Но завтра предстоит новый день, новая борьба, а он был воином и решительно намеревался обрести свою потерянную силу.
Глава шестая
Утром Шошана встала, с трудом оделась, превозмогая боль от солнечных ожогов. Но сильнее этой боли ее мучило желание видеть его и быть с ним.
Роуыэна нигде не было видно, когда она вышла из своей спальни. Он оставил завтрак – свежее печенье и очищенные фрукты – не во дворе, на скамейке, где она уже привыкла есть вместе с ним, а на обеденном столе в столовой.
Шошана, возмутившись, вынесла тарелку во двор. Завтракая, она услышала в отдалении стук топора. В тот момент, когда она доела последнее печенье, Роунэн притащил на их кухню дерево.
Наблюдая за тем, как он тащит это дерево, она почувствовала то же самое, что вчера, когда смотрела, как он снимает рубашку, собираясь плавать. Все внутри у нее запело.
– Доброе утро, Роунэн.
Шошана многое бы отдала за то, чтобы увидеть его улыбку. Но он едва выдавил из себя приветствие и принялся распиливать принесенное дерево, а потом колоть дрова. Она снова вспомнила его сильные руки, готовящие целительную смесь прошлой ночью, и ее охватила дрожь.
Но сегодня его сила не была целительной. Он явно был сердит. При каждом взмахе топора в стороны разлетались тысячи щепок. Его мышцы были напряжены, лицо совершенно бесстрастно.
Он даже не спросил у нее, болят ли обожженные места, а они болели ужасно. Хватит ли у нее смелости попросить его наложить компрессы снова?
– Роунэн, – обратилась она к нему, хотя было очевидно, что он не намерен разговаривать, – вы сердитесь на меня?
Похоже, что-то изменилось в нем прошлой ночью, когда он расспрашивал ее о свадьбе. Он очень притих после того, как она сказала, что ее никто не заставлял выходить замуж.
– Нет, мэм, я не сержусь. На что я могу сердиться?
– Перестаньте!
Он положил топор, отер пот со лба поднятым воротником, потом скрестил руки на груди и с недоумением взглянул на нее.
– Я не имела в виду колку дров, – сказала она, сознавая, что он только сделал вид, что неправильно понял ее.
– Тогда что же вы имели в виду, принцесса?
– Почему вы держитесь так официально? Вы не были таким вчера.
– То, что было вчера, – сказал он напряженно, – было ошибкой. Я забылся, и такое больше не повторится.
– Получать удовольствие, заниматься подводным плаванием – это называется «забыться»?
– Да, мэм.
– Если вы еще раз назовете меня «мэм», я запущу вот этим кокосом в вашу толстенную голову!
– Вы, наверное, хотели сказать: в мою чугунную башку.
– Именно так.
Роунэн едва сдержал улыбку.
– Принцесса, – сказал он с досадой, – я на службе. Я нахожусь здесь не для того, чтобы развлекаться. Не для того, чтобы учить вас плавать или различать рыб. Моя задача – охранять вас и беречь до тех пор, пока я не смогу вернуть вас домой.
– На меня вполне могли напасть, пока вы рубили деревья в джунглях, – сказала она раздраженно. Как мог он не хотеть продолжения вчерашнего?
Не просто того физического прикосновения, хотя оно и вызвало у нее непреодолимое желание, а их веселого смеха и чувства товарищества.
– Я думаю, – сухо сказал Роунэн, – что, если бы террористы приближались к острову, я бы услышал их катер или вертолет. Я находился от вас всего в нескольких секундах ходьбы.
Он нарочно делал вид, что не понимает, о чем речь!
– А если бы меня укусила змея?
Он не ответил. Ей было ненавистно, что он вел себя с ней как с ребенком.
– Или съел бы тигр? – пробормотала она. – Напала обезьяна!
– Я знаю, что говорю. Здесь нет никакой опасности. Никакой. Ни убийц, ни змей, ни тигров, ни бешеных обезьян. Так что можете успокоиться.
Взмах топора. Щепки разлетелись в разные стороны. Роунэн собрал их и сложил в кучу, не поднимая, на Шошану глаз.
– Я расслабился вчера, и в результате вы получили сильный ожог.
– Уж не чувствуете ли вы себя виноватым в этом? Роунэн, это не ваша вина. К тому же в этом нет ничего смертельно опасного. Небольшой ожог, только и всего. Я уже почти не чувствую его сегодня.
Это была ложь, но, если эта ложь поможет убрать с его лица выражение холодной профессиональной отчужденности, она не будет напрасной.
Роунэн ничего не ответил, и Шошана поняла, что дело было не только в солнечном ожоге.
– Вы разозлились из-за того, что я согласилась выйти замуж?
Она попала в цель. Твердое и холодное выражение, появившееся на его лице, потрясло ее.
– Это абсолютно меня не касается.
– Неправда. Мы же друзья, и я хочу поговорить с вами об этом.
Она вдруг почувствовала, что, если поговорит с Роунэном, все ее внутренние сомнения исчезнут. Она поняла, что ужасное чувство одиночества, которое терзало ее с тех пор, как она ответила согласием принцу Махейлу, покинет ее наконец.
И она поймет, что ей делать.
– У меня умер кот, – вдруг выпалила она, – вот почему я согласилась выйти за принца.
Она правильно сделала, сказав это, хотя по его лицу поняла, что теперь он может подумать, будто у нее явно что-то не то с головой.
– Вы должны послушать насчет этого кота, – поспешно добавила она.
– Нет-нет, – предостерегающе поднял он руку. – Я не буду ничего слушать о коте. Не хочу, чтобы вы рассказывали мне о вашей личной жизни. Ничего. Мы не можем быть друзьями, – тихо сказал он. – Вы это понимаете?
А Шошана думала, что они уже вот-вот станут друзьями, а возможно, даже больше чем друзьями. В эти дни она провела в его обществе столько времени, сколько ни с кем раньше не проводила, и чувствовала, что тянется к нему, как цветок к солнцу.
Благодаря ему она открыла в себе много нового. Рядом с ним почувствовала себя сильной и уверенной. И полной жизни. Ей легко было быть самой собой рядом с ним. Да как у него язык повернулся сказать, что они не могут быть друзьями?
– Нет, – упрямо произнесла Шошана. – Я не понимаю этого.
– Вообще говоря, – заметил он, – понимаете вы это или нет, не имеет никакого значения, раз я это понимаю.
Она была в отчаянии. У нее было такое чувство, словно он плыл на плоту, а она стояла на берегу и расстояние между ними все увеличивалось. Ей необходимо вернуть его любым способом.
– Хорошо. Я не буду рассказывать вам о себе. Ничего.
Увидев его скептический взгляд, она поспешно добавила в отчаянии:
– Я заклею себе рот скотчем. Но мне нельзя появляться на солнце сегодня. Я надеялась, что вы научите меня играть в шахматы. Мама считает шахматы исключительно мужской игрой, в которую не должны играть девушки.
Роунэн знал, что Шошана станет хорошим шахматистом, если ее научить играть, но быстро отбросил эту мысль. Он промолчал.
– Вы умеете играть в шахматы?
Если бы ей только удалось усадить его рядом, им снова стало бы друг с другом легко и весело. Ей хотелось многое узнать о нем и чтобы он многое узнал о ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28