Финареоты, из тех, что попроще, присматривают за бхиотскими плотниками, кормчие и мастера — за финареотами, а уж за ними следят крабы… из этих, из дуболомов, как зовет их Хэмб… Ну, построим мы, значит, корабли, сядем в них и отправимся через Сир-да на силангутов… Вынем из них кишки, перережем глотки, втопчем в землю, смешаем с дерьмом, и будет полный порядок — такой, какой крабам нужен. Может, и нам кость бросят за верную службу…
Блейд задумчиво уставился на своего слугу. Не в первый раз выслушивал он подобные рассуждения, ибо характер у Джефа был независимый и мнений своих он не скрывал. Кроме него, Мака и Энны, иных ближних у странника не появилось, и в этом триумвирате Джефайа-финареот олицетворял мир. Не то чтобы он являлся убежденным пацифистом и не мог выпустить пинтудругую крови из какой-нибудь сухопутной крысы — просто массовые побоища и резня ему претили, как и сама идея о господстве от моря и до моря. Мак, занимавший теперь должность первого адъютанта Блейда, придерживался прямо противоположной точки зрения и был счастлив, что его господин, забравшись столь высоко по служебной лестнице, может теперь устраивать колоссальные бойни под звуки боевых труб и барабанов. Самое забавное заключалось в том, что кантиец по своей природе вовсе не был кровожадным — не больше и не меньше, чем финареот, — но вражеская кровь, проливаемая в битве, словно бы не рассматривалась им как человеческая. Блейд отлично понимал, что дело тут в профессиональном подходе: Мак — солдат, а Джеф — моряк и торговец; первый хочет выиграть все битвы в мире, а второй прикидывает, что после оных битв не с кем будет торговать.
Очаровательная Энна Корана занимала некую среднюю позицию между этими крайними полюсами, считая, что мир, конечно, должен быть завоеван Великим Кантом, но без особых жестокостей. Правда, она не пыталась объяснить, что понимается под словом «особые». К примеру, попадал ли в эту категорию Неван, где после оккупации Гинна Пал, по велению Великого и Победоносного, распорядился вырубить за непокорство все благородные фамилии и семьи из касты воинов? Крестьяне, ремесленники и купцы по большей части уцелели, чтобы приносить империи положенный доход, но то была лишь половина души прежнего Невана.
Блейд снова прислушался к тому, что бубнит его слуга. Насчет кормчего Санкрайи и прочих финареотов, которых, похоже, заставят тащиться через пустыни, что простираются за Силангутом до самого Бартама. Что пустыни те, конечно, преодолеть нелегко, но если крабам это удастся, то Бартам разделит судьбу Невана, бхиотских княжеств и Силангута. И что пора бы мастеру Дику, доблестному контаррану и великому магу, позаботиться кое о ком. К примеру, о Великом и Победоносном или о грозном Гинне Пале…
Странник кивнул. Такие мысли уже приходили ему в голову, возможно, Гесталион Фралла Куз был бы неплохим дополнением к кошке, хомяку, птицам и полудюжине ослов, которых он выслал Лейтону. Но это не решало проблемы, ибо местный Аттила, как представлялось теперь Блейду, являлся лишь правофланговым в длинной шеренге завоевателей мира. Вся его армия — во всяком случае, ее кантийская часть — состояла из множества больших и маленьких аттил, искренне веривших в великое предназначение своего племени, которому само Небо повелело властвовать над Ханнаром.
— Понимаешь, Джеф, — негромко произнес странник, — я думаю, что наш Великий не столь уж велик и победоносен… Вот армия у него велика и полководцы хороши, это уж точно. В этом я сам убедился.
— Ну, так отправь их всех подальше, мастер Дик! Так далеко, как позволяет твоя магическая сила!
Блейд взглянул на серебряный кубок, и тот исчез.
— Туда, Джеф?
— Туда, хозяин!
— Боюсь, что разочарую тебя, но мне это не под силу. Слишком уж их много, Джеф.
— Но чтобы защитить твой Бартам…
— Ш-ш-ш… Кто тут говорит о моем Бартаме? — странник притворно нахмурился. — Я — касс… касс из Кассны, с бесплодных гор, где пасется десяток коз… только один десяток, потому что все остальные уже сдохли от голода.
— К счастью для каснитов, их хозяев, ибо такие бедняки не интересуют крабов.
— А ты бы поменял свой цветущий Финареот на Кассну? Без моря, без фруктовых рощ, без вина — но и без кантийцев?
Джеф пожал плечами.
— Ах, хозяин, только в Финареоте ли дело? Куда бы я ни поплыл — в Шер-да, в страны Либонны, в Альбаг, Хаст, Сеулг или Ханборд — всюду я попаду в имперские земли, и везде будут имперские порядки… И теперь то же самое в Неване, в бхиотских горах и на бхиотском побережье! Вот что мне не нравится!
