Он был пуст.
– Бог мой! Нас видели! – в ужасе пролепетала она. – А ведь Варвара просила меня проследить за тобой и узнать имя твоей пассии!
– Вот все секреты и раскроются сами собой! – почти равнодушно произнес Гривин.
Он явно измучился и болью, и разыгрываемой драмой.
Оставаться дольше стало невозможно, и Маргарита быстро ушла, терзаемая страхом. Кто это?
Прислуга, доктор, муж?
Вечером за столом и в последующие дни она вглядывалась в лица, вслушивалась в голоса, пытаясь понять, известна ли кому-нибудь ее тайна.
В какой-то момент ей показалось, что это мог быть и Литвиненко, который просто шел к своему пациенту и застал неожиданную сцену с поцелуем. Что тогда, передаст он мужу или нет?
Последующие дни Гривин и Маргарита прожили под страхом разоблачения, но ничего не произошло. Варвара, как казалось, поуспокоилась.
Сам Гривин быстро поправлялся. Маргарита старалась не выходить из детской, а Платон Петрович занялся делами в мастерских. В последнее время после разговоров с Литвиненко о здоровье дочери, он пришел к выводу, что ей надо прекратить затворничество в имении, вернуться в столицу и жить полноценной жизнью. Вдобавок, Прозоров все больше склонялся к мысли о закрытии мастерских в Цветочном. Да и Дмитрию он давно обещал новое место. Теперь настало самое время принять эти решения.
Однажды за обедом горничная Настя принесла доктору телеграмму. Литвиненко открыл голубой конверт, прочел и в задумчивости обратился к хозяину дома:
– Платон Петрович, мне сообщают, что из Германии в Петербург прибывает очень известный специалист, медицинское светило. Будет недолго, но при определенных усилиях можно добиться консультации для Варвары Платоновны.
Признаться, последнее время я пребываю в некотором тупике в поисках новых способов лечения и чрезвычайно надеюсь на эту возможность.
– Вряд ли немецкое светило может консультировать такие сложные случаи заочно, – заметил Платон Петрович.
– Безусловно, нам придется потрудиться и организовать переезд Варвары Платоновны как можно скорее.
Оба одновременно повернули головы в сторону Варвары. Та пожала плечами. Столько перепробовали разных способов, столько утраченных надежд!
– Но как же Дмитрий? – озабоченно произнесла Варя.
– Дмитрий Иванович уже через недельку будет вполне здоров и присоединится к нам, – пояснил Литвиненко. – И потом, я полагаю, Маргарита Павловна может присмотреть за ним на короткое время.
– Пожалуй, это выход, – согласился Прозоров. – Что ты думаешь, Маргоша?
Маргарита внутренне сжалась. Она чувствовала, что это ловушка, обман, но чей? Прозоров вел себя совершенно естественно. Она успела изучить его и понимала, что хитрить и притворяться муж не умеет.
– На мне останется и ребенок, и дом, и раненый, не многовато? – нарочито сердито спросила она.
– Я ворочусь, как только услышу ответ профессора. Надеюсь, что это будет скоро. И согласись, что упускать такую возможность для лечения моей дочери мы не можем. Ты справишься, с тобой остается почти вся прислуга.
Маргарита согласно кивнула, а в душе ее все кричало: «Не делай этого!»
Варвара разволновалась. Она отвыкла от переездов, от столичной жизни. Прозоров безоговорочно решил, что добровольному затворничеству Гривиных пришел конец. Все понимали, что, вероятно, перемена места и образа жизни изменит что-либо в натянутых отношениях супругов. Сборы носили стремительный характер, и уже через два дня усадьба опустела. Маргарита чувствовала себя прескверно, ей чудилось, что Варю она больше не увидит. Перестало поскрипывать инвалидное кресло.
Только теперь она поняла, что этот малоприятный звук составлял часть домашней атмосферы.
Гривин после отъезда жены воспрял духом и повеселел. Доктор оказался прав. Дмитрий уже мог, почти как и раньше, заниматься делами, правда, еще ненадолго покидая дом. Первые несколько дней после отъезда Прозорова и его дочери, Маргарита и Гривин почти не общались.
Маргарита, конечно, заходила справиться о здоровье, но в основном проводила время с сыном.
Дмитрия тоже тянуло к мальчику. Теперь, когда не было внимательных глаз жены, он жадно общался с ребенком, все более убеждая себя, что это его кровь.
– Вы, барин, скоро будете тут вместо няньки, – как-то смеясь, сказала Дуняша. – Уж больно обидно, что своего-то не потетешкаете! – с сочувствием добавила девушка.
Время шло. Гривин вполне оправился и теперь уже целыми днями занимался мастерскими.
В поселке стало неспокойно, когда прошел слух о закрытии производства. Гривин нервничал и злился, он жалел мастерские, которым отдал столько сил. Но как управляющий он понимал правильность решения тестя. Вдобавок, очень хотелось вырваться в Петербург из этой деревенской глуши. Поэтому он с присущим ему рвением и усердием принялся за дело. Ему неприятна была его роль, он целыми днями принимал жалобщиков от рабочих, которые пытались остановить процесс закрытия. Даже к Маргарите ходили толпы женщин и просили добрую барыню заступиться. Почти каждый день почта приносила послания из столицы. Прозорова ждали день ото дня.
Как-то раз, уже почти ночью, Маргарита, перекрестив Коленьку на ночь, ушла к себе, но долго не могла заснуть. Покрутившись в постели и изнемогая от бессонницы, она встала и распахнула окно. Но вместо свежего ночного воздуха потянуло легким запахом дыма. Марго высунулась наружу, но ничего не увидела. Закрыв окно, она присела на кровати, но беспокойство уже закралось в душу. И почти в этот же момент она услышала откуда-то из глубины дома вопль горничной Насти:
– Пожар! Горим! Горим!
Марго метнулась в детскую, откуда уже выбегала полуголая Дуня с сонным Колей на руках.
Мать схватила ребенка и бросилась по лестнице вниз и во двор. Поднялась паника, звучали голоса, хлопали двери. Гривин, который еще не спал к тому времени, не растерялся и громким голосом командовал прислугой, пытаясь организовать тушение пожара. По счастью, огонь не успел захватить дом. Горели буфетная и кухня. Через час огонь потушили, но повсюду стоял едкий запах гари. Перепачканный Гривин пытался выяснить у повара, отчего загорелась кухня. Однако повар Никодим, степенный и уравновешенный пожилой человек, клялся и божился, что его вины тут быть не может. А вот дверь на задний двор могла быть не затворена на ночь по небрежности прислуги. Ведь не кухня пострадала больше от огня, а соседняя буфетная, значит, она загорелась первой. Но гореть там нечему, если нарочно не поджечь. Управляющий и сам был почти уверен, что произошедшее – дело рук недовольных из рабочего поселка. Тяжко вздыхая и представляя себе разговор с тестем, Дмитрий поднялся на второй этаж в комнаты Прозоровых. Дуняша и Маргарита успокаивали в два голоса Коленьку, который раскричался не на шутку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62