Она пожала плечами.
– Не забудь, что кто-то следил за Зосей.
– Дай мне этот ключ.
Они вышли. Кортель закрыл гараж. Янек ждал на Лазенковской. Кортель зашел в телефонную будку. Надо было установить наблюдение за гаражом: вдруг Окольский вернется.
– Поедешь со мной в комендатуру, – сказал он Басе.
Она остолбенела.
– Ты хочешь…
– Обязан, – сказал он сухо. – Обязан, – повторил он. Кортель хотел сказать ей еще что-то, но слова застряли у него в горле.
XII
Он лежал на голом диване, куря сигареты одну за другой. Было около двенадцати ночи. Он вернулся с работы час тому назад. Разговор с шефом, затем допрос Зельской… Все это затянулось надолго. Самым трудным был разговор с шефом. На рабочем столе шефа стояла лампа, в кабинете был полумрак. Кортель сидел в глубоком кресле, свет не падал ему в лицо, и это приносило облегчение. Он ненавидел исповеди, да и вообще не любил раскрывать душу. Поэтому говорил кратко, равнодушно, словно речь шла о чем-то другом.
Майор не прерывал его. Не задал ни одного вопроса. И только когда Кортель закончил, сказал:
– Не знаю, какое решение вынесет прокурор… Я постараюсь, чтобы он не применил санкции. Дело будет значительно проще выглядеть, если мы найдем Окольского. Сам понимаешь, что я должен подать рапорт.
– Понимаю.
Майор получил от прокурора санкцию на арест Зельской и обыск в ее квартире. Поехали туда все вместе. Им открыла вдова советника. Когда она увидела мундиры и услышала вопросы о ее квартирантке, у нее глаза на лоб полезли. Она, не раздумывая, стала говорить, что Зельская не выходила сегодня из дому, что дважды разговаривала по телефону, который стоит в коридоре… Но ее не слушали. Постучали в дверь квартирантки. Зельская была спокойна, и только когда плотнее куталась в халат, пальцы ее дрожали. Кортель заметил это. Майор предъявил ордер.
– Вот и дождалась, – сказала Зельская, садясь за стол. – Все открыто, прошу вас.
Обыск не занял много времени. В шкафу и ящиках был порядок, а впрочем, все, чем обладала Зося Зельская, без труда можно было уместить в двух чемоданах. Несколько юбок, немного белья… В ящике небольшого столика лежала сберкнижка с вкладом в тысячу восемьсот злотых, несколько фотографий, писем. Майор забрал фотографию Окольского. Некоторые снимки были с надписями: «Самой дорогой Зосе…», «Зосе, которую никогда не покину…»
– Знаете ли вы, почему прокурор, – спросил майор, – санкционировал обыск?
– Знаю, – сказала она тихо. – Вы арестовали его? – Она смотрела на Кортеля.
– Когда вы видели Окольского в последний раз?
Зельская молчала.
– Когда вы последний раз были в гараже на Пшемысловой? – Он повторил вопрос, формулируя его так, чтобы она поняла, что они знают все.
Она вздохнула.
– Неделю назад. Я боялась туда ездить. Не за себя боялась. За него, – сразу же уточнила она.
– Кто, кроме вас, знал, где прячется Окольский?
Снова молчание.
– Кроме вас и пани Видавской? – уточнил майор.
– Бася ни в чем не виновата, – взорвалась она. – Оставьте ее в покое! Я умоляла ее, чтобы она поехала туда. Она вчера меня убеждала, что будет лучше для Болека, если он сам отдаст себя в руки милиции. Но я хотела подождать. Он тоже решил так.
– Как долго?
– До тех пор, пока не будет найден настоящий убийца, – сказала Зельская уже спокойно. – Поверьте ему! – умоляла она. – Не ставьте его перед судом, не выносите приговор. Ищите того, кто убил.
– А вы не подумали о том, что Окольский только ухудшает свое положение?
– У него не было другого выхода. – Она закрыла лицо руками. – Он знает не более того, что рассказал мне, а я все повторила вам. Что теперь с ним будет?
Оба, и Кортель и майор, чувствовали себя несколько неловко. Сказали Зельской, что она поедет с ними. Когда та стала одеваться, вышли в коридор.
– Не могу иметь дело с влюбленными девицами, – сказал майор. – Хотел бы поскорее поговорить с Золотой Аней.
Кортель думал о Басе. В комендатуру ехали на такси Янека. Бася сидела неподвижно, выпрямившись, плотно сжав губы. На него не глядела, молчала. Еще на площади Трех Крестов он мог попросить Янека повернуть и отвезти Басю домой, а майору сказать, что он следил за Зельской и был убежден, что Зося не станет втягивать в дело свою подругу. Если бы Бася не молчала! Если бы хоть пыталась оправдываться. Его охватил страх, что Бася знает больше, чем говорит, что…
Этот страх не покидал его и теперь, когда он лежал на диване в своей холостяцкой квартире, которую ненавидел, и слушал тиканье будильника. Кортель закрыл глаза и сразу провалился в темноту, но вдруг услышал телефонный звонок. Он подумал: звонит Бася, хотя знал, что этого не может быть. Кортель снял трубку. Докладывал поручик Соболь: он был сегодня дежурным.
– Принял рапорт опермашины, – сказал он. – Задержан Болеслав Окольский при очень странных обстоятельствах.
– Выезжаю. – Кортель сорвался с дивана. Мундир застегивал, сбегая по лестнице.
Обстоятельства в самом деле были странными. Опермашина ехала по Медзешинскому Валу. Узкая лента шоссе была пустой и скользкой от дождя, который прошел поздним вечером. Над Вислой висел туман. В 23.40 опермашина миновала перекресток с дорогой, называемой Косматки. Шоссе шло прямо, почти параллельно реке, по ровной местности. Фары доставали далеко, освещая склон Вала над Вислой. Сержант Курек, сидевший рядом с шофером, первым увидел двоих людей. Один лежал на обочине, а другой стоял над ним. Позже сержант не мог сказать с полной уверенностью, поднял ли этот второй руку, чтобы остановить машину, или просто торчал у дороги, жмурясь от света фар. Шофер же утверждал, что он поднял руку, хотя сам признавал, что мог и ошибиться. Кортель придавал определенное значение этой детали, понимая при этом, что могло быть и так и этак…
Опермашина притормозила, сержант взглянул на мужчину, неподвижно стоявшего у шоссе, но узнал его только тогда, когда тот взял в рот сигарету и осветил лицо спичкой…
– Что здесь случилось? – спросил Курек.
– Машина сбила пьяного, – услышал он в ответ. – Не знаю, жив ли. Я его оттащил с дороги. – И, вытащив из кармана пачку «Спорта», закурил, именно в этот момент Курек узнал его. Он вспомнил снимок, который находился у него в машине.
– Разыскиваемый Болеслав Окольский, – сказал Курек, и в его голосе появились нотки гордости: наконец-то к нему пришел успех.
Остальное все было просто: по радио вызвали дежурную группу и составили донесение. Человек, сбитый машиной, был еще жив, когда Кортель позвонил в госпиталь. Окольского же доставили в комендатуру. Он сидел в кабинете Кортеля небритый, грязный; избегал встречаться взглядом с инспектором, смотрел вниз, на вопросы отвечал тихо и медленно. Собственно говоря, это не был допрос, на допрос еще будет достаточно времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37