Я ужасно обрадовалась. И адрес вспомнила: Рэнтон Грейндж, скорей вызвала такси, поехала на вокзал и купила билет до Ноттингема.
Ехала я чудесно: как только поезд оказался за городом, слезы у меня высохли и я позабыла про все неприятности и дешево пообедала в вагоне-ресторане. А потом пошла назад в свой вагон, и получилось очень странно. Иду через вагон первого класса, а там какая-то маленькая старушка сняла с себя меховое пальто и старается выбросить его из окна. Рама опущена совсем немного, а пальто большое, старушке никак его не протолкнуть. Тогда она его вытащила, свернула в длину, чтобы легче пролезло, а сама все время плачет и что-то бормочет. Я вошла к ней в купе, заговорила, и она скоро забыла, что хотела выкинуть пальто, и стала рассказывать мне про свою жизнь. Но она очень быстро говорила, я ничего не поняла, подумала: она просто сумасшедшая,- у вас в Англии их так много.
Потом я вернулась на свое место, в третий класс, потому что пришел кондуктор и велел мне уходить. Ноттингем, по-моему, очень миленький и совсем не похож на Лондон - весь открытый, приятно посмотреть, и все такие оживленные, улыбаются, и я сказала себе: сразу видно, что это родной город Майкла. Я спросила какого-то железнодорожника, как попасть в Рэнтон, и он сказал - надо пойти на автобус, так что через час я уже была там. Какие места красивые! Только до твоего дома в Грейндже пришлось еще очень долго идти. К тому времени я уже немножко устала, но я надеялась, твоя мама не рассердится, что я решила тебя навестить.
Калитка была заперта, я позвонила, и ко мне вышел мужчина, я подумала, это твой брат, про которого ты рассказывал. Мне показалось, он добрый, но он посмотрел подозрительно и спросил, что мне надо. Я сказала, я хочу видеть Майкла, и он сказал, что тебя нет дома, ты в Лондоне. Это было ужасно, и я подумала: какой у меня сегодня несчастный день.
«Вы брат Майкла?» - спросила я. Он кивнул и так пристально на меня посмотрел. Он лет на десять старше тебя, довольно красивый, только глаза у него сердитые и усики рыжеватые. «Майкл мне много про вас рассказывал»,- сказала я. Он взял мой чемодан и предложил зайти выпить чашку чая, сказал, что не может меня отпустить, раз уж я приехала в такую даль. Он извинился за тебя, сказал, что ты редко так ошибаешься и что, когда дело касается молодой дамы, надо быть повнимательней. Я сказала, я надеюсь, что не потревожу вашу маму, и он ответил: «Да вы о ней не думайте». Она, видно, недавно умерла, и я удивилась, как же ты мне ничего не сказал, но ему только сказала, что прошу меня извинить.
Слуга взял мой чемодан, и мы пошли в дом - какой у вас большой особняк, и на лестнице-развешаны картины, повсюду павшие воины, и я подумала: какой же Майкл счастливый, что провел здесь детство. Твой брат угостил меня обедом и велел подать бугылку вина, а потом еще одну, я ела и пила и все меньше огорчалась, что не застала тебя. Потом у меня закружилась голова, и твой брат попросил экономку отвести меня в комнату, чтобы я полчасика отдохнула. И он сказал, что потом отвезет меня на станцию. Я пошла за этой старушкой, и она привела меня в комнату, которая выходит окнами в очень милый парк - я таких еще не видала. Я подошла к окну и весь его разглядела. Потом легла на кровать, она была такая огромная, я в ней прямо потерялась. Я совсем замучилась - ведь сколько всего случилось за день, а до вечера было еще далеко, и я очень быстро заснула.
Когда я открыла глаза, твой брат, нет, этот дьявол, стоял у кровати и смотрел на меня.
Я спросила: «Пора ехать?»
А он стал раздеваться, и я побежала к двери, но она была заперта.
Он засмеялся и сказал: «Она к тому же звуконепроницаемая».
Я закричала: «Пустите меня! Я опоздаю на поезд».
А он говорит. «Поезда идут каждый день».
«Я скажу Майклу»,- сказала я.
«Да кто это, черт побери?» - спросил этот негодяй - он уже совсем разделся, был в одной рубашке.
Я сказала: «Ваш брат».
«Нет у меня никакого брата. Только сестра, и она, надеюсь, в Южной Америке».
Я побежала обратно к кровати, а он стащил с себя рубашку и говорит: «Не будь дурочкой, получишь удовольствие».
Я крикнула: «Кто вы такой?»
«Сын леди Чаттерлей».
Почему-то я перестала его бояться, и, когда он начал меня целовать, я уже ничего не могла поделать. Тогда я уже поняла, что, наверно, перепутала адрес, но через несколько дней Клиффорд сказал, что у них во всей округе нет людей с такой фамилией, он тут знает все родовитые семейства. Так что ты, оказывается, ужасный обманщик, и я никогда тебе этого не прощу, хотя все равно тебя люблю. Если б не любила, не написала бы этого письма.
