.. Но они были друзьями, и до драки дело почти никогда не доходило.
9
Часов около одиннадцати вечера домой к Алеко Никитичу звонит Индей Гордеевич. Он взволнован. Он даже не извиняется за столь поздний звонок и не интересуется самочувствием Глории...
- Слушайте, Никитич! Я прочитал два часа назад эту странную рукопись!.. Я материалист, Никитич! Вы меня знаете... Но тут, понимаете ли, что-то невероятное... Вы же знаете, что я человек уравновешенный, что мне не двадцать лет, что мой паровоз давно ржавеет в депо... Но у меня уже после первых страниц спонтанно возникло ощущение, что топку залили жутким тонизирующим настоем... Как там в этой проклятой рукописи?.. Миндаго!.. Индей Гордеевич сбивается на шепот: - Ригонда вошла в комнату... Я не хочу, чтобы она слышала... Сначала это меня развеселило, не скрою, обрадовало, но потом стало страшно...
- Ригонда читала? - спрашивает Алеко Никитич, барабаня пальцами по столу.
- Вы будете смеяться, - Индей Гордеевич нервно хихикает, - но я просто не даю ей такой возможности... Вы понимаете, о чем я говорю?
И тут Алеко Никитич слышит на другом конце провода какую-то возню, и трубку не берет, а просто, кажется Алеко Никитичу, вырывает Ригонда и кричит:
- Алеко! Я не знаю, что будет дальше, но начало изумительное! Это необходимо печатать!.. Я без ума!.. Прости, мы позвоним позже!..
Алеко Никитич медленно кладет трубку на рычаг.
С-с-с. Он почесывает свою лысую голову, собирая воедино разрозненные соображения. Его не удивляет любовно-паровозный экстаз такого выдержанного пуританина, как Индей Гордеевич. Его настораживает другое. Он не хотел себе в этом признаваться, но звонок Индея Гордеевича подтверждает еще утром возникшие опасения. Ничего схожего с тем, что произошло в Индее Гордеевиче, Алеко Никитич в себе не отмечает. Как было, так и есть. Скорее наоборот... Но у него еще прошлой ночью стало развиваться чувство растущей неудовлетворенности и тоски. Он почему-то вспомнил Симину мать, уже, наверное, старую со всем женщину, если, конечно, она вообще жива... Очень она любила Алеко Никитича... Очень... Но после развода с Симой Алеко Никитич перестал ей звонить. Совсем. Как отрезал. Да и зачем? Что, собственно, говорить-то? Случилось и случилось... И забыл вскоре. И не вспоминал... И вот надо же, опять вспомнил... И почему-то сразу после визита неизвестного автора и прочтения тетрадки в черном кожаном переплете. Совпадение? Алеко Никитич стоит на земле и во всю эту телепатическую чепуху, во всех этик экстрасенсов, гуманоидов, снежных человеков не верит... Но с другой-то стороны, то, что происходит с Индеем Гордеевичем, - тоже совпадение?.. Ведь если бы Алеко Никитич, как Индей Гордеевич, вдруг начал бы петухом наскакивать на Глорию, или, наоборот, Индей Гордеевич, как и Алеко Никитич, вдруг бы поскучнел, помрачнел и стал терзаться всякими нехорошими сомнениями, то можно было бы предположить, что в Мухославске началась эпидемия какого-нибудь нового гриппа с воздействием на сексуальные или настроенческие нервы... Так нет же!.. С-с-с... Спросить бы у Глории. Она тоже читала... Решит, что я просто тронулся...
Мысли его прерываются звонком Индея Гордеевича:
- Старик! Колеса стучат на стыках! Рельсы дрожат! Шпалы не выдерживают!
- Индей Гордеевич! - строго говорит Алеко Никитич, вспоминая, что он старший по должности. - Возьмите себя в руки. И не забудьте, что завтра в десять пятнадцать нас ждет Н.Р.
Алеко Никитич кладет трубку, идет в ванную, принимает таблетку снотворного и направляется в спальню. Он застает Глорию сидящей на постели. Она что-то лихорадочно пишет в свою рабочую тетрадь.
- Почему ты не спишь? - спрашивает Алеко Никитин, раздеваясь.
- Ты ложись, - отвечает Глория, - а я еще поработаю. Мне надо подготовиться к завтрашнему заседанию клуба.
Алеко Никитич ложится ближе к стене, вытягивает руки вдоль туловища и закрывает глаза, но, несмотря на принятое снотворное, забыться не может.
- Ты слышишь, Алик? - спрашивает Глория, оторвавшись от своей рабочей тетради и мечтательно глядя куда-то в пространство сквозь стену.
- Нет, милая, - отвечает Алеко Никитич с закрытыми глазами.
- Знаешь, на меня поразительное действие оказала эта рукопись...
"Начинается", - думает Алеко Никитич и весь внутренне напрягается, но глаз не открывает. А Глория продолжает:
- Я думаю только об одном. - Глаза ее загораются, а голос звучит уверенно: - Я вдруг поняла, что мы чудовищно несправедливы к животным... В частности, к собакам...
