Татищев предлагал поощрять к переселению за Урал особыми указами «охочих людей». Но такой путь был возможен лишь при весьма активной антикрепостнической политике. А это было, конечно, нереально. Поэтому на практике дело сводилось к удержанию за Уралом естественным порядком скапливавшихся там беглых и местных рекрутов. Частично эти задачи Татищев разрешил. Так, рекруты должны были оставаться здесь же для охраны заводов и тому подобных служб. Беглых же не возвращали их прежним владельцам, а выкупали по 50 рублей за главу семьи. Тот, кто выкупал себя сам, становился лично свободным, а те, за кого выплачивала канцелярия, считались отныне собственностью заводов.
Много сложностей возникало с раскольниками. Правительство после смерти Петра и особенно в правление Анны Ивановны усилило преследование раскольников. Их положено было рассылать по монастырям или в отдаленные районы — «в работы», а особо упорных расточали по тюрьмам. Татищев по должности должен был осуществлять эти правительственные распоряжения.
Предшественник Татищева на Урале — Геннин, как и многие другие иностранцы, недавно прибывшие в Россию, в религиозные дела старался не вмешиваться. Смысл религиозных распрей в России ему был совершенно непонятен. К тому же он получал от раскольников ежегодную мзду в размере нескольких тысяч рублей и не хотел от этого надежного (в отличие от правительственного жалованья) источника доходов отказываться. В Петербурге об этом знали и выражали естественное недовольство Геннином. Особенно возмущались церковные власти, по настоянию которых в инструкции Татищеву был записан пункт, требующий усиления борьбы с раскольниками.
Татищева руководители раскольничьей общины, в числе которых были старосты и приказчики Демидовых и Осокиных, встретили тоже немедленно подготовленной взяткой: сначала тысячью, а на другой день двумя тысячами рублей. Татищев растерялся оттого, что за эту взятку раскольники даже ничего и не просили. А сами раскольники перепугались оттого, что Татищев от взятки отказался: такого на Урале еще не было. Старообрядцы прямо заявили Татищеву, что если он денег не возьмет, то «они будут все в страхе и будут искать других мест». Татищев сообщал Остерману, что он «обещал им оныя принять, когда о невысылке их указ получу, а до тех бы мест держали те деньги у себя, и с тем их отпустил». Указа такого вопреки надеждам Татищев, однако, не получил.
Надеясь, что правительство поддержит его предложение записать беглых вообще и раскольников в частности на Урале за заводами, Татищев изложил этот план и приказчикам старообрядцев. Приказчики с планом согласились. Однако он не был принят ни правительством, ни основной массой раскольников. Правительство все более отдавало предпочтение посылкам военных команд для уничтожения раскольничьих скитов.
На Урале раскольникам прямо покровительствовали некоторые заводчики. Петр Осокин позднее (в 1767 году) и сам вместе со всем своим семейством перешел в старообрядчество. У Демидова же старообрядцы составляли подавляющую часть его рабочих, и «покровительство» позволяло ему выжимать со старообрядческой общины немалую дополнительную прибыль. В условиях обострившейся борьбы с частными промышленниками Татищев мог сильно повредить им простым исполнением своих административных обязанностей. Но он не стремился уличать даже и недругов в тех грехах, от которых и сам не хотел освобождаться.
К расколу Татищев относился, безусловно, отрицательно. Он решительно не мог принять антигосударственных устремлений раскольников, а также их религиозного фанатизма. Никона, как известно, он тоже осуждал за попытку поставить церковь выше светской власти. Но в самом направлении реформы он видел шаг на пути к изживанию суеверий. Раскол же он воспринимал не как одно из религиозных учений (к расхождениям которых, как говорилось, он был весьма терпим и даже безразличен), а как опасное суеверие. Тем не менее крутых мер борьбы с раскольниками Татищев не поддерживал. Он уверял, что если завести школы и учить там детей раскольников, а к самим староверам прислать «искусных» священников, то раскол не только не сможет распространяться далее, но и постепенно искоренится.
Надеясь на то, что правительство согласится с его доводами, Татищев ходатайствовал о том, чтобы на Урал были отпущены и члены семей раскольников, если таковые оставались на местах их прежнего проживания. Правительство же направляло на искоренение раскола воинские команды и требовало принятия подобных мер Татищевым. Он должен был подчиниться. Но тех, кого согласно инструкции подлежало разослать по тюрьмам, он рассылал по монастырям. Из монастырей (а отчасти и из тюрем) раскольники разбежались. Возникло целое дело, в котором трудно было найти виновного. Татищев снимал вину с себя, возлагая ее на губернское начальство и консисторию. Взять на себя обязанность содержать арестованных в тюрьмах он отказался, а от проведения повторных «облав» уклонился на том основании, что, «забрав их, куда девать не знает, видя, что отданные им в сибирские монастыри все до одного разбежались». По просьбам же заводчиков, тех или иных старообрядческих деятелей он и прямо отпускал в их распоряжение.
Перемены во всем крае происходили буквально на глазах. За два года преобразил свой облик Екатерининск (Екатеринбург). В городе появились каменные здания. Быстро рос посад. Купечество получило самоуправление: ратушу, выборных бурмистров, советников ратуши. По истечении года каждый советник предлагал взамен себя одного или двух представителей посада, из которых главный начальник делал выбор: кого включить в состав действующего совета? Так, в ограниченном виде Татищев пытался осуществить свой «конституционный» проект. Снова Татищев ставит вопрос о создании постоянной почтовой связи между Казанью и Сибирью. Снова заводовладельцы протестуют против требования Татищева поддерживать в порядке мосты и дороги.
Одним из главных направлений деятельности, в котором Татищев проявлял особую неутомимость и настойчивость, было школьное дело. Татищев стремился всех заставить либо учить, либо учиться. Первые школы, основанные им в 1721 году, без него особенно не процветали, хотя Геннин и не оставлял их без внимания. Геннин, в частности, перевел школу из Уктуса в Екатеринбург (в 1724 году) и следил за тем, чтобы она не прекращала работы. Но Татищев остался недоволен и этой школой. Он нашел, что она не укомплектована: вместо ста человек, которых она могла принять, в ней училось немногим более полусотни. Не добившись от частных владельцев согласия на создание школ при их заводах, Татищев настойчиво внедряет школы при казенных предприятиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119