Клиффорд посадил меня в Ноттингеме на поезд и умолял, чтобы я как-нибудь еще к нему приехала. В Лондоне я поехала к мужу, думала, мы опять будем вместе. Но он стал спрашивать, с кем я провела время, а я не сказала. Он ездил к тебе, говорит, хотел набить тебе морду, только не застал тебя. Мы вместе пообедали дома (он уже нанял другую экономку), и я думала - теперь все уладится, потому что после обеда мы легли в постель, но потом он опять стал спрашивать, где же я была эти дни, а я все равно не захотела говорить, тогда он сказал, ему пора ехать к больным на Харли-стрит, но сперва он еще успеет разнести весь дом и выгнать меня. Он побросал все вазы в камин, сорвал со стен картины и разбил окно. Потом ударил меня и еще пнул ногой. Он варвар и дикарь, и я подумала, если я с ним останусь, этому не будет конца. Он пинал ногами свою жену, поэтому она его бросила. Он пинает ногами бедняжку Смога и меня тоже. Я шла по дорожке с чемоданом, плакала и обещала себе, что никогда больше не стану жить с психоаналитиком. Теперь у меня есть комната и работа. Я живу в Кэмден-тауне и работаю продавщицей в магазине. Мне эта работа ужасно не нравится, потому что она меня очень связывает, и вообще мне плохо, потому что я звоню тебе, звоню, а никто не отвечает. Так что, пожалуйста, пожалуйста, приходи ко мне или будь дома, когда я звоню, потому что мне очень плохо, Майкл, и вся моя жизнь разбита. Я люблю тебя и хочу с тобой уехать. И хотя ты так меня подвел своими враками, я все равно хочу к тебе».
Так она писала еще на нескольких страницах, но я скомкал письмо и швырнул в корзинку для мусора. Какая она дуреха, это ж надо: поехала разыскивать меня в Ноттингеме. Ну как можно положиться на человека, если он все, что ему ни наболтаешь, принимает за чистую монету?
А похоже, ее занесло в тот самый очень даже величественный особняк, который я с таким знанием дела не раз ей расписывал, мальчишкой я часто ездил мимо на велосипеде и глазел на него с восторгом. Какой-то стервец воспользовался ее наивностью, и нате, пожалуйста, она теперь стоит за прилавком и обслуживает покупателей Экая незадача для девушки из молочно-масляных краев, которая приехала к нам поднатореть в английском языке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Ехала я чудесно: как только поезд оказался за городом, слезы у меня высохли и я позабыла про все неприятности и дешево пообедала в вагоне-ресторане. А потом пошла назад в свой вагон, и получилось очень странно. Иду через вагон первого класса, а там какая-то маленькая старушка сняла с себя меховое пальто и старается выбросить его из окна. Рама опущена совсем немного, а пальто большое, старушке никак его не протолкнуть. Тогда она его вытащила, свернула в длину, чтобы легче пролезло, а сама все время плачет и что-то бормочет. Я вошла к ней в купе, заговорила, и она скоро забыла, что хотела выкинуть пальто, и стала рассказывать мне про свою жизнь. Но она очень быстро говорила, я ничего не поняла, подумала: она просто сумасшедшая,- у вас в Англии их так много.
Потом я вернулась на свое место, в третий класс, потому что пришел кондуктор и велел мне уходить. Ноттингем, по-моему, очень миленький и совсем не похож на Лондон - весь открытый, приятно посмотреть, и все такие оживленные, улыбаются, и я сказала себе: сразу видно, что это родной город Майкла. Я спросила какого-то железнодорожника, как попасть в Рэнтон, и он сказал - надо пойти на автобус, так что через час я уже была там. Какие места красивые! Только до твоего дома в Грейндже пришлось еще очень долго идти. К тому времени я уже немножко устала, но я надеялась, твоя мама не рассердится, что я решила тебя навестить.
Калитка была заперта, я позвонила, и ко мне вышел мужчина, я подумала, это твой брат, про которого ты рассказывал. Мне показалось, он добрый, но он посмотрел подозрительно и спросил, что мне надо. Я сказала, я хочу видеть Майкла, и он сказал, что тебя нет дома, ты в Лондоне. Это было ужасно, и я подумала: какой у меня сегодня несчастный день.
«Вы брат Майкла?» - спросила я. Он кивнул и так пристально на меня посмотрел. Он лет на десять старше тебя, довольно красивый, только глаза у него сердитые и усики рыжеватые. «Майкл мне много про вас рассказывал»,- сказала я. Он взял мой чемодан и предложил зайти выпить чашку чая, сказал, что не может меня отпустить, раз уж я приехала в такую даль. Он извинился за тебя, сказал, что ты редко так ошибаешься и что, когда дело касается молодой дамы, надо быть повнимательней. Я сказала, я надеюсь, что не потревожу вашу маму, и он ответил: «Да вы о ней не думайте». Она, видно, недавно умерла, и я удивилась, как же ты мне ничего не сказал, но ему только сказала, что прошу меня извинить.
