– Это маразм, – зевала я, когда дописывала десятое письмо.
– Значит, переписала все-таки! – самодовольно констатировала очевидное Полина Ильинична. Я не стала отпираться, тем более что я была поймана с поличным. Я уснула на восемнадцатом письме.
– Ну, а вдруг это правда?
– Не думаю. Но, раз уж тебе так надо распространять эту ахинею, запихни-ка пару конвертов в третий подъезд. К Степановне, например.
– Зачем? – не поняла я.
– А пусть и она заколебётся.
– А! – протянула я и заговорщицки кивнула.
– И, знаешь, я ведь тебя обманула! – смущенно улыбнулась Полина Ильинична. – Я тогда тоже все письма попереписывала.
– Я почему-то так и подумала, – ухмыльнулась я.
– Да-а, – она помолчала. – Только мне это не слишком-то помогло.
– Ну, почему же. У вас же была такая яркая, интересная и насыщенная жизнь.
– А, брось, – Полина Ильинична махнула рукой. – И, кстати, отправь-ка по письмецу моим племянницам. А-то что-то они какие-то неудачные. Может, хоть замуж повыходят.
– Не вопрос, – согласилась я. На следующий день перед сменой я завернула в третий подъезд, где, маскируясь со всей возможной осторожностью, запихнула письмо Степановне. А потом я рассовала письма с придуманными на ходу адресами домов и улиц, в несколько почтовых ящиков, стоящих на улицах, и поехала на работу. Естественно, прямо по дороге я стала думать, какого рода счастье мне следует ожидать. Может, прибавят врачам зарплаты? Но в таком случае это счастье для всего медицинского персонала, а не для меня лично. Про принца я даже не стала мечтать. А подумала, что вот Карлик вдруг оценит всю степень моего личного вклада в дело оздоровления нации, и решит вознаградить за него. Именно меня, лично. И даст указание предоставить мне, например, комнату для проживания. Я туда пропишусь, обклею ее обоями и уж точно буду счастлива до конца дней своих. Конечно, я не оставлю Полину Ильиничну. Значит, пока я ей нужна, я буду сдавать свою комнатку в аренду. Маленькая, а все же прибавка к пенсии. Я накоплю денег и поеду отдыхать на море. Там будет жарко и влажно. Я буду вдыхать морской воздух, ощущать на губах вкус соли. И еще, я вдоволь наваляюсь на горячей гальке. Может, хоть там мое сердце отогреется. Хотя, зачем бы мне это.
– Золотнянская, чего это мы спим на летучке? Почему не внемлем руководству? – вырвал меня из сладких грез голос Карлика. Я встрепенулась, посмотрела на него и помрачнела. Карлик был красным от злости.
– Простите, задумалась, – дежурно пробубнила я, подумав, что вряд ли Карлик когда-нибудь велит дать мне не то что комнату, но даже собачью будку около подстанции. Будки это только для собак! Тем более что у нас и так их три, из которых одну зовут Говняшка. Я и сама не захочу лаять в таком обществе.
– И о чем думы? – едко спросил Карлик.
– Ну, об этом… повышении… результатов работы…
– Ага, ага. Как интересно. О повышении, значит.
– Ну, да! – серьезно закивала я.
– Да вы бы хоть сделали так, чтобы на вас жалобы не поступали! – заорал он. Я впечаталась в стул и побледнела.
– Какие жалобы?
– А вот, читайте! Избили пенсионера! – он швырнул в меня листком бумаги. Я зашелестела взглядом по бумаге. Настоящим просим принять меры… уверены в недопустимости хамского поведения со стороны врачей скорой помощи… – Что это?
– Это я у вас должен спросить! – брызгал слюной Карлик. Он страшно не любил, когда на его персонал жаловались, да еще в письменном виде. Я продолжила свое увлекательное чтение. Оказывается, бумага была составлена одним весьма безобидным на вид старичком-орденоносцем, которому мы заводили сердце. В ответ на спасенную деятельность миокарда он отписал следующее: ваши сотрудники вместо того, чтобы вколоть мне необходимые препараты от болей в сердце, грубо стащили меня, ветерана войны, с кровати и бросили на пол.
– Что вы на это скажете? – делал козью морду Карлик, хотя и сам прекрасно знал, что нельзя было лечить ветерана на кровати.
– Далее они набросились на меня и стали избивать до тех пор, пока я не потерял сознание. Что за бред! Да у него была остановка! Мы его даже ДЕФОМ стукнули! – призвала к справедливости я. Мои вопли, что называется, не возымели.
– Значит, прекратить! Что вы себе позволяете! Так обращаться с ветеранами, – орало начальство, а я так и видела, как оно докладывает своему начальству, что в массе сотрудников проведена воспитательная работа по факту жалобы.
– Хорошо, а как я должна была с ним обратиться. Может, надо было вежливо пожелать ему удачи и уехать? – окончательно распоясалась я. Дело в том, что на реанимационные действия такого рода мы жалобы получаем постоянно. Ну не верят люди, что по-другому нельзя. Особенно сами потерпевшие сердечники. Ну, а может, в тот день просто звезды так легли или у меня разум помутился от написания двадцати писем счастья за ночь. Но только вместо того, чтобы молчать и покаянно кивать, я тарахтела и бухтела, как скороварка. Чем окончательно вывела из себя своего генерала. Карлик побагровел и подытожил:
– Золотнянская – мне на стол письменную объяснительную по полученному факту жалобы. Выговор в личное дело за хамство при исполнении. И если в течении месяца на вас пожалуются снова, я поставлю вопрос о вашем служебном соответствии!
– Что? – у меня немедленно задрожали губы. Увольнение было бы для меня хуже смертельной казни. И дело уже даже не только в деньгах. Проработав столько лет на Скорой, я уже не представляла себя в другом качестве. Куда мне идти? В частную медицину? Кому я там нужна, лимита безпрописочная. В больницы? Здорово, конечно, но там зарплаты в два раза меньше, а главное – работа – скука страшная. Медленное перемалывание времени от обхода до обхода. Для нас – врачей со Скорой Помощи – спасение людей становится своего рода наркотиком. Кто-то слетает сразу. Но тот, кто втянулся, уже никогда не сможет отвыкнуть. Поэтому, услышав про выговор с занесением, я моментально утеряла весь свой апломб и судорожно закивала руководству как китайский болванчик.
– Вот так-то, – довольный произведенным эффектом, встал из-за стола Карлик. – Работайте.
– Есть! – мне вдруг захотелось отдать честь. Всю смену я работала, как заводная, успевая при этом механически улыбаться всем пациентам и желать скорейшего выздоровления.
– Ты чего, сбрендила? – заинтересовался водитель, понаблюдав за мной несколько часов.
– Я-то? Почти! – согласилась я, а про себя подумала, что если это и есть действие письма счастья, то я бы без этого точно перебилась. Однако оказалось, что не все так просто. По окончании смены я отбыла домой, чтобы там, в тиши своей комнаты посидеть над еще одним листом бумаги и сварганить пристойное объяснение по факту жалобы на меня со стороны спасенного пенсионера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63