Блейд усмехнулся.
— Ты анархист, Джеф… да, анархист, а вот Мак — сторонник авторитарного режима. Национал-социалист, можно сказать… Все повторяется! Все, как в моем… гм-м… Бартаме…
— Не знаю, господин, что ты обозначаешь такими мудреными словами. Я -не ан-христ, а Мак — не… не… ну, как ты его там обозвал… Мы оба -правоверные найлатаги, ибо почитаем Найлага, нашего Небесного Отца, и его священное потомство. Но при этом я-то вовсе не хочу, чтобы все страны и земли походили на Финареот, почему же Мак считает, что все и везде должно делаться на их крабий манер?
Посмотрев на быстро темневшую поверхность моря, Блейд поднял кувшин и отхлебнул прямо из горлышка. Вероятно, не стоило продолжать эту дискуссию; он не мог объяснить Джефу, почему некоторыми людьми — или целыми народами — вдруг овладевает своеобразная форма бешенства, именуемая жаждой власти. На Земле для этого уже два или три тысячелетия изобретались всевозможные теории, философские, экономические и психологические, что, однако, никак не сказывалось на практике. Стоило появиться очередной команде властолюбцев, как люди словно бы сходили с ума и начиналось новое побоище во имя мирового господства.
— Вот что, Джеф, — странник перевел взгляд на своего слугу, неподвижно сидевшего напротив, — устрой-ка ты мне встречу с твоим кормчим, с почтенным Санкрайей. Скажем, завтра после обеда… Хочу я его расспросить о Море Восхода и землях за ним. Ты сбегай к нему с утра, предупреди, чтоб не пугался, скажи, что мастер Дик достоин доверия. А потом пошатайся по кабачкам да по базару, послушай, что люди говорят.
— Про все слушать, хозяин, или о чем-то особо? — физиономия Джефайи оживилась. Он встал, и под солнечным лучом, упавшим на его лицо, веснушки блеснули, словно крохотные золотые монетки.
— Особо — про Силангут и пустыню за ним. Интересно мне знать, есть ли сейчас в городе силангутские купцы и случалось ли тем купцам ходить в бартамские пределы.
— Да, хозяин. Ты думаешь, в Силангуте ведают про дороги на Бартам? Через пустынные земли?
— И о дорогах мне тоже хотелось бы разузнать… Но главное — про пустыню, Джеф! Пустыня, видишь ли, такое место, где может случиться что угодно… Опасная штука — пустыня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Блейд задумчиво уставился на своего слугу. Не в первый раз выслушивал он подобные рассуждения, ибо характер у Джефа был независимый и мнений своих он не скрывал. Кроме него, Мака и Энны, иных ближних у странника не появилось, и в этом триумвирате Джефайа-финареот олицетворял мир. Не то чтобы он являлся убежденным пацифистом и не мог выпустить пинтудругую крови из какой-нибудь сухопутной крысы — просто массовые побоища и резня ему претили, как и сама идея о господстве от моря и до моря. Мак, занимавший теперь должность первого адъютанта Блейда, придерживался прямо противоположной точки зрения и был счастлив, что его господин, забравшись столь высоко по служебной лестнице, может теперь устраивать колоссальные бойни под звуки боевых труб и барабанов. Самое забавное заключалось в том, что кантиец по своей природе вовсе не был кровожадным — не больше и не меньше, чем финареот, — но вражеская кровь, проливаемая в битве, словно бы не рассматривалась им как человеческая. Блейд отлично понимал, что дело тут в профессиональном подходе: Мак — солдат, а Джеф — моряк и торговец; первый хочет выиграть все битвы в мире, а второй прикидывает, что после оных битв не с кем будет торговать.
Очаровательная Энна Корана занимала некую среднюю позицию между этими крайними полюсами, считая, что мир, конечно, должен быть завоеван Великим Кантом, но без особых жестокостей. Правда, она не пыталась объяснить, что понимается под словом «особые». К примеру, попадал ли в эту категорию Неван, где после оккупации Гинна Пал, по велению Великого и Победоносного, распорядился вырубить за непокорство все благородные фамилии и семьи из касты воинов? Крестьяне, ремесленники и купцы по большей части уцелели, чтобы приносить империи положенный доход, но то была лишь половина души прежнего Невана.
