- густые брови, а ресницы длинные, как у ребенка, и застенчивая улыбка. Но сейчас Олег непривычно серьезен, почти суров.
- Идите к танкистам! - кричит с машины севшим от напряжения голосом человек в плаще. - Убеждайте их! Разговаривайте с ними! Только не делайте из них врагов: у них положение сложное.
- Пошли! - решительно говорит Олег. - Какой-то план, видимо, есть. Так что будем делать что говорят. Вот что говорят, то и будем делать, - жестко повторяет он. - Это им не шестьдесят четвертый...
- А что, что было в шестьдесят четвертом?
- Ты разве забыла? Тогда по-тихому, по-семейному сняли Хрущева. Тоже отдыхал на море. А они собрались своей теплой компанией - Политбюро - да и сняли. Но сейчас мы этого не допустим! Дураков больше нет! Пусть подтвердят врачи, что Горбачев действительно болен! Покажут его, если он, конечно, не при смерти! Сам пусть скажет, что с ним такое произошло!
Олег шагает размашисто, широко. Говорит нервно и взвинченно. Рита еле за ним успевает.
- Смотри, танки. И бэтээры...
- Но я не понимаю, - беспомощно бормочет Рита. - Как ты их различаешь?
- Они в самом деле похожи...
Олег взглядывает на Риту и впервые за это утро чуть улыбается - нежно и снисходительно.
- Ах ты, дурочка! - обнимает ее за плечи. - Танк - это когда есть дуло. Понятно?
- Понятно.
У Александровского сада стоит целая танковая колонна. Крыши люков откинуты, торчат мальчишеские головы в шлемах. Танкисты "запирают" своими машинами Красную площадь., Олег подходит к первому танку.
- Ну что, ребята, в матерей стрелять будете? - резко и неожиданно спрашивает он, "Не так, не так, - в смятении думает Рита. - Тот же, с машины, сказал: "Не делайте из них врагов!" И, смягчая жесткие слова Олега, жалобно просит:
- Вы уж, мальчики, против нас не идите.
И неожиданно один из танкистов им отвечает - тихо и не очень уверенно:
- Да мы и не собираемся. Не беспокойтесь.
- Сынок, я понимаю: у вас приказ, - вмешивается в разговор стоящий рядом прямой старик с выправкой кадрового военного. - Но можно выполнять формально.
Что он имеет в виду? Непонятно. А мальчик в танке кивает.
"Невероятно: танки у Александровского... Сколько мы здесь сидели, отдыхая от Ленинки. Или просто так, у тюльпанов. Ждали друг друга, читали, целовались с мальчишками. И вдруг - танки..."
Между тем на Манежной под мелким дождем начинается митинг. Над грузовиком развевается российский флаг, на который все то и дело поглядывают, к которому еще не привыкли, и вот смотрят - не налюбуются, за него радуясь, им гордясь. Никогда Риту не трогала эта символика: флаги, гимны, гербы. Почему же теперь у нее на глазах слезы?
- С нами - депутаты России, - кричит в рупор с грузовика человек. - С нами - представители демократических партий. Где президент? Что с ним?
Мы требуем, чтобы он выступил перед народом! Мы объявляем бессрочную политическую забастовку!
Дождь все сильнее, и Рита, спохватившись, раскрывает зонтик.
- Мы - к вам.
Под зонтик ныряют две девушки, прижимаются к Рите.
- Стойте здесь. Я сейчас.
Олег шагнул ко второму танку.
- У нас присяга, - не дожидаясь никаких слов и призывов, говорит белобрысый, с худой, цыплячьей шеей мальчишка. Сколько же ему лет? Совсем, ну совсем пацан. - Мы ведь не сами...
- Вы давали присягу защищать свой народ и правительство, - перебивает его Олег. - А правительство - это сейчас Ельцин, потому что Горбачев неизвестно где. Нужно защищать Ельцина, а не путчистов.
И тут вмешивается наконец командир.
- Идите, идите отсюда, - нервничая, говорит он. - Сейчас пойдут бэтээры.
- Но я стою на тротуаре, - возражает Олег. - Зачем мне уходить? Они же не по тротуару пойдут. - И снова поворачивается к танкистам:
- Думайте, ребята, думайте! Поддержите хунту - всем нам жить в фашистской стране.
- Скажешь тоже - "фашистской"! - совсем разнервничался командир. Хватит нас агитировать!
Но Олега неожиданно поддерживает какой-то казах в огромной, мохнатой шапке.
- В своего, русского, палить будешь? - недоумевает он и почесывает в затылке, сдвигая шапку на лоб.
- Задавишь кого - век себе не простишь, - скорбно качает головой женщина в пестром платке.
- Можно стрелять в воздух, - думает вслух прямой старик. - Вроде бы подчинился...
- Да уйдете вы или нет? - истерически кричит командир. - Мы сейчас разворачиваемся - ив казармы, ясно?
- Чего это вы нас гоните? - возмущается в ответ лохматый дед в промасленной куртке. - Я по этой тропе еще в детский сад топал.
