– спросил он. – Ведь это ты со своим приятелем пришел ко мне и попросил меня об этом. Не прошло и пятнадцати минут. Вот я и поставил снова. Не приписывай мне это дерьмо ни в коем случае. Как бы то ни было, я не спорю со старыми извращенцами.
– Старые извращенцы? О чем ты говоришь?
– Твой приятель,– сказал Вилли. – Ему не меньше семидесяти. Со своей бородой он похож на Рипа Ван Винкля. Откуда только такие извращенцы берутся?
– Ты… с ума сошел,– прошептал Эмилиано. Вилли пожал плечами и вернулся к своему журналу.
Сесиль на улице увидела, как Эмилиано убегал по тротуару. Он обернулся к ней и прокричал:
– Больше меня здесь не будет. Никогда! Хватит!
И побежал дальше по Сорок Второй улице в темноту. Сесиль перекрестилась, еще раз проверила замок на двери кассовой будки и, помолясь, улеглась поспать до рассвета.
Сидевший на своем кресле в первом ряду киноман запустил руку в попкорн с маслом и набил им рот. Перед ним были картины изувеченных тел, извлеченных из руин лондонского здания, взорванного ирландскими террористами. Он склонил голову набок, с интересом разглядывая вид переломанных костей и крови. Камера, объектив которой замутился и дрожал, сфокусировалась на обезумевшем лице молодой женщины, баюкавшей мертвого ребенка.
Киноман хохотал так, словно смотрел комедию. В его смехе были отзвуки визга напалмовых бомб, зажигательных снарядов и ракет Томагавк, он эхом отзывался в кинотеатре, и если бы там были другие люди, каждый из них был бы измучен воспоминаниями о своих собственных ужасах.
В отраженном от экрана свете лицо человека претерпело изменения. Больше он не напоминал ни шведа, ни бразильца, не было у него и бороды Рипа Ван Винкля, черты лица его сливались в что–то одно, как будто медленно плавилась восковая маска, кости под кожей меняли свою форму. Черты сотен лиц возникали и пропадали, как гноящиеся шрамы. Пока на экране показывали вскрытие на последней стадии, человек всплескивал руками в радостном оживлении.
– Уже пора! – думал он. – Пора уже представлению начинаться!
Много времени ждал он поднятия занавеса, много износил лиц и кож, и момент приблизился, подошел очень близко. Он видел крен, ведущий к разрушению, сквозь множество глаз, нюхал пламя, и дым, и кровь в воздухе как смертельно пьянящие духи. Момент приближался, и этот момент будет принадлежать ему.
О, да! Пора уже представлению начинаться!
Он был терпеливым созданием, но сейчас едва мог удержаться, чтобы не пуститься в пляс. Возможно, короткий “ватуси” там, в проходе, будет кстати, тогда он раздавит этого таракана за кондитерским прилавком. Это похоже на ожидание празднования дня рождения, и, когда свечи зажгутся, он откинет голову и зарычит так громко, что Бог содрогнется.
Уже пора! Уже пора!
Когда же оно начнется? – волновался он. Кто первым нажмет кнопку – не имеет значения, он почти слышал, как разбивается стекло, опускается предохранительная скоба и пламя разгорается в ракетоносителях. Это была музыка Голанских высот, Бейрута и Тегерана, Дублина и Варшавы, Иоханнесбурга и Вьетнама – только на этот раз музыка закончится последним оглушительным крещендо.
Он засунул пригоршню попкорна в рот, жадно открывшийся посреди правой щеки. Партия окончена! – подумал он и захихикал, подобно скрежету стекла. Прошлой ночью он сошел с автобуса из Филадельфии, и прогуливаясь по Сорок Второй улице, увидел, что показывают этот фильм. Он воспользовался этой возможностью получить наслаждение от просмотра “Лиц смерти, часть 4”, как всегда, где ему удавалось. Позади зрелища, конечно, как всегда была небольшая толпа, но он всегда мог узнать среди нее себя. Там было много от него, стоящего над кучей трупов после взрыва на футбольном стадионе в Италии, выглядевшего прилично напуганным, в другом случае он промелькнул, уже с другим лицом, в массовой резне в аэропорте Парижа.
Потом он путешествовал, меняя автобусы, от города к городу, разглядывая Америку. В Европе было так много террористических групп и вооруженных банд, что его влияния не требовалось, хотя ему и доставило удовольствие подготовить эту мощную бомбочку в Бейруте. Он побыл немного в Вашингтоне, но там нигде, ни в одном кинотеатре не показывали “Лики смерти, часть 4”. Но все же в Вашингтоне было так много возможностей, и если потолкаться среди пентагоновских мальчиков и членов Кабинета Министров на какой–нибудь из вечеринок, то невозможно предсказать, что может из этого выйти возбуждающего.