Алеко Никитич приоткрывает веки и с опаской смотрит на Глорию, но с ней все нормально. Она встает и начинает возбужденно ходить по спальне.
- Собаки! Четвероногие друзья! Изначально свободные существа, добровольно любящие человека! Волка, как ни корми, он все в лес смотрит! Эта народная мудрость подчеркивает исключительность и добропорядочность собак всех мастей и пород! Цивилизация - это пропасть, отделяющая человека от природы! Собака - единственный мосток, повисший над гигантской пропастью цивилизации, соединяющий человека и природу! Каштанка, Муму, Джульбарс, Мухтар! Их имена стали нарицательными! В наше время, когда собака подвергается гонениям и уничтожению, когда новые города и поселки городского типа планируются с исключительной целью - не дать простора собаке, когда владельца собаки называют мещанином, неизвестный автор совершил подвиг, написав повесть о собаке, воспев ее дивный образ!..
Алеко Никитич продолжает следить за Глорией. С-с-с...
- Теперь я понимаю, почему меня сразу поразила удивительная аллитерация автора! Обилие звука "р"! Автор вынужден обратиться к эзоповскому языку! "Р"! Ты вдумайся, Алик! "Р"! Р-р-р! Это рычание! Это глухой ропот животного, доведенного до отчаяния! Ты обязан, обязан напечатать повесть! Природа и люди оценят эту великую акцию! Обязан, как бы ни восставали заплывшие жиром чиновники, держащиеся за свои кресла, забывшие, что сами они тоже происходят от животных! Великий Чехов в своих письмах к Ольге Леонардовне Книппер называл ее: "Моя собака"! Вот о чем я завтра буду говорить!..
Алеко Никитичу остановится несколько не по себе.
- Успокойся, - произносит он. - Прими снотворное и ложись.
Но Глория еще долго мечется по комнате, подходит к окну, смотрит на луну, что-то лихорадочно заносит в свою рабочую тетрадь.
Потом вдруг бросается к телефону и говорит кому-то нечто, совсем противоречащее ее недавней возвышенной филиппике:
- Эльдар Афанасьевич? Простите за поздний звонок... Вам известно, что Алферова взяла отбракованного добермана?.. Да! Я ей сказала, что это вызов всем членам клуба!.. А вам известно, что она собирается вязать его с Джульеттой?.. Так вот. Скажите ей, как президент клуба, что мы ни перед чем не остановимся! Мы портить породу никому не позволим!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
9
Часов около одиннадцати вечера домой к Алеко Никитичу звонит Индей Гордеевич. Он взволнован. Он даже не извиняется за столь поздний звонок и не интересуется самочувствием Глории...
- Слушайте, Никитич! Я прочитал два часа назад эту странную рукопись!.. Я материалист, Никитич! Вы меня знаете... Но тут, понимаете ли, что-то невероятное... Вы же знаете, что я человек уравновешенный, что мне не двадцать лет, что мой паровоз давно ржавеет в депо... Но у меня уже после первых страниц спонтанно возникло ощущение, что топку залили жутким тонизирующим настоем... Как там в этой проклятой рукописи?.. Миндаго!.. Индей Гордеевич сбивается на шепот: - Ригонда вошла в комнату... Я не хочу, чтобы она слышала... Сначала это меня развеселило, не скрою, обрадовало, но потом стало страшно...
- Ригонда читала? - спрашивает Алеко Никитич, барабаня пальцами по столу.
- Вы будете смеяться, - Индей Гордеевич нервно хихикает, - но я просто не даю ей такой возможности... Вы понимаете, о чем я говорю?
И тут Алеко Никитич слышит на другом конце провода какую-то возню, и трубку не берет, а просто, кажется Алеко Никитичу, вырывает Ригонда и кричит:
- Алеко! Я не знаю, что будет дальше, но начало изумительное! Это необходимо печатать!.. Я без ума!.. Прости, мы позвоним позже!..
Алеко Никитич медленно кладет трубку на рычаг.