Общий хохот разряжает накаленную атмосферу. Ничего себе - тропа! И когда это он, интересно, топал-то в детский сад? В прошлом веке, что ли?
Дождь превращается в косой, с ветром, ливень.
Танкисты ныряют в люки, с грохотом захлопываются тяжелые крышки мальчики рады ретироваться с достоинством. Дождь барабанит по крышам.
- Уходим, уходим, - повторяет командир.
- А зачем тогда приходили? - спрашивает женщина в платке.
- А я знаю? - неожиданно и печально отвечает военный, и наступает тишина: все задумываются.
Дождь льет и льет.
- Ладно там Карабах, - размышляет на прощание казах. С мохнатой шапки стекают струйки дождя. - Но в своих...
Поддержал, называется. Ну уж, что думал, то и сказал...
Олег, мокрый, разгоряченный первой победой, возвращается к Рите, ныряет под зонтик, сильными большими руками по-хозяйски обнимает незнакомых девушек, и Рита чувствует укол ревности. Но Олег, конечно, ничего такого не замечает.
- Ух ты, троллейбусы! - радуется он. - Какая-никакая, а техника!
А Рита и не заметила, как подошли и встали у "Москвы" и "Националя" троллейбусы. На крыше одного - тоже оратор. Значит, с нами? За нас? Ура!
Ораторы сменяют друг друга. Все, что они говорят, давно всем известно, но пусть, пусть говорят: с ними как-то увереннее.
- Пора к Белому дому, - решает Олег. - Говорят, на Калининском тоже танки.
И в самом деле, на проспекте стояли танки. Да еще выглядывало длинное дуло с Садовой. Ах, сволочи!
- Вы откуда, ребята?
- Рязанские мы. Подняли по тревоге, ночью. Утром смотрим - - Москва.
- Вы уж нас не давите, ладно? Никогда этого не забудете и себе не простите.
- Разговорчики! Задраить люки!
Этот командир порешительнее.
***
- Вот он. Белый дом...
Действительно, белый. И очень красивый. А вокруг море людей, и, что странно, полным-полно пожилых.
- Шестидесятники, - говорит Олег, и Рита не смеет переспросить: ничего-то она не знает. Олег решит, что она просто дурочка.
- Что это? - ахает Рита.
На глазах растут - никогда не думала, что увидит своими глазами, самые настоящие баррикады.
Где-то рядом, как видно, стройка, потому что полно бетонных кубов и каких-то длинных железных прутьев. Двое парней торжественно, но не без юмора тащат панцирную, от кровати, сетку, а еще двое - железную скамью - из тех, что уродуют скверы.
- Становись!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
- Идите к танкистам! - кричит с машины севшим от напряжения голосом человек в плаще. - Убеждайте их! Разговаривайте с ними! Только не делайте из них врагов: у них положение сложное.
- Пошли! - решительно говорит Олег. - Какой-то план, видимо, есть. Так что будем делать что говорят. Вот что говорят, то и будем делать, - жестко повторяет он. - Это им не шестьдесят четвертый...
- А что, что было в шестьдесят четвертом?
- Ты разве забыла? Тогда по-тихому, по-семейному сняли Хрущева. Тоже отдыхал на море. А они собрались своей теплой компанией - Политбюро - да и сняли. Но сейчас мы этого не допустим! Дураков больше нет! Пусть подтвердят врачи, что Горбачев действительно болен! Покажут его, если он, конечно, не при смерти! Сам пусть скажет, что с ним такое произошло!
Олег шагает размашисто, широко. Говорит нервно и взвинченно. Рита еле за ним успевает.
- Смотри, танки. И бэтээры...
- Но я не понимаю, - беспомощно бормочет Рита. - Как ты их различаешь?
- Они в самом деле похожи...
Олег взглядывает на Риту и впервые за это утро чуть улыбается - нежно и снисходительно.
- Ах ты, дурочка! - обнимает ее за плечи. - Танк - это когда есть дуло. Понятно?
- Понятно.
У Александровского сада стоит целая танковая колонна. Крыши люков откинуты, торчат мальчишеские головы в шлемах. Танкисты "запирают" своими машинами Красную площадь., Олег подходит к первому танку.
- Ну что, ребята, в матерей стрелять будете? - резко и неожиданно спрашивает он, "Не так, не так, - в смятении думает Рита. - Тот же, с машины, сказал: "Не делайте из них врагов!" И, смягчая жесткие слова Олега, жалобно просит:
- Вы уж, мальчики, против нас не идите.
И неожиданно один из танкистов им отвечает - тихо и не очень уверенно:
- Да мы и не собираемся. Не беспокойтесь.
- Сынок, я понимаю: у вас приказ, - вмешивается в разговор стоящий рядом прямой старик с выправкой кадрового военного. - Но можно выполнять формально.
Что он имеет в виду? Непонятно. А мальчик в танке кивает.
"Невероятно: танки у Александровского... Сколько мы здесь сидели, отдыхая от Ленинки. Или просто так, у тюльпанов. Ждали друг друга, читали, целовались с мальчишками. И вдруг - танки..."