Блейд снова прислушался к тому, что бубнит его слуга. Насчет кормчего Санкрайи и прочих финареотов, которых, похоже, заставят тащиться через пустыни, что простираются за Силангутом до самого Бартама. Что пустыни те, конечно, преодолеть нелегко, но если крабам это удастся, то Бартам разделит судьбу Невана, бхиотских княжеств и Силангута. И что пора бы мастеру Дику, доблестному контаррану и великому магу, позаботиться кое о ком. К примеру, о Великом и Победоносном или о грозном Гинне Пале…
Странник кивнул. Такие мысли уже приходили ему в голову, возможно, Гесталион Фралла Куз был бы неплохим дополнением к кошке, хомяку, птицам и полудюжине ослов, которых он выслал Лейтону. Но это не решало проблемы, ибо местный Аттила, как представлялось теперь Блейду, являлся лишь правофланговым в длинной шеренге завоевателей мира. Вся его армия — во всяком случае, ее кантийская часть — состояла из множества больших и маленьких аттил, искренне веривших в великое предназначение своего племени, которому само Небо повелело властвовать над Ханнаром.
— Понимаешь, Джеф, — негромко произнес странник, — я думаю, что наш Великий не столь уж велик и победоносен… Вот армия у него велика и полководцы хороши, это уж точно. В этом я сам убедился.
— Ну, так отправь их всех подальше, мастер Дик! Так далеко, как позволяет твоя магическая сила!
Блейд взглянул на серебряный кубок, и тот исчез.
— Туда, Джеф?
— Туда, хозяин!
— Боюсь, что разочарую тебя, но мне это не под силу. Слишком уж их много, Джеф.
— Но чтобы защитить твой Бартам…
— Ш-ш-ш… Кто тут говорит о моем Бартаме? — странник притворно нахмурился. — Я — касс… касс из Кассны, с бесплодных гор, где пасется десяток коз… только один десяток, потому что все остальные уже сдохли от голода.
— К счастью для каснитов, их хозяев, ибо такие бедняки не интересуют крабов.
— А ты бы поменял свой цветущий Финареот на Кассну? Без моря, без фруктовых рощ, без вина — но и без кантийцев?
Джеф пожал плечами.
— Ах, хозяин, только в Финареоте ли дело? Куда бы я ни поплыл — в Шер-да, в страны Либонны, в Альбаг, Хаст, Сеулг или Ханборд — всюду я попаду в имперские земли, и везде будут имперские порядки… И теперь то же самое в Неване, в бхиотских горах и на бхиотском побережье! Вот что мне не нравится!
Блейд усмехнулся.
— Ты анархист, Джеф… да, анархист, а вот Мак — сторонник авторитарного режима. Национал-социалист, можно сказать… Все повторяется! Все, как в моем… гм-м… Бартаме…
— Не знаю, господин, что ты обозначаешь такими мудреными словами. Я -не ан-христ, а Мак — не… не… ну, как ты его там обозвал… Мы оба -правоверные найлатаги, ибо почитаем Найлага, нашего Небесного Отца, и его священное потомство. Но при этом я-то вовсе не хочу, чтобы все страны и земли походили на Финареот, почему же Мак считает, что все и везде должно делаться на их крабий манер?
Посмотрев на быстро темневшую поверхность моря, Блейд поднял кувшин и отхлебнул прямо из горлышка. Вероятно, не стоило продолжать эту дискуссию; он не мог объяснить Джефу, почему некоторыми людьми — или целыми народами — вдруг овладевает своеобразная форма бешенства, именуемая жаждой власти. На Земле для этого уже два или три тысячелетия изобретались всевозможные теории, философские, экономические и психологические, что, однако, никак не сказывалось на практике. Стоило появиться очередной команде властолюбцев, как люди словно бы сходили с ума и начиналось новое побоище во имя мирового господства.
— Вот что, Джеф, — странник перевел взгляд на своего слугу, неподвижно сидевшего напротив, — устрой-ка ты мне встречу с твоим кормчим, с почтенным Санкрайей. Скажем, завтра после обеда… Хочу я его расспросить о Море Восхода и землях за ним. Ты сбегай к нему с утра, предупреди, чтоб не пугался, скажи, что мастер Дик достоин доверия. А потом пошатайся по кабачкам да по базару, послушай, что люди говорят.
— Про все слушать, хозяин, или о чем-то особо? — физиономия Джефайи оживилась. Он встал, и под солнечным лучом, упавшим на его лицо, веснушки блеснули, словно крохотные золотые монетки.
— Особо — про Силангут и пустыню за ним. Интересно мне знать, есть ли сейчас в городе силангутские купцы и случалось ли тем купцам ходить в бартамские пределы.
— Да, хозяин. Ты думаешь, в Силангуте ведают про дороги на Бартам? Через пустынные земли?
— И о дорогах мне тоже хотелось бы разузнать… Но главное — про пустыню, Джеф! Пустыня, видишь ли, такое место, где может случиться что угодно… Опасная штука — пустыня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57