Они так галдели и шумели, что Боцман, было, забеспокоился, уж не тонет ли кто из них и не нужна ли его помощь. Где ему знать, что шумными криками они выражали свой восторг на редкость удачной рыбалкой.
— Треска! Целых восемь! — кричал Никлас. — У Малин будет бледный вид. Правда, она говорила, что ей нравится на обед отварная треска под майонезом, но ведь не целую же неделю подряд есть одну треску.
Юхан расходился все больше и больше.
— Треска — объедение! — кричал он. — Пусть скажет, кто не согласен?
— Наверно, треска, — спокойно ответила Фредди.
С минуту Юхан погоревал о треске и вдруг вспомнил о самом младшем брате, который, окажись он с ними, горевал бы еще больше.
— Повезло, что мы не взяли Пелле, — сказал Юхан, — Он не одобрил бы этой затеи.
Боцман с пригорка у лодочного сарая бросил последний настороженный взгляд на детей в лодке и, убедившись, что они не нуждаются в его помощи, зевнул и положил голову между передними лапами. Теперь-то он, наконец, вздремнет.
И если правда то, на чем настаивали Тедди с Фредди, а именно, что Боцман мыслит и чувствует, как человек, то, прежде чем уснуть, он подумал, проснулась ли Чёрвен и что она делает.
А Чёрвен уже проснулась. Сон с нее как рукой сняло, едва она обнаружила, что Боцман не лежит на своем обычном месте возле ее кровати. Поразмыслив, она поняла в чем дело и, точь-в-точь как предсказывала Фредди, страшно рассердилась.
Насупив брови, Чёрвен вылезла из кровати. Боцман был ее собственной собакой, и никто не имел права брать его с собой в море. А Тедди и Фредди вечно так делают, да еще без спросу. Этому пора положить конец, и Чёрвен прямехонько направилась в спальню — жаловаться родителям. Они еще спали, но это ее не смутило. Она подошла к отцу и принялась его безжалостно трясти.
— Папа, знаешь что, — сказала она в сердцах. — Тедди и Фредди увезли с собой Боцмана в Рыбью шхеру.
Ниссе с трудом открыл один глаз и посмотрел на будильник.
— И тебе обязательно надо сообщить мне об этом в шесть утра?
— Но раньше я не могла, — оправдывалась Чёрвен. — Я сама только что заметила.
Мэрта заворочалась в соседней постели и, полусонная, пробормотала:
— Уймись, Чёрвен, не шуми!
Мэрте скоро надо было вставать и начинать новый трудовой день. Последние полчаса до звонка будильника были для нее на вес золота, но Чёрвен этого не понимала.
— А я не шумлю, а просто злюсь, — ответила Чёрвен.
В комнате, где злилась Чёрвен, мог спать разве что глухой. Мэрта почувствовала, что от раздражения она окончательно проснулась, и нетерпеливо спросила:
— И чего ты шумишь? Боцману ведь тоже хочется иногда немного поразвлечься.
Тут уж Чёрвен дала волю своему тону.
— А как же я, — кричала она, — мне, выходит, никогда не хочется развлечься! У! Так не честно!
Ниссе застонал и зарылся головой в подушку.
— Уходи, Чёрвен! Иди куда хочешь, раз ты такая злючка, только бы не слыхать твоего крика.
Чёрвен застыла на месте с открытым ртом. Она молчала несколько секунд, и родители уже было понадеялись, что наконец-то в спальне настанет блаженная тишина. Они не понимали, что Чёрвен просто собиралась с силами.
— Ну ладно же! — закричала она снова — Я уйду отсюда! Уйду и больше не вернусь! Потом не плачьте, что у вас нет Чёрвен.
Тут Мэрта поняла, что дело принимает серьезный оборот, и примирительно протянула руку Чёрвен.
— Ты ведь не бросишь нас насовсем, маленькая оса?
— Брошу, вам же лучше будет, — буркнула Чёрвен. — Сможете спать, сколько хотите.
Тогда Мэрта сказала ей, что ни за что на свете они не захотят расстаться со своей любимой Чёрвен, хотя приходить в спальню в шесть часов утра, когда мама с папой спят, ей вовсе не обязательно. Но Чёрвен ее не слушала. Хлопнув дверью, она в одной рубашке выскочила из комнаты в сад.
— Им бы только спать да спать, — бурчала она, ничего не видя перед собой от горьких слез, застилавших глаза. Но потом она поняла, что встала слишком рано. День только занимался. Воздух был пропитан ночной прохладой, и мокрая от росы трава холодила голые ноги. Солнце еще не взошло, но чайки уже проснулись и, как всегда, пронзительно кричали. Одна из них, усевшись на верхушку флагштока, смотрела по сторонам с таким победоносным видом, будто была хозяйка всей Сальткроки.
А вот Чёрвен не была больше высокомерной. Она в раздумье срывала пальцами ног травинки. На душе у нее скребли кошки. Она уже раскаивалась, что вела себя так по— детски. Грозиться уйти из дому, так могут поступать лишь маленькие дети, и папа с мамой это знали не хуже ее. Но возвратиться теперь назад было бы унизительно. Так просто она на это не пойдет. Надо найти достойный выход из этой истории. Чёрвен долго раздумывала и успела сорвать немало травинок, прежде чем ее вдруг осенило. Тогда она подбежала к открытому окну спальни и просунула туда голову. Родители окончательно проснулись и уже начали одеваться.
— Я пойду в служанки к Сёдерману, — объявила Чёрвен, довольная своей удачной выдумкой. Пусть родители поймут, что она не капризничала, а говорила серьезно.
Сёдерман жил один в своем домике на берегу фьорда и постоянно жаловался, что ему без помощи по хозяйству трудно.
— А ты, Чёрвен, не пошла бы ко мне в служанки? — как-то спросил он ее.
Но тогда у нее как раз не было времени. Как здорово, что теперь она вспомнила об этом. И вовсе не обязательно очень долго ходить в служанках. Потом можно снова вернуться к папе и маме и быть их любимой дочкой Чёрвен, будто между ними ничего не было.
Ниссе высунул в окно руку и отечески потрепал Чёрвен по щеке.
— Значит, больше не сердишься, оса ты этакая? Чёрвен смущенно кивнула головой.
— Не-а.
— Молодчина, — похвалил Ниссе. — Чего попусту сердиться, на сердитых воду возят.
Чёрвен не возражала.
— А Сёдерман захочет взять тебя в служанки? — спросила Мэрта. — Ведь у него есть Стина.
Об этом Чёрвен как-то не подумала. Сёдерман звал ее в помощницы прошлой зимой. Тогда у него никакой Стины не было, она жила в городе со своей мамой. Но Чёрвен быстро нашлась:
— Служанки должны быть сильные, а я и есть сильная.
И она пустилась бежать к Сёдерману, чтобы он как можно скорее узнал, какое ему привалило счастье. Но Мэрта окликнула ее.
— Служанки не являются на работу в ночных рубашках, — сказала она. И Чёрвен на это ничего не могла возразить.
Сёдерман чинил на завалинке сети для салаки, когда примчалась Чёрвен.
— Они должны быть сильные, тра-ля-ля! — напевала она. — Чертовски сильные, тра-ляля-ля!
Увидев Сёдермана, она смолкла.
— Дедушка Сёдерман, знаешь что? Угадай, кто тебе сегодня будет мыть посуду?
Сёдерман не успел даже сообразить что к чему, как позади него из окна высунулась взлохмаченная головка Стины.
— Я! — объявила она.
— Как бы не так, — отрезала Чёрвен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62