Слуга взял мой чемодан, и мы пошли в дом - какой у вас большой особняк, и на лестнице-развешаны картины, повсюду павшие воины, и я подумала: какой же Майкл счастливый, что провел здесь детство. Твой брат угостил меня обедом и велел подать бугылку вина, а потом еще одну, я ела и пила и все меньше огорчалась, что не застала тебя. Потом у меня закружилась голова, и твой брат попросил экономку отвести меня в комнату, чтобы я полчасика отдохнула. И он сказал, что потом отвезет меня на станцию. Я пошла за этой старушкой, и она привела меня в комнату, которая выходит окнами в очень милый парк - я таких еще не видала. Я подошла к окну и весь его разглядела. Потом легла на кровать, она была такая огромная, я в ней прямо потерялась. Я совсем замучилась - ведь сколько всего случилось за день, а до вечера было еще далеко, и я очень быстро заснула.
Когда я открыла глаза, твой брат, нет, этот дьявол, стоял у кровати и смотрел на меня.
Я спросила: «Пора ехать?»
А он стал раздеваться, и я побежала к двери, но она была заперта.
Он засмеялся и сказал: «Она к тому же звуконепроницаемая».
Я закричала: «Пустите меня! Я опоздаю на поезд».
А он говорит. «Поезда идут каждый день».
«Я скажу Майклу»,- сказала я.
«Да кто это, черт побери?» - спросил этот негодяй - он уже совсем разделся, был в одной рубашке.
Я сказала: «Ваш брат».
«Нет у меня никакого брата. Только сестра, и она, надеюсь, в Южной Америке».
Я побежала обратно к кровати, а он стащил с себя рубашку и говорит: «Не будь дурочкой, получишь удовольствие».
Я крикнула: «Кто вы такой?»
«Сын леди Чаттерлей».
Почему-то я перестала его бояться, и, когда он начал меня целовать, я уже ничего не могла поделать. Тогда я уже поняла, что, наверно, перепутала адрес, но через несколько дней Клиффорд сказал, что у них во всей округе нет людей с такой фамилией, он тут знает все родовитые семейства. Так что ты, оказывается, ужасный обманщик, и я никогда тебе этого не прощу, хотя все равно тебя люблю. Если б не любила, не написала бы этого письма.
Клиффорд посадил меня в Ноттингеме на поезд и умолял, чтобы я как-нибудь еще к нему приехала. В Лондоне я поехала к мужу, думала, мы опять будем вместе. Но он стал спрашивать, с кем я провела время, а я не сказала. Он ездил к тебе, говорит, хотел набить тебе морду, только не застал тебя. Мы вместе пообедали дома (он уже нанял другую экономку), и я думала - теперь все уладится, потому что после обеда мы легли в постель, но потом он опять стал спрашивать, где же я была эти дни, а я все равно не захотела говорить, тогда он сказал, ему пора ехать к больным на Харли-стрит, но сперва он еще успеет разнести весь дом и выгнать меня. Он побросал все вазы в камин, сорвал со стен картины и разбил окно. Потом ударил меня и еще пнул ногой. Он варвар и дикарь, и я подумала, если я с ним останусь, этому не будет конца. Он пинал ногами свою жену, поэтому она его бросила. Он пинает ногами бедняжку Смога и меня тоже. Я шла по дорожке с чемоданом, плакала и обещала себе, что никогда больше не стану жить с психоаналитиком. Теперь у меня есть комната и работа. Я живу в Кэмден-тауне и работаю продавщицей в магазине. Мне эта работа ужасно не нравится, потому что она меня очень связывает, и вообще мне плохо, потому что я звоню тебе, звоню, а никто не отвечает. Так что, пожалуйста, пожалуйста, приходи ко мне или будь дома, когда я звоню, потому что мне очень плохо, Майкл, и вся моя жизнь разбита. Я люблю тебя и хочу с тобой уехать. И хотя ты так меня подвел своими враками, я все равно хочу к тебе».
Так она писала еще на нескольких страницах, но я скомкал письмо и швырнул в корзинку для мусора. Какая она дуреха, это ж надо: поехала разыскивать меня в Ноттингеме. Ну как можно положиться на человека, если он все, что ему ни наболтаешь, принимает за чистую монету?
А похоже, ее занесло в тот самый очень даже величественный особняк, который я с таким знанием дела не раз ей расписывал, мальчишкой я часто ездил мимо на велосипеде и глазел на него с восторгом. Какой-то стервец воспользовался ее наивностью, и нате, пожалуйста, она теперь стоит за прилавком и обслуживает покупателей Экая незадача для девушки из молочно-масляных краев, которая приехала к нам поднатореть в английском языке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106