Обосновавшись в Париже, русские разведчики могли более успешно действовать через нейтральные Швейцарию, Испанию и Голландию. Тем не менее в новый разведорган был выделен лишь "наблюдатель", полковник Д. А. Ознобишин. Только через год, в декабре 1916 года, было утверждено положение о русском отделении Межсоюзнического бюро. Основные пункты этого любопытного документа сводились к следующему: "1. Начальник отделения подчиняется непосредственно Генерал-квартирмейстеру штаба Главковерха (Генкварверху). 2. Начальник отделения Межсоюзнического бюро выполняет все обязанности по деятельности бюро во всех отношениях, предоставляя небезынтересные для России сведения и материалы, получаемые бюро, Генкварверху в обработанном виде, на русском языке. 3. Кроме упомянутых обязанностей, начальник этого отделения вместе с тем заведует отделениями во Франции, Италии, Швейцарии, Голландии и Испании для штабов нашей действующей армии, руководствуясь указаниями на данный предмет Генкварверха. 4. Штабы действующей армии, имеющие свои разведывательные организации и агентов в упомянутых государствах, по делам этих организаций и агентов сносятся с начальником упомянутого отделения непосредственно, причем шифр и условный адрес для этих сношений устанавливаются штабом Главковерха. 5. Начальник отделения при выполнении поручений штабов действующей армии сносится с этими штабами также непосредственно, запрашивая в необходимых случаях Генкварверха и донося ему периодически подробно обо всем, касающемся этой стороны своей деятельности. 6. Все сведения, получаемые начальником отделения как заведующим разведывательной агентурой, передаются по принадлежности через управление Генкварверха"*42.
Вот в таких обстоятельствах вел свою разведывательную деятельность П. А. Игнатьев, прибывший в Париж в декабре 1915 года в качестве руководителя агентурной разведки штаба Юго-Западного фронта. Именно этот период деятельности нашел определенное отражение в его мемуарных записках. Надо заметить, что П. А. Игнатьев почти ничего не пишет об эффективности добытых его службой разведывательных данных для ведения операций Юго-Западным фронтом.
С конца декабря 1916 года П. А. Игнатьев становится руководителем всей заграничной службы русской разведки и контрразведки. Для него теперь открылись широкие возможности налаживания агентурной работы русской Ставки по всей Западной Европе. Некоторые эпизоды деятельности его в этом качестве он рассказал в своих мемуарных записках, но многое, естественно, оказалось за кадром.
К весне 1917 года полковник П. А. Игнатьев создал целую разведывательную сеть, состоящую из следующих организаций: "Католической", "Масонской", "Римской", "Шевалье". Все это стоило, конечно, немалых денег. За первые пять месяцев организации ушло 273 363 франка. Ставке это не очень понравилось. Деятельность Игнатьева неоднократно проверяли. Так, например, по поручению генерал-квартирмейстера Ставки генерала М. С. Пустовойтенко в марте 1917 года работу П. А. Игнатьева ревизовал начальник Русской военной миссии при французском главнокомандовании генерал Ф. Ф. Палицын. В своем отчете он, в частности, писал: "Ознакомился, сумма общего годового расхода велика. Отвечают ли сведения размеру расходов - ответ может дать Ставка и фронты. В работе здешнего руководителя есть известная система и, скажу, творчество. Отчетность ведет сам. Уплата знает*43 оправдательные документы. Знает все нити, потому обман хотя и возможен, но незаметно от него произойти не может. К сожалению, в этом деле вообще сплошной обман..."*44 Конечно, то, о чем рассказывает П. А. Игнатьев, требует специального исследования, но одно несомненно: усилия по правильной организации разведки им предпринимались немалые...
Насколько можно судить по имеющимся источникам, первоначально отношения в Межсоюзническом бюро складывались более или менее нормально. Однако постепенно союзники стали охладевать друг к другу. Особенно нервировала деятельность П. А. Игнатьева его французских коллег. Дело в том, что французское правительство очень остро реагировало на начавшие циркулировать в Западной Европе слухи о ведущихся сепаратных переговорах России с Германией. Слухи эти усиленно муссировались газетами нейтральных стран. По словам Ю. Я. Соловьева, известного русского дипломата, в Стокгольме, который он посетил в начале 1916 года, "со всех сторон слышались разговоры о возможностях сепаратного мира"*45. Описывая свои впечатления от посещения Лондона, Соловьев вспоминал: "Там в это время (лето 1916 года. - Авт.), по-видимому, уже мало рассчитывали на русскую помощь, постепенно привыкая к мысли о возможном нашем выходе из рядов союзников"*46. Между тем, как это уже установлено отечественными исследователями*47, Николай II и его правительство вовсе не собирались заключать мир с кайзером Вильгельмом. Более того, П. А. Игнатьев, как мы видели, провел специальную контрразведывательную операцию по личному указанию императора с целью выяснить источник слухов о ведущихся якобы тайных переговорах представителей России и Германии о заключении сепаратного мира. Тем не менее братья П. А. и А. А. Игнатьевы стали жертвой подозрительности французов. Во всяком случае, Павлу Игнатьеву вменялась в вину причастность к секретным переговорам о сепаратном мире, близость к премьеру Штюрмеру, которого в Париже считали германофилом*48. К тому же посещавшем салон матери братьев, С. С. Игнатьевой, считавшейся опорой сторонников Германии, хотя в действительности дело обстояло абсолютно наоборот.
После Февральской революции эти подозрения усилились. Братьев обвиняли в монархизме, германофильских настроениях. При этом французские власти исходили из тезиса, что раз Игнатьевы аристократы - значит, непременно сторонники реставрации старого режима в России. В связи с этим перед спецслужбами была поставлена задача "изучать главных лиц официальной России, как военных, так и гражданских".
