простого, лучше пусть будет трудно, чем вообще ничего не будет». - «А что же нам делать с полицией?» - «Уговорите их как-нибудь, успокойте. Вы же можете это сделать! Мы это можем сделать - вместе!»
После первой кровавой стычки между полицией и студентами Джон заявил: «Студентов облапошили! Это как в школьной игре: тебя задирают - ты отвечаешь и бьешь первым. И тогда тебя просто убивают - как в Беркли. Истэблишмент - это псевдоним всемирного зла. Этому чудовищу на все наплевать - у этих сволочей ведь крыша поехала! А нам дорога жизнь. Разрушение - это властям по нраву… А студентов просто облапошили - внушили им, будто они могут добиться чего-то насилием, а ведь это невозможно - ведь тогда мы сами становимся такими же уродами, как они!»
Призыв Джона к демонстрантам избегать столкновения с полицией расходился с теорией и практикой ненасильственного сопротивления, как его понимали Ганди, Мартин Лютер Кинг и участники первых акций протеста борцов за гражданские права. Сторонники ненасильственных действий, хотя и отказывались сами от применения насилия, делали ставку на политику конфронтации с властями, прямо провоцируя репрессивные институты власти на физическую расправу с ними. «Прямое действие против несправедливости» нередко оказывалось политически необходимым, когда все прочие аргументы были использованы. «Мы не подчинимся неправедным законам и не будем поддерживать неправедные порядки, - часто повторял Мартин Лютер Кинг. - Вашей физической мощи мы противопоставим мощь наших душ». В этом и состояла суть доктрины ненасилия. Джон же уверял, что поддерживает ненасилие, однако в 1968 году он вряд ли понимал до конца, что это такое…
Однако в последующие дни Джон, похоже, изменил свои взгляды на политику конфронтации. Монреальский репортер спросил его, осуждает ли он студенческие беспорядки и захват административных зданий в университетах. «Я не имею ничего против сидячих забастовок, - заявил Джон, - но я не понимаю, зачем разрушать захваченные здания». - «Вы осуждаете методы студенческого протеста в Гарварде и Беркли?» - «Мы ничего не осуждаем. Мы только говорим: «Почему бы вам не придумать что-то иное?»
Наиболее вызывающая акция во время «постельной забастовки» Джона и Йоко в Монреале произошла в день, когда они пригласили к себе в гостиницу американского дезертира, который привел свою жену с шестимесячным ребенком. Он был членом комитета американских дезертиров - один из пятидесяти, кому в Канаде было предоставлено политическое убежище. Свое решение дезертировать бывший американский солдат объяснил так: «Нам приказали убивать…» - «Я вас поддерживаю, - сказал Джон. - Мы можем изменить систему единственным способом - ненасильственным. Как учил Ганди».
…Однажды у постели Джона и Йоко оказался очень недоброжелательный собеседник - карикатурист Эл Кэпп, автор серии комиксов о Малютке Эбнере. Он выражал взгляды тех кругов американской общественности, которые поддерживали войну во Вьетнаме и ненавидели контркультуру. Он начал свое интервью так:
– Вы вот можете сказать: «Давайте будем относиться к Гитлеру с любовью…»
Разумеется, Джон этого никогда не говорил, но Йоко приняла вызов:
– Любить Гитлера - вовсе не означает потворствовать ему в его делах.
– И как бы вы смогли ему противостоять? - поинтересовался Кэпп.
– Если бы во времена Гитлера я была еврейской девушкой, - ответила Йоко, - я бы познакомилась с ним и стала бы его любовницей. Провела бы с ним десять ночей в постели, и он бы меня понял. В нашем мире людям надо больше общаться. А занятия любовью - отличный способ общения.
Это было ужасное заявление.
– Почему же эта мысль не пришла в голову еврейским девушкам? - спросил Кэпп и продолжил с нескрываемым гневом: - Они ведь были вовсе не идиотки, так почему же они до такого не додумались? Ведь если бы молоденькой еврейке удалось залезть в койку к Гитлеру, можно было бы спасти от газовых камер шесть миллионов евреев и еще тридцать миллионов от гибели. Где же вы были раньше, почему же вы не надоумили нас? А по-моему, то, что вы сейчас сказали, - это просто глупость.
– Что же тут такого глупого? - смиренно спросил Джон.
– А то, что еврейкам в то время никто подобного не предлагал, - уже почти кричал Кэпп. - Их с четырнадцатилетнего возраста заставляли быть проститутками и обслуживать штурмовиков. Вы что, истории не знаете?
– А как вы думаете, чем занимаются американские солдаты во Вьетнаме?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103