Между тем на Манежной под мелким дождем начинается митинг. Над грузовиком развевается российский флаг, на который все то и дело поглядывают, к которому еще не привыкли, и вот смотрят - не налюбуются, за него радуясь, им гордясь. Никогда Риту не трогала эта символика: флаги, гимны, гербы. Почему же теперь у нее на глазах слезы?
- С нами - депутаты России, - кричит в рупор с грузовика человек. - С нами - представители демократических партий. Где президент? Что с ним?
Мы требуем, чтобы он выступил перед народом! Мы объявляем бессрочную политическую забастовку!
Дождь все сильнее, и Рита, спохватившись, раскрывает зонтик.
- Мы - к вам.
Под зонтик ныряют две девушки, прижимаются к Рите.
- Стойте здесь. Я сейчас.
Олег шагнул ко второму танку.
- У нас присяга, - не дожидаясь никаких слов и призывов, говорит белобрысый, с худой, цыплячьей шеей мальчишка. Сколько же ему лет? Совсем, ну совсем пацан. - Мы ведь не сами...
- Вы давали присягу защищать свой народ и правительство, - перебивает его Олег. - А правительство - это сейчас Ельцин, потому что Горбачев неизвестно где. Нужно защищать Ельцина, а не путчистов.
И тут вмешивается наконец командир.
- Идите, идите отсюда, - нервничая, говорит он. - Сейчас пойдут бэтээры.
- Но я стою на тротуаре, - возражает Олег. - Зачем мне уходить? Они же не по тротуару пойдут. - И снова поворачивается к танкистам:
- Думайте, ребята, думайте! Поддержите хунту - всем нам жить в фашистской стране.
- Скажешь тоже - "фашистской"! - совсем разнервничался командир. Хватит нас агитировать!
Но Олега неожиданно поддерживает какой-то казах в огромной, мохнатой шапке.
- В своего, русского, палить будешь? - недоумевает он и почесывает в затылке, сдвигая шапку на лоб.
- Задавишь кого - век себе не простишь, - скорбно качает головой женщина в пестром платке.
- Можно стрелять в воздух, - думает вслух прямой старик. - Вроде бы подчинился...
- Да уйдете вы или нет? - истерически кричит командир. - Мы сейчас разворачиваемся - ив казармы, ясно?
- Чего это вы нас гоните? - возмущается в ответ лохматый дед в промасленной куртке. - Я по этой тропе еще в детский сад топал.
Общий хохот разряжает накаленную атмосферу. Ничего себе - тропа! И когда это он, интересно, топал-то в детский сад? В прошлом веке, что ли?
Дождь превращается в косой, с ветром, ливень.
Танкисты ныряют в люки, с грохотом захлопываются тяжелые крышки мальчики рады ретироваться с достоинством. Дождь барабанит по крышам.
- Уходим, уходим, - повторяет командир.
- А зачем тогда приходили? - спрашивает женщина в платке.
- А я знаю? - неожиданно и печально отвечает военный, и наступает тишина: все задумываются.
Дождь льет и льет.
- Ладно там Карабах, - размышляет на прощание казах. С мохнатой шапки стекают струйки дождя. - Но в своих...
Поддержал, называется. Ну уж, что думал, то и сказал...
Олег, мокрый, разгоряченный первой победой, возвращается к Рите, ныряет под зонтик, сильными большими руками по-хозяйски обнимает незнакомых девушек, и Рита чувствует укол ревности. Но Олег, конечно, ничего такого не замечает.
- Ух ты, троллейбусы! - радуется он. - Какая-никакая, а техника!
А Рита и не заметила, как подошли и встали у "Москвы" и "Националя" троллейбусы. На крыше одного - тоже оратор. Значит, с нами? За нас? Ура!
Ораторы сменяют друг друга. Все, что они говорят, давно всем известно, но пусть, пусть говорят: с ними как-то увереннее.
- Пора к Белому дому, - решает Олег. - Говорят, на Калининском тоже танки.
И в самом деле, на проспекте стояли танки. Да еще выглядывало длинное дуло с Садовой. Ах, сволочи!
- Вы откуда, ребята?
- Рязанские мы. Подняли по тревоге, ночью. Утром смотрим - - Москва.
- Вы уж нас не давите, ладно? Никогда этого не забудете и себе не простите.
- Разговорчики! Задраить люки!
Этот командир порешительнее.
***
- Вот он. Белый дом...
Действительно, белый. И очень красивый. А вокруг море людей, и, что странно, полным-полно пожилых.
- Шестидесятники, - говорит Олег, и Рита не смеет переспросить: ничего-то она не знает. Олег решит, что она просто дурочка.
- Что это? - ахает Рита.
На глазах растут - никогда не думала, что увидит своими глазами, самые настоящие баррикады.
Где-то рядом, как видно, стройка, потому что полно бетонных кубов и каких-то длинных железных прутьев. Двое парней торжественно, но не без юмора тащат панцирную, от кровати, сетку, а еще двое - железную скамью - из тех, что уродуют скверы.
- Становись!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33