С-с-с. Он почесывает свою лысую голову, собирая воедино разрозненные соображения. Его не удивляет любовно-паровозный экстаз такого выдержанного пуританина, как Индей Гордеевич. Его настораживает другое. Он не хотел себе в этом признаваться, но звонок Индея Гордеевича подтверждает еще утром возникшие опасения. Ничего схожего с тем, что произошло в Индее Гордеевиче, Алеко Никитич в себе не отмечает. Как было, так и есть. Скорее наоборот... Но у него еще прошлой ночью стало развиваться чувство растущей неудовлетворенности и тоски. Он почему-то вспомнил Симину мать, уже, наверное, старую со всем женщину, если, конечно, она вообще жива... Очень она любила Алеко Никитича... Очень... Но после развода с Симой Алеко Никитич перестал ей звонить. Совсем. Как отрезал. Да и зачем? Что, собственно, говорить-то? Случилось и случилось... И забыл вскоре. И не вспоминал... И вот надо же, опять вспомнил... И почему-то сразу после визита неизвестного автора и прочтения тетрадки в черном кожаном переплете. Совпадение? Алеко Никитич стоит на земле и во всю эту телепатическую чепуху, во всех этик экстрасенсов, гуманоидов, снежных человеков не верит... Но с другой-то стороны, то, что происходит с Индеем Гордеевичем, - тоже совпадение?.. Ведь если бы Алеко Никитич, как Индей Гордеевич, вдруг начал бы петухом наскакивать на Глорию, или, наоборот, Индей Гордеевич, как и Алеко Никитич, вдруг бы поскучнел, помрачнел и стал терзаться всякими нехорошими сомнениями, то можно было бы предположить, что в Мухославске началась эпидемия какого-нибудь нового гриппа с воздействием на сексуальные или настроенческие нервы... Так нет же!.. С-с-с... Спросить бы у Глории. Она тоже читала... Решит, что я просто тронулся...
Мысли его прерываются звонком Индея Гордеевича:
- Старик! Колеса стучат на стыках! Рельсы дрожат! Шпалы не выдерживают!
- Индей Гордеевич! - строго говорит Алеко Никитич, вспоминая, что он старший по должности. - Возьмите себя в руки. И не забудьте, что завтра в десять пятнадцать нас ждет Н.Р.
Алеко Никитич кладет трубку, идет в ванную, принимает таблетку снотворного и направляется в спальню. Он застает Глорию сидящей на постели. Она что-то лихорадочно пишет в свою рабочую тетрадь.
- Почему ты не спишь? - спрашивает Алеко Никитин, раздеваясь.
- Ты ложись, - отвечает Глория, - а я еще поработаю. Мне надо подготовиться к завтрашнему заседанию клуба.
Алеко Никитич ложится ближе к стене, вытягивает руки вдоль туловища и закрывает глаза, но, несмотря на принятое снотворное, забыться не может.
- Ты слышишь, Алик? - спрашивает Глория, оторвавшись от своей рабочей тетради и мечтательно глядя куда-то в пространство сквозь стену.
- Нет, милая, - отвечает Алеко Никитич с закрытыми глазами.
- Знаешь, на меня поразительное действие оказала эта рукопись...
"Начинается", - думает Алеко Никитич и весь внутренне напрягается, но глаз не открывает. А Глория продолжает:
- Я думаю только об одном. - Глаза ее загораются, а голос звучит уверенно: - Я вдруг поняла, что мы чудовищно несправедливы к животным... В частности, к собакам...
Алеко Никитич приоткрывает веки и с опаской смотрит на Глорию, но с ней все нормально. Она встает и начинает возбужденно ходить по спальне.
- Собаки! Четвероногие друзья! Изначально свободные существа, добровольно любящие человека! Волка, как ни корми, он все в лес смотрит! Эта народная мудрость подчеркивает исключительность и добропорядочность собак всех мастей и пород! Цивилизация - это пропасть, отделяющая человека от природы! Собака - единственный мосток, повисший над гигантской пропастью цивилизации, соединяющий человека и природу! Каштанка, Муму, Джульбарс, Мухтар! Их имена стали нарицательными! В наше время, когда собака подвергается гонениям и уничтожению, когда новые города и поселки городского типа планируются с исключительной целью - не дать простора собаке, когда владельца собаки называют мещанином, неизвестный автор совершил подвиг, написав повесть о собаке, воспев ее дивный образ!..
Алеко Никитич продолжает следить за Глорией. С-с-с...
- Теперь я понимаю, почему меня сразу поразила удивительная аллитерация автора! Обилие звука "р"! Автор вынужден обратиться к эзоповскому языку! "Р"! Ты вдумайся, Алик! "Р"! Р-р-р! Это рычание! Это глухой ропот животного, доведенного до отчаяния! Ты обязан, обязан напечатать повесть! Природа и люди оценят эту великую акцию! Обязан, как бы ни восставали заплывшие жиром чиновники, держащиеся за свои кресла, забывшие, что сами они тоже происходят от животных! Великий Чехов в своих письмах к Ольге Леонардовне Книппер называл ее: "Моя собака"! Вот о чем я завтра буду говорить!..
Алеко Никитичу остановится несколько не по себе.
- Успокойся, - произносит он. - Прими снотворное и ложись.
Но Глория еще долго мечется по комнате, подходит к окну, смотрит на луну, что-то лихорадочно заносит в свою рабочую тетрадь.
Потом вдруг бросается к телефону и говорит кому-то нечто, совсем противоречащее ее недавней возвышенной филиппике:
- Эльдар Афанасьевич? Простите за поздний звонок... Вам известно, что Алферова взяла отбракованного добермана?.. Да! Я ей сказала, что это вызов всем членам клуба!.. А вам известно, что она собирается вязать его с Джульеттой?.. Так вот. Скажите ей, как президент клуба, что мы ни перед чем не остановимся! Мы портить породу никому не позволим!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41