С развитием революционных событий в России, а особенно после провала июньского наступления на русском фронте, во французских правящих кругах прямо заговорили о предательстве своего союзника. 26 июля 1917 года в Париже прошла межсоюзническая конференция, на которой генералы Ф. Фош, Перен, Д. Першинг, Л. Кадорна и В. Робертсон представили записку: "Линия поведения, которой следует придерживаться в случае, если Россия выйдет из войны". Отныне русский вопрос для Антанты принимал все более и более серьезное значение. Ведь в случае выхода России из войны германские силы с востока будут переброшены на Западный фронт. Особенно чувствительно это сказалось бы на Франции. Вот почему ее правительство старалось сделать все возможное, чтобы русская армия продолжала воевать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Вот в таких обстоятельствах вел свою разведывательную деятельность П. А. Игнатьев, прибывший в Париж в декабре 1915 года в качестве руководителя агентурной разведки штаба Юго-Западного фронта. Именно этот период деятельности нашел определенное отражение в его мемуарных записках. Надо заметить, что П. А. Игнатьев почти ничего не пишет об эффективности добытых его службой разведывательных данных для ведения операций Юго-Западным фронтом.
С конца декабря 1916 года П. А. Игнатьев становится руководителем всей заграничной службы русской разведки и контрразведки. Для него теперь открылись широкие возможности налаживания агентурной работы русской Ставки по всей Западной Европе. Некоторые эпизоды деятельности его в этом качестве он рассказал в своих мемуарных записках, но многое, естественно, оказалось за кадром.
К весне 1917 года полковник П. А. Игнатьев создал целую разведывательную сеть, состоящую из следующих организаций: "Католической", "Масонской", "Римской", "Шевалье". Все это стоило, конечно, немалых денег. За первые пять месяцев организации ушло 273 363 франка. Ставке это не очень понравилось. Деятельность Игнатьева неоднократно проверяли. Так, например, по поручению генерал-квартирмейстера Ставки генерала М. С. Пустовойтенко в марте 1917 года работу П. А. Игнатьева ревизовал начальник Русской военной миссии при французском главнокомандовании генерал Ф. Ф. Палицын. В своем отчете он, в частности, писал: "Ознакомился, сумма общего годового расхода велика. Отвечают ли сведения размеру расходов - ответ может дать Ставка и фронты. В работе здешнего руководителя есть известная система и, скажу, творчество. Отчетность ведет сам. Уплата знает*43 оправдательные документы. Знает все нити, потому обман хотя и возможен, но незаметно от него произойти не может. К сожалению, в этом деле вообще сплошной обман..."*44 Конечно, то, о чем рассказывает П. А. Игнатьев, требует специального исследования, но одно несомненно: усилия по правильной организации разведки им предпринимались немалые...
Насколько можно судить по имеющимся источникам, первоначально отношения в Межсоюзническом бюро складывались более или менее нормально. Однако постепенно союзники стали охладевать друг к другу. Особенно нервировала деятельность П. А. Игнатьева его французских коллег. Дело в том, что французское правительство очень остро реагировало на начавшие циркулировать в Западной Европе слухи о ведущихся сепаратных переговорах России с Германией. Слухи эти усиленно муссировались газетами нейтральных стран. По словам Ю. Я. Соловьева, известного русского дипломата, в Стокгольме, который он посетил в начале 1916 года, "со всех сторон слышались разговоры о возможностях сепаратного мира"*45. Описывая свои впечатления от посещения Лондона, Соловьев вспоминал: "Там в это время (лето 1916 года. - Авт.), по-видимому, уже мало рассчитывали на русскую помощь, постепенно привыкая к мысли о возможном нашем выходе из рядов союзников"*46. Между тем, как это уже установлено отечественными исследователями*47, Николай II и его правительство вовсе не собирались заключать мир с кайзером Вильгельмом. Более того, П. А. Игнатьев, как мы видели, провел специальную контрразведывательную операцию по личному указанию императора с целью выяснить источник слухов о ведущихся якобы тайных переговорах представителей России и Германии о заключении сепаратного мира. Тем не менее братья П. А. и А. А. Игнатьевы стали жертвой подозрительности французов. Во всяком случае, Павлу Игнатьеву вменялась в вину причастность к секретным переговорам о сепаратном мире, близость к премьеру Штюрмеру, которого в Париже считали германофилом*48. К тому же посещавшем салон матери братьев, С. С. Игнатьевой, считавшейся опорой сторонников Германии, хотя в действительности дело обстояло абсолютно наоборот.
После Февральской революции эти подозрения усилились. Братьев обвиняли в монархизме, германофильских настроениях. При этом французские власти исходили из тезиса, что раз Игнатьевы аристократы - значит, непременно сторонники реставрации старого режима в России. В связи с этим перед спецслужбами была поставлена задача "изучать главных лиц официальной России, как военных, так и гражданских".
С развитием революционных событий в России, а особенно после провала июньского наступления на русском фронте, во французских правящих кругах прямо заговорили о предательстве своего союзника. 26 июля 1917 года в Париже прошла межсоюзническая конференция, на которой генералы Ф. Фош, Перен, Д. Першинг, Л. Кадорна и В. Робертсон представили записку: "Линия поведения, которой следует придерживаться в случае, если Россия выйдет из войны". Отныне русский вопрос для Антанты принимал все более и более серьезное значение. Ведь в случае выхода России из войны германские силы с востока будут переброшены на Западный фронт. Особенно чувствительно это сказалось бы на Франции. Вот почему ее правительство старалось сделать все возможное, чтобы русская армия продолжала воевать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75