— Я тоже надеюсь. — Она чихнула. — Вы над ней крепко поработали. — Она снова чихнула.
— Вы тоже поработали. — Он пристально посмотрел на нее. — Идите домой и поспите, а завтра возьмите выходной.
— Спасибо. — Голос ее через носовой платок звучал глухо. — Я весь день, как дурная, чувствую себя ужасно.
— Ради Бога, почему вы ничего не сказали? Вы, наверное, простудились в субботу. Она шмыгнула носом.
— Я не хотела вас подводить.
— Какое самопожертвование! Давайте берите пальто, и я отвезу вас домой.
Чувствуя себя слишком плохо, чтобы спорить, Энн повиновалась, и Пол бесцеремонно запихнул ее в машину. Через пять минут он подъехал к ее дому и выключил мотор.
— Есть кому позаботиться о вас?
— Да, спасибо. Хозяйка очень добрая.
— Поэтому я вас с самого начала сюда и отправил. Мисс Финк о ней очень высокого мнения. Энн зашевелилась.
— Кстати, а как ее здоровье?
— Ей лучше. Сегодня утром я получил от нее записку, она пишет, что надеется вернуться через месяц.
— Означает ли это, что вы предупреждаете меня об увольнении?
Он повернулся и стал пристально изучать ветровое стекло. Дождь забрызгал его, и он включил мотор, чтобы заработали дворники. Они задергались туда-сюда, перегоняя струйки воды с одного края на другой. Он открыл ящичек под панелью и достал пачку сигарет. Закурил — ив воздухе поплыл голубой дымок.
— У меня недостаточно работы для двух секретарей. А мисс Финк работает у меня дольше вас.
— Я понимаю. Спасибо, что предупредили заранее. Я смогу поискать что-нибудь еще.
— В качестве секретаря?
Она заколебалась, вспомнив, что обещала родителям рассказать ему правду, как только пьеса будет закончена.
— Я хочу вам кое-что объяснить. — Она глубоко вздохнула. — Относительно себя.
— Нет, не сейчас, вы слишком устали.
— Но я должна. — Она закашлялась, и он, выйдя из машины, открыл ей дверцу.
— Давайте, Энн, вы не можете сидеть здесь и сморкаться. Что бы вы ни хотели сказать, подождет до вашего выздоровления.
Он взял ее сумочку, достал оттуда ключ от входной двери и вставил в замок.
— Отправляйтесь прямо в постель, выпейте что-нибудь горячее с аспирином. Если утром не станет лучше, вызовите врача.
Энн смотрела, как он спустился по ступенькам, влез в машину и уехал. Потом она заперла дверь за собой и дошла до шоссе. Она знала, что в ближайшие дни, в крайнем случае недели, распрощается с ним, но сию минуту чувствовала себя слишком усталой, чтобы думать об этом расставании.
Уныло шмыгая носом, она остановила такси и назвала адрес родительской квартиры.
Десять дней Энн была прикована к постели. Дрожа то от холода, то от жара, она отболела весь положенный простуде срок, но, выздоровев, оказалась в такой глубокой депрессии, что никак не могла выйти. Она знала, что пьесу начали репетировать, но радости ей это не доставляло, потому что понимала, что ей неизбежно придется выяснять отношения с Полом. Она страшилась его непонимания, опасалась, что расплата за обман будет слишком тяжелой.
Было унылое субботнее утро, когда Энн первый раз встала и на слабых, подгибающихся ногах прошла в гостиную. Родители сидели перед огнем, белокурая головка матери прислонилась к седой голове отца. Это была картина такого семейного счастья, что она почувствовала себя лишней. Хотя, как только они увидели ее, это ощущение рассеялось.
Анжела вскочила на ноги. — Дорогая, ты не должна вставать с постели.
Я собиралась принести тебе чая. Энн опустилась на; кушетку.
— Мне надоело быть в моей комнате. Она нагоняет на меня тоску.
— Это пройдет, когда тебе станет лучше.
— Наверное. — Она беспокойно посмотрела на отца. — Как идут репетиции?
— Разве Пол тебе не рассказывал?
— Он не знает, что я здесь. Я отправила ему записку, где написала, что побуду у своих друзей, пока мне не станет лучше.
Отец внимательно посмотрел на нее. Какая-то мысль мелькнула в его глазах, и он мгновенно преобразился:
— Что ж, надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, чем выглядишь.
— Мне все равно, как я выгляжу, — равнодушно ответила она и замолчала, когда отец, поднявшись на ноги и двинувшись вперед, сгорбился, вытянул лицо и стал выглядеть усталым и понурым: одним словом — портрет неудачника.
— Знаешь, неважно, как ты выглядишь. Важно то, что у тебя на душе. Ты сказала, что не любишь меня, потому что меня зовут Фрэнк.
— Я буду ненавидеть тебя, как бы тебя ни звали!
С какой яркостью вспыхнули эти слова в ее памяти. Энн знала каждый жест, каждую улыбку, каждый поворот головы. Ее голос стал тише, зазвучал страстно.
— Ах, Фрэнк! Как ты мог врать мне? Я никому на свете не верила, пока не повстречалась с тобой…” В тишине часы пробили четыре, сноп искр рассыпался в камине. Лори отступил назад и оглядел свою дочь.
— Я вижу, ты знаешь ее наизусть.
— Каждое слово.
Он снова сел:
— Мне бы хотелось, чтобы ты пошла со мной и посмотрела на репетицию. Последняя сцена не очень идет.
Сердце Энн подпрыгнуло.
— Из-за Сирины?
— Да Но я больше не скажу ни слова, пока ты сама не посмотришь.
— Я поеду с тобой в понедельник.
— Но Энн слишком рано выходить на улицу, — вмешалась мать. — Нельзя ли подождать еще хоть несколько дней?
— К понедельнику мне будет лучше, мама. Не волнуйся.
В воскресенье Энн позвонила Полу сказать, что ей лучше, и спросить, должна ли она на следующий день быть прямо в “Маррис-театре”. Его не было дома, и она поговорила со Смизи, передав, что, если он не против, она завтра поедет прямо в театр. Пол не перезвонил ей, и в десять утра в понедельник она шла по затемненному залу Маррис-театра. В полумраке тускло проблескивало потемневшее золото амуров и гениев, украшавших стены, и проглядывали ряды плюшевых кресел с поднятыми сиденьями.
Весь состав собрался на сцене. Сирина и Лори стояли в центре, слушая Эдмунда Рииса. Залитая светом театральных прожекторов, актриса выглядела потрясающее красивой, длинные рыжие волосы блестели при каждом движении головы, миниатюрную фигурку подчеркивал черный задник.
Энн медленно прошла по проходу, пока в конце партера не увидела Пола. Осторожно крадучись, она пробралась по ряду и села рядом с ним. Он повернулся и даже в полумраке она увидела, как он бледен и напряжен.
— Как вы? — прошептал он.
— Спасибо, лучше. Спасибо, что прислали мне этот цветок. Я нашла его, когда вчера вернулась к себе в комнату.
— Если бы вы написали в записке свой адрес, я прислал бы его прямо вам. Она покраснела.
— Я забыла. Но он еще цветет! — Она хотела добавить еще что-то, но он нахмурился, и она тоже повернулась к сцене.
— Снова пройдем последнюю сцену, — крикнул Эдмунд Риис. — Со слов Сирины “Мечты — это все, что у меня есть…”. Я не буду вас прерывать, пока вы не закончите.
Лори отошел в сторону, а Сирина стала в центре сцены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52