Теперь все закручивалось вокруг него. Он ощущал нервные пальцы, зависшие над красными кнопками по всему миру. Летчики реактивных самолетов готовы сражаться, командиры подлодок вслушиваться в подводные шумы, старые львы готовы кусаться. И что самое изумительное, так это то, что они делали это сами по себе. Он чувствовал свою почти полную безнадобность для этого, но его звездный час быстро приближался.
Единственное, что его беспокоило, чтобы это быстро не кончилось, даже при всем том, что молния готова сверкнуть. Нужно, чтобы оставались еще островки людей, чтобы маленькие городки боролись за выживание, как крысы у взорванного фундамента. Он очень хорошо понимал, что огненные смерчи, ураганы радиации и черные дожди уничтожат большинство их, а те, кто останутся, тысячу раз пожалеют, что не погибли.
А в конце всего он станцует “ватуси” и на их могилах.
Уже время! Тик–так, тик–так, думал он. Ничто не остановит время.
Он – терпеливое создание, но ждать пришлось слишком долго. Еще несколько часов только разожгут его аппетит, а он очень, очень голоден. А пока он наслаждался, разглядывая себя в этом фильме.
Занавес поднимается! – думал он, и рот в середине его лба ухмыльнулся, прежде чем исчезнуть в плоти, подобно червю в мокрой земле.
Время зрелищ!
Глава 7. Судный День
10 часов 16 минут (восточное время).
Нью–Йорк
На крыше машины вращался голубой фонарь. Лил холодный дождь, и молодой человек в желтом дождевике протягивал руки.
– Дайте ее мне, леди,– говорил он, и голос его звучал так глухо, как будто он говорил со дна колодца. – Пойдемте отсюда. Дайте ее мне.
– Нет,– закричала Сестра Ужас, и лицо мужчины распалось на кусочки, как разбитое зеркало. Она простерла руки, чтобы оттолкнуть его, и затем оказалась сидящей, а кошмар таял по кусочкам, как серебряные льдинки. Звук ее крика эхом бьется между стенами из шершавых серых кирпичей, а она сидит, ничего не видя, пока постепенно успокаивающиеся нервы сотрясают ее тело.
О, думает она, когда в голове проясняется, это плохо. Она прикасается к своему липкому лбу, и пальцы становятся влажными. Оно было рядом, думает она. Юный демон в желтом дождевике опять был тут, совсем рядом, и он чуть не забрал мое…
Она хмурится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
– Старые извращенцы? О чем ты говоришь?
– Твой приятель,– сказал Вилли. – Ему не меньше семидесяти. Со своей бородой он похож на Рипа Ван Винкля. Откуда только такие извращенцы берутся?
– Ты… с ума сошел,– прошептал Эмилиано. Вилли пожал плечами и вернулся к своему журналу.
Сесиль на улице увидела, как Эмилиано убегал по тротуару. Он обернулся к ней и прокричал:
– Больше меня здесь не будет. Никогда! Хватит!
И побежал дальше по Сорок Второй улице в темноту. Сесиль перекрестилась, еще раз проверила замок на двери кассовой будки и, помолясь, улеглась поспать до рассвета.
Сидевший на своем кресле в первом ряду киноман запустил руку в попкорн с маслом и набил им рот. Перед ним были картины изувеченных тел, извлеченных из руин лондонского здания, взорванного ирландскими террористами. Он склонил голову набок, с интересом разглядывая вид переломанных костей и крови. Камера, объектив которой замутился и дрожал, сфокусировалась на обезумевшем лице молодой женщины, баюкавшей мертвого ребенка.
Киноман хохотал так, словно смотрел комедию. В его смехе были отзвуки визга напалмовых бомб, зажигательных снарядов и ракет Томагавк, он эхом отзывался в кинотеатре, и если бы там были другие люди, каждый из них был бы измучен воспоминаниями о своих собственных ужасах.
В отраженном от экрана свете лицо человека претерпело изменения. Больше он не напоминал ни шведа, ни бразильца, не было у него и бороды Рипа Ван Винкля, черты лица его сливались в что–то одно, как будто медленно плавилась восковая маска, кости под кожей меняли свою форму. Черты сотен лиц возникали и пропадали, как гноящиеся шрамы. Пока на экране показывали вскрытие на последней стадии, человек всплескивал руками в радостном оживлении.
– Уже пора! – думал он. – Пора уже представлению начинаться!
Много времени ждал он поднятия занавеса, много износил лиц и кож, и момент приблизился, подошел очень близко. Он видел крен, ведущий к разрушению, сквозь множество глаз, нюхал пламя, и дым, и кровь в воздухе как смертельно пьянящие духи. Момент приближался, и этот момент будет принадлежать ему.
О, да! Пора уже представлению начинаться!
Он был терпеливым созданием, но сейчас едва мог удержаться, чтобы не пуститься в пляс. Возможно, короткий “ватуси” там, в проходе, будет кстати, тогда он раздавит этого таракана за кондитерским прилавком. Это похоже на ожидание празднования дня рождения, и, когда свечи зажгутся, он откинет голову и зарычит так громко, что Бог содрогнется.
Уже пора! Уже пора!
Когда же оно начнется? – волновался он. Кто первым нажмет кнопку – не имеет значения, он почти слышал, как разбивается стекло, опускается предохранительная скоба и пламя разгорается в ракетоносителях. Это была музыка Голанских высот, Бейрута и Тегерана, Дублина и Варшавы, Иоханнесбурга и Вьетнама – только на этот раз музыка закончится последним оглушительным крещендо.
Он засунул пригоршню попкорна в рот, жадно открывшийся посреди правой щеки. Партия окончена! – подумал он и захихикал, подобно скрежету стекла. Прошлой ночью он сошел с автобуса из Филадельфии, и прогуливаясь по Сорок Второй улице, увидел, что показывают этот фильм. Он воспользовался этой возможностью получить наслаждение от просмотра “Лиц смерти, часть 4”, как всегда, где ему удавалось. Позади зрелища, конечно, как всегда была небольшая толпа, но он всегда мог узнать среди нее себя. Там было много от него, стоящего над кучей трупов после взрыва на футбольном стадионе в Италии, выглядевшего прилично напуганным, в другом случае он промелькнул, уже с другим лицом, в массовой резне в аэропорте Парижа.
Потом он путешествовал, меняя автобусы, от города к городу, разглядывая Америку. В Европе было так много террористических групп и вооруженных банд, что его влияния не требовалось, хотя ему и доставило удовольствие подготовить эту мощную бомбочку в Бейруте. Он побыл немного в Вашингтоне, но там нигде, ни в одном кинотеатре не показывали “Лики смерти, часть 4”. Но все же в Вашингтоне было так много возможностей, и если потолкаться среди пентагоновских мальчиков и членов Кабинета Министров на какой–нибудь из вечеринок, то невозможно предсказать, что может из этого выйти возбуждающего.
Теперь все закручивалось вокруг него. Он ощущал нервные пальцы, зависшие над красными кнопками по всему миру. Летчики реактивных самолетов готовы сражаться, командиры подлодок вслушиваться в подводные шумы, старые львы готовы кусаться. И что самое изумительное, так это то, что они делали это сами по себе. Он чувствовал свою почти полную безнадобность для этого, но его звездный час быстро приближался.
Единственное, что его беспокоило, чтобы это быстро не кончилось, даже при всем том, что молния готова сверкнуть. Нужно, чтобы оставались еще островки людей, чтобы маленькие городки боролись за выживание, как крысы у взорванного фундамента. Он очень хорошо понимал, что огненные смерчи, ураганы радиации и черные дожди уничтожат большинство их, а те, кто останутся, тысячу раз пожалеют, что не погибли.
А в конце всего он станцует “ватуси” и на их могилах.
Уже время! Тик–так, тик–так, думал он. Ничто не остановит время.
Он – терпеливое создание, но ждать пришлось слишком долго. Еще несколько часов только разожгут его аппетит, а он очень, очень голоден. А пока он наслаждался, разглядывая себя в этом фильме.
Занавес поднимается! – думал он, и рот в середине его лба ухмыльнулся, прежде чем исчезнуть в плоти, подобно червю в мокрой земле.
Время зрелищ!
Глава 7. Судный День
10 часов 16 минут (восточное время).
Нью–Йорк
На крыше машины вращался голубой фонарь. Лил холодный дождь, и молодой человек в желтом дождевике протягивал руки.
– Дайте ее мне, леди,– говорил он, и голос его звучал так глухо, как будто он говорил со дна колодца. – Пойдемте отсюда. Дайте ее мне.
– Нет,– закричала Сестра Ужас, и лицо мужчины распалось на кусочки, как разбитое зеркало. Она простерла руки, чтобы оттолкнуть его, и затем оказалась сидящей, а кошмар таял по кусочкам, как серебряные льдинки. Звук ее крика эхом бьется между стенами из шершавых серых кирпичей, а она сидит, ничего не видя, пока постепенно успокаивающиеся нервы сотрясают ее тело.
О, думает она, когда в голове проясняется, это плохо. Она прикасается к своему липкому лбу, и пальцы становятся влажными. Оно было рядом, думает она. Юный демон в желтом дождевике опять был тут, совсем рядом, и он чуть не забрал мое…
Она хмурится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128